Пышечка - Джули Мёрфи

я не извиняюсь. Просто мне сложно не быть все время грубой. У меня, в отличие от тебя, нет друзей. Никто даже не хочет идти рядом со мной по коридору.

– Не глупи, – говорю я, – друзья у тебя есть.

Но закрой я глаза – и сразу увижу одинокую Ханну в школе, с ног до головы облаченную в черное; увижу, как она плотно сжимает губы в надежде, что народ забудет о ее зубах.

– Я хотела подорвать конкурс изнутри. Я только потому и зарегистрировалась. Хотела, чтобы меня запомнили не как девушку с торчащими зубами, а как ту, кто испортила конкурс. – С секунду она молчит. – Но потом узнала мама. Она увидела пакет, который нам подарили при регистрации, и ужасно мной загордилась. Так что теперь…

– …Теперь ты не можешь соскочить.

Все наконец прояснилось. Если бы со мной обращались хоть вполовину так же плохо, как с Ханной, я бы тоже мечтала саботировать конкурс.

– Пойду-ка я спать. Давай свои жестянки, я выкину их дома.

Я допиваю пиво и, когда Ханна протягивает руку, передаю ей две пустые банки. Она встает, и я чувствую, как двигается диван. Я не вижу, где она стоит и смотрит ли на меня, но все равно говорю:

– Не хочу, конечно, сыпать банальностями, но я твоя подруга. И говорю это не потому, что у тебя нет друзей. Просто ты мне нравишься. И мне нравится с тобой общаться.

В комнате повисает такая тишина, словно Ханна уже ушла. А потом она шепотом произносит:

– Ладно.

Я скучаю по Эллен и никогда не перестану по ней скучать. Но какое же облегчение – знать, что у меня появилась подруга, с которой можно поговорить о чем-то, кроме дурацкого конкурса красоты. Даже если откровенничать мы можем только в темноте.

•

Вернувшись домой утром, я обнаруживаю маму на втором этаже, в комнате Люси. Мы обе теперь редко сюда заходим с тех пор, как мама начала переделывать ее в мастерскую. Мама по уши занята конкурсом, а я слишком погружена в себя, поэтому комната Люси, можно сказать, тихо ждала своего часа. Может быть, думаю я, мама тоже иногда сюда заглядывает – просто повидаться с Люси, побыть с ней рядом.

Однако сегодня она напялила свой нелепый спортивный костюм Juicy Couture и одну за другой яростно надписывает коробки: «БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ». Она пришла не чтобы повидаться с Люси, а чтобы избавиться от нее.

Когда мама в дурном настроении, она берется за уборку и сейчас убирает комнату Люси, а это портит настроение мне. Минус на минус плюса не дает. Мы до сих пор не остыли после ссоры с платьем и стараемся друг друга не провоцировать. По правде сказать, если она его не одобрит, мне крышка. Других вариантов у меня не будет. Толстушка не может просто зайти в секонд-хенд и – ТА-ДАМ! – найти себе приличное платье по размеру.

Что меня, собственно, и выбешивает во всей этой истории. Мама руководит конкурсом, а остальные лишь выполняют ее приказы. Она может запросто сказать «да». Казалось бы, она должна пускать фейерверки, ведь ее дочь, которая не способна подобрать для своей задницы даже джинсов, нашла платье, которое не уродует ее, не висит на ней мешком и застегивается. ЗАСТЕГИВАЕТСЯ!

И вот теперь – комната. Мама копается в вещах, переворачивая вверх дном пожитки Люси, и от каждого ее движения, даже самого незначительного, меня пронизывает такая боль, будто я случайно положила руку на раскаленную конфорку.

– Какого черта ты здесь делаешь? – Я говорю слишком громко, слишком резко.

Мама бросает на меня взгляд.

– Не слышала, как ты вошла. – Потом отворачивается. – Это барахло не может лежать здесь вечно. Знаешь, надеюсь, когда я умру, ты не бросишь мои вещи вот так пылиться на долгие месяцы.

– Это вещи Люси, мам. Они принадлежат ей.

– Детка, принадлежали. Они принадлежали ей. В декабре будет год с ее смерти. И я не собираюсь оставлять все это здесь, будто у нас не дом, а святилище какое-то.

Я трясу головой. По щекам у меня катятся слезы. Прошел уже год. Целый год.

– Перестань, – говорю я. – Пожалуйста, перестань.

Теперь она оборачивается ко мне, и на лице у нее читается паника. Кажется, я навсегда запомню то, что она сейчас скажет или сделает. Я никогда не плачу на мамином плече: мы словно танцуем рядом, но никогда не пересекаемся.

Мама делает несколько шагов мне навстречу, и ее тапочки шлепают по полу.

Я подаюсь вперед: кажется, она вот-вот меня обнимет. Не просто обовьет руками за талию, заметив вскользь, что пальцы почти сомкнулись, а по-настоящему обнимет. Так, что я утону, забудусь в ее руках.

– В выходные отвезу все это в приют для бездомных. Если тебе что-то отсюда нужно, самое время порыться и забрать. – Она легонько похлопывает меня по плечу. – Пойду соображу что-нибудь к обеду, пока ты не уехала на работу.

Дверь за ней закрывается, и я падаю на кровать Люси. Воспоминания последних недель накрывают меня с головой.

У меня нет платья. У меня есть не-совсем-парень, и я не могу даже представить, что мы вместе появимся на людях, потому что при одной мысли об этом меня переполняет отвращение к самой себе. Есть Митч, с которым я веду себя просто по-свински. Мама. Эллен. И нет Люси.

Мне нужна Люси. Она должна быть рядом, должна посоветовать, что делать. Подсказать решение, которое мне самой бы и в голову не пришло.

Я думаю о том, что могу изменить.