Последний из Рода - Наталья Авербух

— Да, все так, — Кольд протянул мне руку, помогая подняться. Уже у входа в «Хвост» он произнес: — Только вот я не об этом. Я о клятве.

— О клятве? — не понял я.

— Погоди, давай воздухом подышим, — предложил Кольд. — Там народ расшумелся. Они всегда такие… Пока историю по косточкам не разберут, не успокоятся. Сколько всегда помню, всегда так было — традиция.

Он запрокинул голову, вздохнул и продолжил:

— Так вот, что я хотел сказать-то… Менестрели поют о Тиане Берсерке, уведшем в Огнь жителей Великого Града — врут, собаки. Никуда он никого не уводил. Что отдал — то верно, но вот уйдешь в Огнь — не встретишь там армии своего великого предка. Нет их там.

Я невольно заинтересовался.

— Так где же они тогда?

— Спят, — кратко ответил Кольд, а потом объяснил: — Спят его алые гвардейцы, спят маги и жители Великого Града. Ибо не в бою за свои жизни пали они — за Рось. И поклялись они, что не будет им покоя, пока ступают по землям этого мира ноги отвратительных демонов с края мира. Они ждут. Ждут, пока не придет время мстить, пока не окажутся их потомки пред лицом той же напасти, пока не призовет их командир, пока не заполыхает среди тьмы и снега осеннее пламя…

— Красиво сказываешь, — я вздохнул. — Только кто ж знает, как их призвать? Да и демонов тех, небось, академики уничтожили.

— Все может быть, — пожал плечами Кольд. — Что знаю — то и рассказал тебе. Небось не таким тебе предок казался, а?

— Не таким, — признался я, зябко ежась. — О нем много что рассказывают, и везде изображают этаким монстром, полузверем, теряющим разум от запаха крови. А по твоему рассказу он…

— Он?

— Всего лишь человек. Со своими слабостями, страхами… Он действительно был таким?

— Кто знает, — Кольд усмехнулся. — Я — врун, каких Порядок не видывал. Сам решай, верить мне или нет. — Он прислушался к доносящимся из «Хвоста» разговорам. — Вроде стихло, пошли.

— Да нет, — неожиданно передумал я. — Ты мне своими байками весь аппетит отбил, пойду-ка лучше домой, а то Нара, небось, волнуется.

— Нара волнуется! — передразнил меня колдун. — Ты со своей Нарой как с торбой писаной носишься! Говорю тебе — ничего хорошего из этого не выйдет.

— Кольд, ну что ты так?! — разозлился я. — Тебе же она нравится. «Красавица» то, «красавица» се… Это ты с ней всю дорогу носился!

— А я и не говорю, что Нара твоя плоха, я просто повторяю — не для тебя она. Ты что о ней знаешь? Ни-че-го. А меня вот обмануть не так просто.

— Ты о чем это? — насторожился я.

Кольд поморщился, проводил взглядом парочку подвыпивших стражников.

— Не к месту разговор. — Сухо. — Завтра меня спроси, если не передумаешь. А пока иди домой, и правда — так лучше будет. А придешь, проверь, где она-то… Сомневаюсь, что она тебя ждет. Ночь сегодня темная… Как раз такие они и любят.

Нара

Старейший сдержал свое слово: ночью, когда в таверне все уснули, он пришел за мной.

— И здесь ты живешь? — спросил баньши, окидывая комнату презрительным взглядом. Скривился, словно что-то кислое укусил. — Это все, что может тебе дать твой человек?

— Не говори так о нем! — резко. Да, мой Род пришел в упадок, но не Старейшему судить меня и моего человека! Его люди сидят себе в тепле и довольстве, горя не знают, но не о них будут петь барды тысячи лет спустя — о моем, нищем и бездомном, но Воине.

— Тише, не кричи. Меня никто слышать не может, а вот ты поднимешь на ноги всех смертных в округе. Готова идти со мной? Возьми гитару. — Он вновь поморщился.

— Да, Старейший. — Соглашаюсь, сама не зная, почему. Соскучилась по сородичам? Заинтересовалась неожиданным приглашениям? Боялась отказать могущественному баньши? Не знаю… Всего понемногу.

