Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов

— Всё, княже!

Святослав рухнул на колено, переводя дыхания, собирая ушедшие в схватке силы. Едва замечал, как его одобрительно охлопывали по плечам, хвалили за добрый бой. Кто-то, то ли Свенельд, то ли кто из волхвов, сунул ему в руку жертвенный нож, чтобы князь снял с правой задней ноги зверя шкуру.

Тура принесли в жертву Перуну, из содранной шкуры Святослав сам сшил сапог, доверив вышить по голенищу знаки-узоры княжеского рода Малуше. Она жила теперь в Ольгином тереме, как и повелела княгиня. Пока шла подготовка к введению в род младшего, общего с ней сына, общались мало, но князь не раз замечал блеск в глазах наложницы, наверное, мыслила после Ольги стать хозяйкой в доме.

С введением в род торопились, точнее, торопила сама Ольга, чувствуя, что смерть осталось ждать недолго. Наконец в храме Перуна зажгли священный очаг. Только княжескому роду и волхву Белояру, охраняющему род от напасти, дозволено присутствовать на торжестве. Владимир заметно волнуется, часто дышит, оглядывая храм и бросая опасливый взор на высокий златоусый кумир грозного бога. Ярополк, недолюбливающий младшего сводного брата, с некоторым презрением смотрит на него, устало водит глазами из стороны в сторону. Он — христианин и ему здесь всё чуждо, с искривившихся губ готово сорваться обидное слово. Святослав, разгадав сына, грозно посмотрел на него, и Ярополк, смирившись, опустил очи. Лишь Олег стрелял по сторонам глазами полными любопытства, не пугаясь древнего таинства, когда, кажется, не только Перун, но и все почившие некогда предки незримо собираются в храме, прячутся в тенях, что не разовьёт никак плещущийся в очаге огонь.

Белояр начал обряд, вознося хвалу Богу. Ярополк, почувствовав себя здесь и вовсе чужим, забрался под рубаху, стиснул нательный крест. Он не видел, что волхв бросил в огонь, но пламя полыхнуло, и храм окутался прозрачным дымом, от которого поплыло перед глазами. Святослав, придерживая рукою левую полу корзна, правой пронёс сапог над очагом — пламя очистит порчу, которую могли навести недоброжелатели. Сапог широк в голенище и в носке, поэтому князь легко надел и снял его. Следующая очередь Ярополка. Княжич, быстро, не поднимая глаз, сделал то же самое и поспешно отступил в сторону. Олег надел сапог, покачался с каблука на нос, будто красуясь, подмигнул Володьке.

— Теперь ты, Владимир! — рёк Белояр.

Владимир, чувствуя на себе взгляды присутствующих, оробел, алые пятна пошли по щекам. Осторожно, будто боясь нарушить торжество неосторожным движением, сунул ногу в сапог, утвердил ногу, поднял на волхва взгляд. Волхв кивнул: можно, мол. Княжич так же осторожно высунул ногу обратно. Святослав, в пояс поклонившись на восход, заговорил:

— Святой Перун, ты, Сварог-отец, дети и дочери ваши боги светлые и вы, предки мои навьи, станьте свидетелями, как на правах старшего ввёл в род свой моего сына Владимира. Отныне он получает права на имущество, которое я даю, на города и веси, данные ему в держание или володение. И быть ему старшим в роде, когда никого более достойного и старшего не останется!

Князь принял из рук волхва чару с пивом, отхлебнул, пустил по кругу. Чара вернулась в руки волхву, он вылил остатки в очаг. Огонь притух, зашипел, но не погас. Белояр огласил:

— Отныне и навсегда ты, Владимир, сын Святославов, принят в род его. Слушай родителя своего, старших братьев своих. Стой за род свой и родичей в обиду не давай!

Володька отбил поклоны на восход пращурам, троекратно расцеловался с отцом и братьями. На мече принёс клятву блюсти и защищать честь рода. Святослав повязал на пояс Владимиру родовой оберег.

Глава 42

Княгиня Ольга умерла в своей изложне 11 июля 969 года. Смерть легко пришла к ней, не заставив мучиться, изгибая непереносимой болью и без того бессильное тело. Святослав, предупреждённый заранее, что княгиня умирает, всё же не поспел к последнему вздоху. Встал над ложем, вокруг которого уже суетились холопки, готовясь прибирать тело, растерянно смотрел на построжевшее и неожиданно помолодевшее лицо матери. В тереме слышался поминальный плач, в городе не переставая отбивало тягучим стоном бронзовое било. Ольга за все годы своего властного правления приучила верить всех в своё бессмертие, подспудно верил в него и Святослав. Мысли затравленными зверями путались в голове, руки нечаянно задрожали, и князь, стыдясь слабости, спрятал их за спину. В дверь нерешительно сунулись Туровид-Фёдор Искусеев и Любислав Гуннар, сенная боярыня, замахав на них руками, вытолкала их обратно, потом, будто только увидев князя, мягко взяла за руку и подвела к выходу.

