О материалистическом подходе к явлениям языка - Борис Александрович Серебренников

праязыковое состояние. Однако наличие умлаута е : о никак не соотносится с предположением, что в индоевропейском был только один гласный е. Наличие только одного гласного е потребовало бы огромной компенсации за счет развития согласных. Однако такого огромного количества согласных в индоевропейском праязыке, по-видимому, не было.

В тюркских языках более раннего периода плавные и носовые, т.е. m, n, r, l не могли употребляться в начале слова. Отсюда можно сделать вывод, что и в тюркском праязыке, во всяком случае в его более раннем состоянии, в начале слова звонкие согласные вообще не были употребительны.

В современных мордовских языках глагол практически может занимать любое место в предложении. Было ли такое положение дел изначальным?

Некоторые соображения заставляют предполагать, что некогда в мордовских языках глагол располагался в конце предложения. В качестве косвенных доказательств могут быть приведены следующие аргументы: 1) морфологический строй мордовского языка в основном агглютинативный, 2) закон порядка слов определение + определяемое, хотя и нарушается под влиянием русского языка, все же прослеживается довольно четко, 3) в языке существует довольно большое количество послелогов, 4) в полной мере развиты притяжательные суффиксы, 5) конструкции, играющие роль различных обстоятельств, располагаются перед определяемым ими именем существительным. В языках ярко выраженного агглютинативного типа глагол обычно занимает конечное положение во фразе. Все вышеприведенные косвенные данные говорят о том, что факторы, способствовавшие оттеснению глагола в конец предложения, в древнемордовском языке несомненно существовали. Однако все эти доводы принадлежат пока к категории косвенных доказательств. Их необходимо дополнить прямыми свидетельствами. Прямым свидетельством того, что в древнемордовском языке глагол занимал конечное положение, могут служить формы типа эрзя-морд. невтезель ʽбыл показанʼ, аравтозель ʽбыл поставленʼ и т.д. Элемент -эль в приведенных формах представляет древнюю форму 3-го лица ед. числа первого прошедшего времени вспомогательного глагола улемс ʽбытьʼ, соединенную с причастием прошедшего времени на -зь. Об этом свидетельствуют и формы продленного прошедшего времени в эрзя-мордовском языке типа молилинь ʽя ходилʼ из моли улинь ʽя ходящий былʼ. Если бы в древнемордовском языке глагол не занимал конечного положения, формы типа невтезель, аравтозель, молилинь и т.д. были бы невозможны.

Особенно полезным при сравнительно-исторических исследованиях может быть использование типовых линий изменения.

Вопрос о существовании в тюркском праязыке начального j относится к спорным вопросам тюркологии. Некоторые тюркологи упорно утверждают, что в тюркском праязыке начальный j отсутствовал. Начальный j возник из ө (глухого межзубного спиранта)[449]. Другие тюркологи придерживаются той точки зрения, что начальный j был возможен.

По-видимому, ближе к истине вторая точка зрения, согласно которой начальный j в тюркском праязыке был возможен. Случаи превращения начального j в позиции перед гласным в аффрикату ǯ отмечены в ряде языков. Начальный латинский j в положении перед гласным переходил в аффрикату g в истории испанского, португальского и ретороманского языков. Древнеиндийскому начальному y соответствует аффриката ǯ в некоторых новоиндийских языках. Превращение j в ǯ происходило также в иранских языках. Это отнюдь не случайность, а определенная типовая тенденция изменения, которая может быть положена в основу гипотезы о первичности начального j в тюркских языках.

Данные типологии могут быть также использованы для разработки теории изоморфизма и импликативных связей элементов языковой системы.

Проблемы контенсивной типологии

В настоящее время Г.А. Климовым широко пропагандируется идея создания контенсивной типологии. Основная сущность этой идеи изложена им в статье «Вопросы контенсивно-типологического описания языков». Недостатком всех предшествующих типологических схем, по мнению Климова, является их чисто технический характер, поскольку формальные типы строятся исключительно на основе определения формальных зависимостей, имеющихся между теми или иными языковыми явлениями. Он связывает воедино языки, по своему духу резко различающиеся, на основании только некоторого внешнего формального сходства. Напротив, контенсивные типы строятся с облигаторной ориентацией на содержательную сторону языка[450].

Идея контенсивной типологии, развиваемая Климовым, исходит из основополагающего утверждения, что в плане лексики лежат фундаментальные черты языковой структуры, обусловливающие собой максимально широкую совокупность более частных признаков координат других уровней (см. там же, с. 125).

Предлагаемая модель типологического описания языков оперирует специфическими для каждого постулируемого в ней типа разноуровневыми импликациями – лексическими, синтаксическими и морфологическими. С этими импликациями некоторым образом коррелируют и отдельные особенности фонологического уровня языка. Принципы структурной организации лексики определяют соответствующие особенности синтаксического и через его посредство – морфологического уровня (см. с. 127).

Типологически релевантными в рамках данной модели описания признаются достаточно важные для структурного механизма языка и импликативно связанные друг с другом явления (см. с. 128).

На основании постулации нескольких принципиально различных наборов структурных признаков-координат языка, специфическим образом передающих субъектно-объектные отношения, Г.А. Климов в настоящее время считает возможным разграничить и охарактеризовать в контенсивном плане по крайней мере пять целостных языковых типов – нейтральный, классный, активный, эргативный и номинативный (см. с. 129).

Определить истоки этой модели типологического описания языков не трудно. В какой-то мере она является дальнейшим развитием идеи И.И. Мещанинова, предполагавшей наличие между синтаксической конструкцией предложения и морфологической структурой его главных членов некоторых необходимых корреляций (ср. наличие эргативного и абсолютного падежей в парадигме именного склонения или эргативного и абсолютного рядов личных аффиксов в глагольном спряжении при функционировании в языке эргативной конструкции предложения). Ее формированию также помогло известное положение Н.Я. Марра о наличии у каждой стадии комплекса связанных между собой координат, а также разрабатываемая в современной типологии проблема импликативных связей между отдельными языковыми явлениями.

Применение этой модели связано с известными трудностями. Вызывает сомнение выдвигаемое положение, будто бы лексическая доминанта определяет в языке все. Кроме того, в работах Климова импликативные связи между языковыми явлениями часто оказываются недостаточно доказанными.

О некоторых особых истолкованиях сущности типологии

Среди лингвистов широко распространено мнение, что лингвистические работы сопоставительного плана являются по своему существу типологическими работами. При этом имеются в виду работы типа сопоставительных грамматик различных языков, сравнительное исследование различных подсистем, например, система прошедших времен в армянском и английском языках, система наклонений в русском и немецком языках, выражение глагольных видов в татарском или латышском языках, система превербов в русском и грузинском языках, система падежей в русском и казахском языках и т.д. Министерством просвещения Узбекской ССР даже издана специальная программа.

«Цель курса сравнительной типологии английского и узбекского языков, – говорится в этой программе, – ознакомление будущих учителей узбекских школ с системными особенностями изучаемого английского и родного узбекского языков для того, чтобы они могли построить теоретически обоснованную методическую систему преподавания английского языка»[451].

Из содержания этой программы нетрудно понять, что всякое сравнение ее авторами рассматривается как сравнение типологическое.

«Понятие