— Не спускайся по лестнице, — приказал Старейший. — Привлечешь слишком много внимания. Лезь в окно.

— Как? У меня нет ни лестницы, ни веревки, Старейший.

— А пауки на что? — усмехается баньши. Он подошел к открытому окну, и вызвал паука. Одного-единственного, даже не очень крупного. Вызвал и приказал вытянуть нить.

— Ты издеваешься? Я не паук, не муха, будь я даже в десять раз меньше… — Он не дал мне договорить:

— Погоди, ты не видела всего. Вот сейчас — смотри.

Старейший погладил паутину. Она засветилась, принялась утолщаться… к подоконнику в моей комнате был прилеплен толстый канат, на вид прочный и надежный.

— Лезь! — приказывает мне баньши. — Он не оборвется и не отклеится. Лезь!

Мне ничего не остается, как повиноваться. Я вешаю гитару за спину, подхожу к окну. Каната неприятно касаться, он липнет к ладоням, словно не хочет отпускать. Брезгливо отдёргиваю руки.

— Это же паутина, — напоминает Старейший. — Лезь!

Я повинуюсь.

Если бы у меня была обычная веревка, я бы сто раз успела упасть. К счастью, эта оказалась клейкой ровно настолько, чтобы я не могла случайно оступившись, сорваться. Оказавшись на земле, я прислоняюсь к стене и пытаюсь восстановить дыхание. Смотрю на содранные ладони. Больно!

— Что ты встала? — удивляется Старейший. Кажется, он не понимает, что мое тело может уставать и испытывать боль… — Идем скорее!

Баньши провел меня по темным улицам Костряков. Он был прав — нам никто не встретился на пути, словно кто-то предупредил всех жителей, что не надо сейчас выходить из домов. Нет, я ошиблась. Несколько раз до нас доносились чьи-то голоса, но издалека, ни разу не приблизившись.

Потом был спуск в подвал заброшенного дома, проход по темному и длинному тоннелю… потом мы вышли на воздух.

Пустошь. Нас уже ждали.

— Что так долго, Старейший? — спросила одна из баньши. Кажется, ее звали Гана… а, впрочем, не помню.

— Смертные медленно ходят, — пояснил мой проводник. Все рассмеялись, но он остался серьезным. — Нара, ты знаешь, что должна сделать?

— Круг? — тихо спросила я.

— Да. Ты единственная из нас можешь его нарисовать. Значит, мы можем не прибегать к помощи посторонних.

— Мы подскажем тебе заклинания, — пообещала Гана. — Ты ведь никогда не могла запомнить больше строчки.

Все рассмеялись.

— Как забавно видеть тебя человеком! — произнесла другая баньши, Элия. — Нара, ты должна пообещать перед следующей выходкой предупредить меня. Мы все держим пари о том, на какую дурь ты еще способна. Нет, в самом деле, сначала предупреди меня!

— И меня! И меня! — наперебой закричали другие. Старейший отогнал их.

— Не отвлекайте Нару, — произнес он. — Ей надо сосредоточиться.

Я положила гитару на траву, выпрямилась, посмотрела на затянутое облаками ночное небо. Гана подошла ближе, шепнула несколько слов. Я подхватила, запела, закричала. Магия. Заклинание. Другие баньши запели следом за мной, а я пошла по кругу, очерчивая его то правой, то левой ногой. Когда я остановилась, в траве светилось кольцо, а все баньши оставались внутри. Я перегнулась через начерченную мной линию и подобрала гитару. Сняла плащ, сложила пополам, постелила и устроилась как могла удобнее. Я провела рукой по струнам, прислушалась к стону гитары. Баньши медленно опускались на землю — обычно мы плывем над ней, не касаясь ногами поверхности — и одевались плотью. Этой ночью, в этом кругу они могли быть такими, какими мы бываем только в доме своей Эйш-Тан. В воздухе одуряющее пахло цветами — теми, которые цветут лишь в Темном лесу. В воздухе пахло нашей магией.