Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Все находили вдохновение в военно-патриотической литературе типа «Собственная газета мальчиков», которая стала выходить в 1879 г. В 1884 г. Стед начал первую серию запугиваний в связи с хрупкостью железных стен империи. Предпринимались усилия по улучшению и расширению Королевского ВМФ, который принял «стандарт двух держав» (сделался способным противостоять любой паре противников) в 1889 г. Однако скорость технологического наступления помогала Германии, Франции, Америке и Японии, у которых не было таких масс устаревающих левиафанов.

Адмиралтейство медленно отказывалось от оружия, заряжаемого с дульной части, с большим трудом принимало серую краску, строило подводные лодки и проектировало скорее корабли типа «Дреднота», а не «Виктории». Королевский ВМФ все еще оглядывался назад, на эпоху Нельсона. Как сказал адмирал Фишер, он вполне мог с тем же успехом оглядываться и на Ноя: «Британская империя плывет на Королевском ВМФ»[1265]. Поэтому во время праздничного апогея некоторые обозреватели предсказывали, что Великобритания «вот-вот опустится до положения второсортной державы»[1266].

Испытания и проблемы, с которыми Британия сталкивалась на суше, казались еще более острыми. Ирландия угрожала проделать дыру в сердце империи. Россия и Япония вели «схватку за Китай», где другие державы тоже обеспечили плацдармы, что было плохо для Великобритании. Франция продолжала давление в Северной Африке. Лондон был вынужден пойти на уступки Берлину в вопросе Самоа, хотя ни одна сторона не посчитала сделку стоящей штампов. Джон Булль чувствовал себя обязанным уступить Дяде Сэму на Аляске и в других местах.

Конечно, несмотря на традиции свободы, восходящие к 1776 г., Америка имела все задатки стать конкурентом империи по крайней мере после обнародования доктрины Монро. Она смотрела далеко на запад, а также на север и юг. Коммодор Роберт Шуфельдт, например, «открывший» Корею в 1882 г., как коммодор Перри ранее открыл Японию, объявил цветистым слогом: «Тихий океан — это океанская невеста Америки. Китай, Япония и Корея с бесчисленным количеством островов, которые на них висят, словно ожерелья, — это подружки невесты. Калифорния — это ложе новобрачных, брачная спальня, куда будет доставлено все богатство Востока, чтобы отпраздновать бракосочетание. Позвольте нам, как американцам, определять, пока это в нашей власти, что ни один торговый конкурент или вражеский флаг не сможет безнаказанно реять над широкими просторами Тихого океана»[1267].

Победа США в войне с Испанией в 1898 г. и аннексия ее колоний (Гуама, Пуэрто-Рико и Филиппин) означали не просто укрепление Америки, но и ослабление Великобритании.

Это отражалось во многих обращениях из Старого Света к Новому Свету об укреплении трансатлантических связей, англо-саксонском альянсе, коалиции народов, говорящих на английском языке.

Киплинг, который теперь закрепился, как выдающийся поэт империи, побуждал американцев «взвалить на себя бремя белого человека»[1268]. Эндрю Карнеги выступал за расовый патриотизм. Чемберлен хотел, чтобы «флаг Америки и флаг Британии реяли вместе»[1269].

Это и происходило во многих случаях. Например, во время парада лорд-мэра в 1898 г. два флага реяли на плоту в форме корабля, представляющего морскую державу. Там же были написаны девизы, например, «Голос крови не заглушить»[1270]. На палубе стояла фигура, представляющая Британию, которая протягивает руку Дружбы «Колумбии».

Лондонцы радостно приветствовали это зрелище. С обеих сторон океана люди предсказывали англо-американское царствование глобального мира, изобилия, справедливости и прогресса.

Однако в США многие вспоминали традиции свободы, восходящие к Джефферсону. Всегда требовалось играть какую-то роль, в конечном счете, возможно доминирующую в отношениях между Великобританией и Америкой.

Но ситуация сильно испортилась из-за жестокого покорения Филиппин. Марк Твен говорил, что этот колониальный конфликт привел к смерти примерно 220 000 филиппинцев, «стал пятном на чести Америки и очернил ее лицо перед всем миром». Генри Адаме признавался: «Зеленею в кровати в полночь, если думаю об ужасе годовой войны». Члены Антиимпериалистической лиги пародировали Киплинга:

Неси это гордое Бремя — Чтоб жадность свою ублажить; Чтоб «ниггеров» ради прогресса Скорее земли лишить. Суровым будь с племенами Мятущихся дикарей, Наполовину бесов, Наполовину людей[1271].

Голдвин Смит осуждал предполагаемое «партнерство» Америки «с британским джингоизмом». За этим стоял новый дух силы в мире, примером которого теперь было посещение женщинами бойцовых поединков. Но, как он говорил, современные империалисты тоже имитировали Рим. Они стремились построить новую цивилизацию, одновременно подавляя нации, чтобы создать «центральный деспотизм».

Смит цитировал классическое предостережение Гиббона: «Нет ничего более противного природе и разуму, чем удерживать в подчинении удаленные страны и иностранные народы против их склонностей и интересов».

Это вечная правда об империи.

Однако тем временем, поскольку Америка навязывала свою волю в Азии силой, она едва ли могла возражать против того, что Британия делала это же в Африке. Протесты из-за запугивания и грубого обращения с бурами в США были приглушенными. Как говорил Смит, это происходило из-за того, что «нас душит кровь филиппинцев»[1272].

Глава 8

«Варвары шумят на границах»

Англо-бурская война и империя в Индии

Англо-бурская война отравила конец жизни королевы Виктории и лишила имперский блеск позолоты во время царствования ее сына. Несмотря на вспышки джингоизма на родине и выражения преданности и верности в доминионах, наблюдалось широко распространенное беспокойство. Давиду, как казалось, предназначено сразиться с Голиафом, белым пришлось воевать друг с другом в вельде.

Все свидетельствовало о том, что конфликт спровоцировали британцы. Африканеры рассматривали его в качестве кровавого «последнего акта великой драмы века несправедливости»[1273]. «Веком несправедливости» назвал свою брошюру Ян Смэтц. Она была написана в канун начала военных действий в сентябре 1899 г. Автор осуждал растянувшуюся попытку британцев задавить свободу буров.

Более того, казалось, что война была источником всех несчастий и бедствий. Политики вроде Дэвида Ллойд-Джорджа, журналисты из окружения У.Т. Стеда и экономисты, например, Дж.А. Хобсон, обвиняли свое правительство в том, что оно обращается к оружию из-за вожделения золота. Они говорили, что цель британской администрации — монополизировать рудники, обеспечить дешевый труд чернокожих для владельцев и обогатить тех, кто их финансировал.

Ряд критиков зашел еще дальше, некоторые высказывались просто гнусно. Например, Генри Хиндман, который обычно носил шелковую шляпу и фрак, учился в Итоне, но, судя по всему, ставший социалистом «из озлобленности на весь мир, поскольку его не включили в число одиннадцати человек, составлявших команду Кембриджа в игре в крикет»[1274]. Он рассматривал войну как часть заговора для насаждения «англо-иудейской империи в Африке». Выиграли бы от этого рэндлорды. [Рэндлорды — владельцы рэндов, так в Южной Африке именуют горные хребты, но в данном случае имелась в виду земля, крупнейший в мире золото-урановый бассейн. — Прим. перев.] Хиндман высмеивал их, проявлял неуважение, называл Хоггенхаймерами, а также утверждал, что их столицей будет «Еврееханнесбург»[1275].

Если причина войны казалась позорной, ее ход стал явно ужасающим и трагичным. Армия империи состояла из 250 000 человек, она была раздута при помощи контингентов из Канады, Австралии и Новой Зеландии. Но ей потребовалось почти три года, чтобы справиться с колонией фермеров, население которой, как с укором заметил Ллойд-Джордж, не превышало население Флинтшира или Денбигшира.

За это время буры нанесли своим противникам серию таких унизительных поражений, что лорд Солсбери задумывался, не смогли бы завоевать больший успех армии краснокожих индейцев[1276].

Для нанесения поражения бурам британцы использовали против невинных гражданских лиц то, что лидер либералов сэр Генри Кэмпбелл-Баннерман назвал «варварскими методами»[1277].

Южноафриканский конфликт действительно стал самой большей катастрофой империи после потери американских колоний.

Но война не являлась кульминацией сотни лет медленной агрессии, как заявил Смэтц в своем «боевом кличе». Она не стала результатом и капиталистического (а еще в меньшей степени, еврейского) заговора. Конечно, многие из тех, кто имел долю в рудниках и железных дорогах (эти интересы пострадали из-за новой ветки к заливу Делагоа), хотели модернизировать Трансвааль. В частности, они намеревались создать хорошо налаженную, организованную в соответствии с современными требованиями дешевую экономику. Но добиться этого было маловероятно при «средневековой расовой олигархии»[1278], которую возглавлял президент «из палеолита»[1279].