Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани - Патриция Хилсбург

— Как хотите, — сказал Чак. — Конечно, меня это не касается. Но если вам станет немножко полегче, то почему бы не рассказать?

Хромой торопливо кивнул.

— Знаешь, бывает, встретятся случайно двое людей, например, в порту где-нибудь на скамейке и ни с того, ни с сего начнут говорить о Боге. Такого с тобой никогда не случалось?

— Говорить о Боге? Случалось.

— Ну так вот. Бывает, встретятся и начнут говорить. А ведь это мужчины, каждый из которых и с лучшим-то другом постеснялся об этом говорить.

— Нет, отчего же, так бывает. Я знаю, — Чак наконец взял свой стаканчик и выпил.

— А она была замечательная, — продолжал хромой, — иногда немного на язык острая, но такая славная. Мы с Мирюэль полюбили друг друга с первого взгляда. Я встретил ее в баре недалеко от Сиднея. Это было два года и три месяца тому назад. Вообще-то в этом баре трудно было рассчитывать на встречу с порядочной женщиной. Но мне повезло. Мы поженились, я ее любил. И представляешь, я как последний дурак изменил ей.

Чак пошевелился, чтобы показать, что слушает внимательно. Но ничего не сказал — он боялся нарушить настроение этого совершенно незнакомого ему человека. Стаканчик он вновь наполнил, но держал в руке нетронутым.

— Я люблю немного выпить, — сказал хромой.

Чак наполнил и его стаканчик.

Хромой тут же опрокинул и с грустью в голосе продолжил:

— Ты, наверное, знаешь, как бывает в браке. Проходит какое-то время и появляется идиотское желание пощупать другую бабу. Может, это и подло, но это так. Ничтожество я? — хромой посмотрел в глаза Чаку.

Чак неопределенно качнул головой.

— Всякое бывает, — он поднял стаканчик и проглотил его содержимое, потом взял бутылку и передал хромому.

Над мужчинами, сидевшими на камнях, кружились два больших жука.

— Да, — вновь заговорил хромой, — все жители на этом побережье немного сумасшедшие и я такой же. Казалось бы, живу, расходов немного, каждый месяц получаю пенсию, половину моего военного жалования, рядом красивая белокурая жена, чего еще желать? А я все время, как ненормальный, позволял себе заглядываться в ту сторону, — он кивнул на большое здание отеля.

В лучах заходящего солнца отель окрасился в цвет темной ржавчины.

— Представляешь, — хромой приподнялся, сменил положение, — рядом с собственным домом, прямо под нашими окнами. И с кем, с кем я изменил, ты можешь представить?

Чак пожал плечами и слегка развел руки.

— А-а-а. С какой-то разнаряженной потаскухой, которая для меня значит не больше, чем соломинка на дороге. О Господи, что я за осел! Сволочь! Каким скотом может стать мужчина, — хромой выпил и поставил бутылку на камень.

Потом вынул из кармана сигарету, чиркнул спичкой и глубоко затянулся.

Чак молчал, боясь вздохнуть, как взломщик, спрятавшись за дверьми.

— Черт меня подери! Ну ладно, коль ты собрался изменить, так уж выбери для себя бабу более-менее. Но эта баба там, в отеле, она такая же блондинка, как и моя жена, такого же роста, фигура такая же. Даже глаза такого цвета. Ты хочешь спросить, красивая?

Чак кивнул.

— Может быть. Но не красивее других, а моей жене и в подметки не годится. Так тем утром иду я к большому дому, мне надо было кое-что закупить в баре. А она выходит из задней двери в одной пижаме, да еще совсем прозрачной. Ну, все видно, понимаешь? И говорит своим ленивым голоском: «Заходи, Боб, выпей стаканчик. Такое прекрасное утро, а ты вкалывать собираешься».

— Что, прямо так и сказала? — перебил наконец Чак.

— Ну да, так и сказала: «Вкалывать будешь, Боб?»

Чак хмыкнул и тоже принялся рыться в карманах в поисках сигарет. Хромой вытащил свою пачку, вытряхнул измятую сигарету и подал Чаку. Чак прикурил, жадно затянулся и уставился на мужчину.

— Знаешь, я даже не спрашиваю, как тебя зовут. Это не имеет значения. И совсем не важно, сыщик ты или бандит. Мне все равно. Главное, что ты сидишь напротив и слушаешь меня. И я могу тебе рассказать о том, что делается у меня на душе. А на душе у меня погано-погано. Ты себе даже представить не можешь, как мне тошно, — мужчина вытер рукавом глаза.

Чак курил и старался не смотреть на своего собеседника.

— Я уже говорил тебе, выпить я не прочь, а тут она со своими развратными глазенками и предлагает выпить. Ну, я выпил рюмку, а она еще наливает, потом еще… Ну, и сам понимаешь, ее наглые глазищи так и сверкают передо мной, манят… — хромой мужчина как-то криво и зло усмехнулся, зашуршал галькой.

— Ну, дальше все понятно, — сказал Чак, — постель и все такое прочее.

Хромой вдруг ни с того, ни сего завелся.

— Ты говоришь, постель? О-о, постель у нее была замечательная, это-то я хорошо запомнил, удобная.

Он замолчал, последние слова как бы повисли в воздухе. Потом он наклонился над бутылкой и уставился на нее. Казалось, он в душе борется с нею, но она победила. Мужчина сделал большой глоток из горлышка, потом решительно завинтил пробку — пустая. Поднял небольшой окатанный камешек и бросил его в воду.

— У тебя есть жена? — обратился он к Чаку.

— Да, есть, — спокойно ответил Чак.

— Ты ее любишь?

— Кажется, да, — Чак неуверенно пожал плечами, — но у меня есть еще и дочка. Она очень маленькая, ей всего лишь шестой год. И вот ее-то я люблю точно. Знаешь, я очень люблю свою дочку.

— Успокойся, не волнуйся, — сказал хромой, — все у тебя хорошо. Жена, дочка… А я совсем один. Просто один на всем этом чертовом побережье. Так вот я хочу досказать тебе все, до конца. Вышел я из отеля, возвращаюсь к дому. Я, как ты понимаешь, не новичок в подобных делах. Думаю, все обойдется. Да, мы, мужики, чертовски ошибаемся в таких вещах. На этот раз я поплатился — моя жена мне такого наговорила… Она так бранилась… Я и понятия не имел, что она знает подобные слова. Меня как громом поразило.

— И что? — Чак оторвал взгляд от океана.

— Как что? — язык мужчины уже еле поворачивался от алкоголя.

— Я спрашиваю, что было дальше?

— Дальше? Дальше ни черта не было.

— Ясно, — подвел Чак, — она ушла.

— Да, конечно, ушла, в тот же вечер, когда меня не было дома. Мне так дерьмово было, что я не мог оставаться трезвым. Сел в свою фуру, поехал к озеру, собрал несколько таких же бродяг, как я, и надрался вдрызг.

— Ну, это всегда помогает.

— Помогает? Тебе, может, и помогает. А мне ни черта это не помогло.

— Ну что ж, значит, недостаточно ты надрался.

— Нет, надрался я очень здорово, я даже не помню как сел в машину.

— И такое бывает, — рассудительно проговорил Чак.

— Да, напился я до чертиков, а легче мне не стало. Возвращаюсь часа в четыре или пять, а жены и след простыл. Упаковала чемоданы и исчезла.