Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

– Это не решит проблемы, – вздохнула я, неосознанно перефразируя Йена.

– Решит, – уверенно ответила она. – Если держать крепко, то решит.

Я невольно улыбнулась:

– Ну, предположим, я возьму. А как же ты?

– У меня нет проблем, – просияла Салли в ответ. И принялась перечислять: – Есть тело, есть красивый, прочный Хорхе, есть старшая сестра, есть другая старшая сестра, есть красивый, прочный старший брат…

– Когда это я согласился стать братом? – возмутился Йен вполне справедливо.

Салли на секунду застыла, а потом округлила глаза, оббежала столешницу, вцепилась в его рукав и монотонно затараторила:

– Хочу быть сестрой, можно? Можно? Можно? Можно?

…разумеется, он капитулировал – примерно на седьмой минуте.

До суда оставалось не так много времени. Он начинался вечером, на закате – а зимой солнце садилось рано, даже в наших широтах; до тех пор нужно было закончить последние приготовления и проложить маршрут до Розария, точнее, до Арены. И не просто проникнуть туда без приглашения, а провести кучу союзников, которых чародеи там видеть не захотели бы, тех же Кровавых Безумцев.

– Защитные чары, защитные чары, – глубоким нервным голосом напевал Йен, пока носился вокруг нас и накладывал финальные штрихи. – Защитных чар много не бывает, о, да…

– Бабуля меня убьёт, если поймёт, что я кому-то передоверила свою защиту, – мрачно посулила Тильда, оценив результаты.

– Ну, разумеется, нет, – улыбнулся он ослепительно. – Только не с таким количеством защитных чар!

А потом время сжалось каким-то загадочным образом, и нужно было уже выходить, и мы стояли все вместе в холле, взбудораженные и напряжённые, может, кроме Салли – вот кто явно получал удовольствие от происходящего. Зеркальный портал, удивительно похожий на те, что остались в замке, пока оставался тёмным.

– Итак, готовы мы или нет, но пора выдвигаться, – Йен обернулся к нам, и лицо его стало серьёзным. – Не знаю, чем всё закончится, потому скажу сейчас: вы – лучшие женщины Запретного Сада. Каждая – по-своему.

– И ты нас любишь? – уточнила Тильда, ухмыляясь.

Он содрогнулся и честно ответил:

– Не всех.

И – обернулся к порталу.

Зеркальная поверхность заколебалась, по ней разошлись круговые волны… а затем из глубины проступили очертания серых камней, освещённых огнями. Арена, или Ристалище – место, где в прошлом проходили поединки, а теперь чародеи Запретного Сада вершили суд. Я тоже не знала, чем это кончится лично для меня, однако шаг вперёд сделала без сожалений.

…И очутилась на хрустальном мосту, который протянулся над многоцветной, изменчивой пропастью.

– Что-то не похоже на место, где проходят прения сторон, – вырвалось у меня.

– Издержки тяжёлого параноидального расстройства у нескольких сотен поколений чародеев, – невозмутимо откликнулся Йен. – Вокруг Арены в своё время наворотили столько слоёв защитных чар, что легче обойти их через соседнюю реальность, чем пробиваться напрямую.

– И сколько нам идти? – живо поинтересовалась Тильда.

В нашей маленькой компании она была замыкающей; проход за её спиной схлопнулся без следа, так что теперь хрустальный мост красиво заканчивался обрывом.

– О, не больше пяти минут, вы и заскучать не успеете.

– Хорошо! – неожиданно обрадовалась она. – А то я забыла расчесаться. Если бабуля увидит…

– У нас станет на одного смертельного врага больше, – усмехнулся Йен, наблюдая за тем, как Тильда наколдованным гребнем раздирает свои космы. Бесполезное занятие, на мой взгляд, с её-то подвижностью и любовью к дракам… – О, Великий Хранитель! Я тоже забыл кое-что очень важное!

Он так побледнел и напрягся разом, что, честно говоря, я сама перепугалась. Первая мысль, конечно, была о том, что мы время перепутали из-за часовых поясов, суд давно прошёл, Хорхе наверняка приговорили и вообще всё пропало. Потом отчего-то взбрело в голову, что утюг или плита остались включёнными, и дом сгорит – абсурд, на самом деле, потому что я никогда в жизни не забывала выключить утюг по той простой причине, что его у меня не было. Затем версии замелькали с такой скоростью, что от этой воображаемой карусели мне даже подурнело, пока Йен, картинно приложив пальцы ко лбу, не указал свободной рукой на всех нас по очереди:

– Лохмотья, – припечатал он Салли, костюм которой и впрямь изрядно пострадал в лабиринте. – Грязные лохмотья, – досталось Тильде, которая хоть и починила свою одежду чарами, но сегодня же утром насажала на воротник и манжеты пятен от клубники. Я втянула голову в плечи, ожидая своей порции выволочки. – А ты, сердце моё, как всегда прекрасна, но… Может, наденешь что-нибудь светлое? Хотя бы один раз? Ради меня? – и он проникновенно уставился на меня сияющими глазищами.

Вот честно, если бы Йен с таким жаром попросил меня выйти замуж, отправиться штурмовать вражескую резиденцию или даже коротко постричься, я бы, наверное, согласилась. Но светлая одежда… Нет, у меня был какой-то бежевый кашемировый свитер для поездок к родителям… Кажется…

Йен тихо, коротко вздохнул и отвёл взгляд.

Сердце у меня затрепыхалось.

Чёртов позёр.

– Ладно, только ничего розового. И никаких цветочков, слышишь?

Он просиял, как сверхновая, аж захотелось ладонью заслониться от этого метафорического света.

«Так вот какими вырастают мальчики, которые в детстве любят играть в куклы», – пронеслось в голове.

Первой в очереди на преображение оказалась Салли. Надо заметить, что её кожаный комбинезон с заклёпками, позаимствованный у семейства Датура, действительно пришёл в полную негодность. Нет, дырки-то чарами подлатали давно, однако скомпенсировать отсутствие одного рукава и части штанины это никак не могло, да и в целом после починки костюм сидел как-то косовато. Йен, и глазом не моргнув, развеял его, оставив Салли в одном нижнем белье, но прежде, чем я успела возмутиться, облачил её в новый наряд – мягкий голубоватый свитер до середины бёдер с большим воротником-хомутом, светло-серые вельветовые брюки и мокасины на белой подошве.

Она покрутила руками, поставила одну ногу на мысок и оглядела себя со всех сторон, и коротко сказала:

– Удобно. Я красивая?

– Очень, – улыбнулся Йен, осторожно пригладив ей волосы. – Ты ведь знаешь, что про симпатичных девушек так и говорят – «куколка»? Ты изначально создана очень красивой, но характер делает тебя ещё и милой.

Я испугалась на секунду, что Салли взбесится от упоминания о её происхождении, но она внезапно подвисла, как компьютер.

– Милая? – спросила она, и на щеках у неё медленно-медленно стал проступать румянец. – Я – милая?

Йен усмехнулся и легонько щёлкнул её по лбу.

– Разумеется. Хорошенькая младшая сестрёнка, которой стоит гордиться.

– А я? – жадно поинтересовалась Тильда. – Меня тоже разденешь?

– С тобой уже всё, – ответил он, широко улыбаясь, и тут я обратила внимание на то, что одежда её и впрямь переменилась.

Чёрная кожаная «косуха», джинсы с заклёпками, мощные ботинки с ремешками – и шёлковый струящийся топ цвета лаванды с нежным вырезом-лодочкой.

– Издеваешься? – мрачно предположила Тильда и заглянула в вырез. Брови у неё поползли вверх. – Точно издеваешься.

– Я? – искренне удивился Йен и, подумав, добавил ей ещё и чокер. – Вот так идеально. Баланс между внешним и внутренним, гармония противоположностей и всё такое. Хильда точно оценит, если я правильно помню её вкусы.

– Хильда? – непонимающе переспросила я.

– Бабуля, – обречённо пояснила Тильда, немного сгорбившись. Йен несильно хлопнул её по лопаткам, заставляя выпрямиться.

– Бальдехильда Непентес, точнее. Переводится как «смелая в битве», если мне не изменяет память, но я бы, скорее, сказал, что «яростная», – пояснил он и небрежно встрепал Тильде только что приглаженные волосы, добавив: – И если бы она была недовольна тобой, то никогда не сделала бы тебя наследницей. Так что выше нос, Росянка.

Когда Йен обернулся ко мне, сердце, признаться откровенно, ёкнуло. Я как-то рефлекторно отступила, едва не сверзившись с хрустального моста в бездну, и скрестила руки на груди в бессознательном защитном жесте.