К Горе тянулся народ. Туда-сюда по дороге сновали вестоноши. Сначала люди шли из соседних сёл и весей, ближе к вечеру кучками, кто пешо, кто на возах всей семьёй подтягивались уже из более дальних мест. Гроб с княгиней стоял в сенях, и всю ночь цепь людей не кончалась. На следующий день Киев будто захватило половодьем, на улицах стало не протолкнуться. Гридни прокладывали дорогу для приехавших проститься гостей, в глазах рябило от шёлковых и посконных рубах, разноцветных летников, многоразличных родовых узоров. За всё своё стояние Киев не был ещё так многолюден. А народ прибывал и прибывал. В день похорон, когда гроб через разобранный угол выносили из сеней, толпа обступила двор так, что треснула и рухнула деревянная изгородь, а кмети успокоили рвавшихся прикоснуться ко гробу людей, уставя на них острые жала копий.

Княгиня так и не изъявила воли, где её похоронить, потому соборно решили везти её в Вышгород, откуда началось Ольгино славное правление. Народ, кто мог и хотел, так и сопровождали скорбный поезд до самого Вышгорода. Из придорожных селений выходили, стояли рядами, смиренно опустив головы, отдавая последние почести любимой княгине, жизнь которой уже стала обрастать легендами.

Глава 43

В Вышгороде справили тризну в сенях терема наместника. Трапеза проходила чинно и пристойно в присутствии крещённых бояр Ольги и двух священников. Святослав, едва пригубив пущенную по кругу чару, покинул Вышгород, не дождавшись до конца. За всею суетой он толком не осознал, не ощутил произошедшее, и только в дороге настало время всё путём обмыслить. Чувство образовавшейся пустоты притуплялось таким же чувством свободы. Теперь он глава земли русской. Но он не был готов принять на себя свалившееся бремя власти. Так воспитывала Ольга, закрывая и затмевая его собой, не пуская волю к действию, что нашла себе выход в других делах. Княгиня поняла и осознала ошибку, когда было поздно, потому и стала готовить Ярополка. И всё же она сделала главное: упрочила власть Игорева рода на земле днепровских русов и теперь оставить всё, свалив полностью на Ярополка, было бы неверно, и Святослав это понимал, хоть душа птицей рвалась в ставший родным Переяславец. Смерть никогда не приходит вовремя, не ко времени умерла и Ольга. Если бы несколькими годами раньше, то и земля болгарская Святославу не понадобилась бы, если бы позже — Ярополк бы достаточно повзрослел, чтобы удержать власть. Лишь бы не было крамол отпрысков старинных русских родов, пытающихся искать стола под сыном. Прав был тогда старый Свенельд, воевода Игорев, что истребил прямых потомков — князей Аскольда и Дира! Время стирает память поколений и русы уже не мыслят себе никого иных князей, кроме Игоревичей, а точнее Ольговичей.

Пожалуй, Святослав больше всех ждал съезда вятших мужей. Нужно было дать понять, что со смертью княгини гнездо не опустело и рвать каждому в свою сторону без его княжьей воли не можно никому. Он уже дал окорот сыну и боярам в его лице, с глазу на глаз твёрдо сказав Ярополку:

— Пока я в Киеве сижу, князь здесь я! И чтобы ни одна грамота без воли моей не ушла!

Но всё равно ходили толки о том, что Святослав долго в столице не задержится. На упорные сплетни о том, что стольный город будет на Дунае, только отмахивались: удержать-де надо сперва, мы тоже здесь не в лесу живём, знаем, как в Царьграде ко всему этому относятся!

Совет проводили в большой палате Ольгиного (всё ещё так называли) терема. Приходили бояре — все старых родов, со своими расплодившимися отпрысками, имён которых всех Святослав и не помнил. Искусеевы, Гуннары, Слудовы... Все бояре киевские и вышгородские. Переплелись в них славянские и русские имена, некоторых, чтобы не запутаться, по отцу так и называли. Рассаживались на опущенных широких лавках вдоль стен, мест не хватано, гремели скамьями. Несмотря на выставленные оконницы, в палате враз стало душно. Туровид-Фёдор Искусеев, вытирая тафтяным платом лицо, наклонился к молодому Гуннару:

— Решил, небось, за нас, и нам слушать только придётся.

Гуннар едва заметно кивнул, поймав на себе пристальный взгляд Святослава: о чём там шепчетесь? Казалось, при Ольге было всё ясно, но после её смерти князь был непредсказуем, и бояре с напряжением ожидали снема. После первых обрядовых слов Святослав оправдал ожидания бояр: