Пылающий туман - Ви КавИ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожалуй, ответ был прост — он выжидал, чтобы потом со всем свойственным ему ничтожным высокомерием устранить неугодных. Ахерону нравился этот фарс, он получал удовольствие, близкое к экстазу, когда им восхищались, когда смотрели только на него и когда ему, а не Сущему, поклонялись такие одержимые люди, как Дерти.
— О чём ты… говоришь?
Сокол повернулся к Медее, которая устремила взгляд на Дерти, заслонявшего свет от печи.
— Глупо. Нелепо. Ваш разум — недалёкий. Великий не любит ущербных. Однако я знаю, что вы — уникальны. Не переубеждайте меня. Молчите.
— Это безумие! Никакого Великого нет! — Лиднер предприняла тактику отрицания, но она, к сожалению, была заведомо проигрышной. — Ты без причины убиваешь людей… всех ради вымышленного твоим больным мозгом создания!
Как обидно. Я вполне реален, пускай и застрял в убогой человеческой оболочке.
— Люди не понимают. Никогда. Думают, что умные. Но это самообман. Ты отрицаешь. Надеешься, что обойдёт. Но оно живёт. Ищет. Я помогаю.
— Ты и со своими пациентами так поступил, да? Теперь ясно, почему они были довольны! Ты чудовище!
— Нет. Я палач.
Дерти поудобнее схватил вскрикнувшего от боли Стриго, закинул его тушку на стул и пошёл за ножом. Он и правда намеревался его убить. Принести в жертву настоящему куску дерьма, но ради чего? Чтобы дух благословил его на новые свершения, пообещал ему бессмертную жизнь, безграничную власть и… что дальше? Какой в этом был смысл, если его существование приносило всем исключительно страдания?
Однако Дерти плевал на то, каким он был в глазах окружающих. Он просто хотел, чтобы дух заметил его. Чтобы он дал ему свои уникальные дары за кропотливую и искреннюю службу.
Что ж, если это было его мечтой, значит, она, к его радости, наконец-то сбудется.
Нет, ты не посмеешь!
Сокол закричал во всё горло и испугал одновременно всех находившихся в подвале. Дерти, опешив, положил своей тесак обратно на стол. Медея пожалела, что не могла закрыть уши, а Делеан и Стриго, будучи не в эпицентре событий, пытались разглядеть то, что происходило с наёмником.
Сокол шевелился, раскачивался, выкручивался как в припадке. Дерти, уверенный в себе, заметно растерял всю храбрость. Впрочем, любой бы струсил от того, как неожиданно задёргался наёмник: он словно боролся со странной сущностью, вселявшейся в него.
Цепь перестала шуметь. Сокол остановился. Он посмотрел на Дерти исподлобья, жутко, осуждающе и властно. Совсем не так, как прежде. Он готов был уничтожать кого угодно, хоть дракона, силой мысли, щелчком пальцев. Превращать живую плоть в ничто, в пыль.
Его радужка была почти фиолетовой.
— Ты, — голос Сокола — грубый, принуждающий трепетать перед его обладателем, — ничтожество, посмевшее меня заковать?
— Эт-то… что это? Потеха!
— Ха! Ха-ха-ха! Потеха будет тогда, когда я достану твой тупой мозг из твоей черепушки и буду кидать его, пока от него ничего не останется, — он осклабился. — Так ты смеешь общаться с тем, кто всегда оберегал тебя? Кому ты служишь?! Гнусный червяк!
Дерти замер. Он перестал даже дышать. Он неприкрыто пялился на наёмника, пока в один миг его лицо изумлённо не вытянулось.
— В-вы… Г-господин?
Сокол зарычал, а цепи вновь зазвенели. Дерти, не отрывая восхищённого взгляда от наёмника, будто под гипнозом сделал к нему несколько шагов и упал на колени. Он безостановочно кланялся, что-то шептал. Медея с ужасом изучала Сокола, который не обращал на неё никакого внимания.
— Мой Господин! Я-я…
— Лепет жалкой букашки! И ты возомнил себя палачом? Выше меня?
Кажется, на улице раздался гром. Дерти, вымаливая прощение за своё неподобающее поведение, прижался лбом к холодному полу.
— Нет! Ни за что! Господин. Я виноват. Бесконечно!
— Ты облажался. Твои жертвоприношения во имя меня — пустой звук. Мне нужно больше.
— Ч-что, Господин? Прикажите. Я исполню. Всё!
— Освободи мой сосуд. Живо! Иначе я уничтожу тебя. Ты хочешь этого?
— Нет!
Дерти подскочил и приблизился к механизму, опускавшему цепь. Он начал медленно его крутить, пока Сокол полностью не оказался на полу. Затем, вытащив из своего балахона ключ, он открыл кандалы на ногах и развязал верёвку.
Сокол поднялся, потёр запястья, на которых остался красных след. Он, положив ладонь на плечо Дерти, принудил того медленно осесть. Тот послушно подчинился и задрал голову. Он с покорностью глядел на Господина и ждал от него новых указаний.
— Мне не нужны жертвы, чтобы быть могущественным. Меня не надо вызывать, чтобы потешить своё самолюбие. Ты — всего лишь мусор, позарившийся на самое ценное — на моё благословение.
— Г-господин! Позвольте… позвольте. Умоляю…
— Такие, как ты, никогда не исправятся. Зачем ты нам нужен?
— Я всё могу… всё! Скажите! Только скажите!
— Ты раб. Мне мерзко от тебя.
Левую руку окутали фиолетовые спирали. Дерти, растерянно заметив нечестивую магию, не сразу ощутил, как его грудь пронзили насквозь, как вырвали его сердце, сломали рёбра и разорвали лёгкие. Он зашёлся кашлем, и кровь обильно полилась из его рта. Он упал замертво, никчёмный, убогий человек, не представляющий из себя ничего. Обманщик, не имевший права жить.
— Сущий, ну что за ерунда! Новая рубаха, на минуточку! — Сокол скривился и принялся с неприязнью вытирать о чужую одежду попавшие на него багряные капли. — Всё изгваздал! Я должен был свернуть ему шею!
Хоть я и зол, что ты говорил от моего имени, я вполне удовлетворён тем, как подло ты к нему подобрался. Это был отличный обман, за который я, так уж и быть, прощу твоё самовольничество.
— Полный отстой! Какой ты, мать твою, милый!
— Сокол?.. — невинно позвала его Медея.
— А. Ой, — он неловко потёр шею, ненароком отскочил от трупа и загадочно посвистел: мол, он не убивал Дерти, это вышло само собой.
— Это же ты, правда?
— Э-э-э? Конечно?
— Просто… всё это…
— Игра. Кроме последнего. Это не входило в планы. Но признайся, что у меня отличные актёрские способности, а? Мне надо их развивать!
