Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лучше Пушкина никто не сказал про Отелло. «Отелло не ревнив, он доверчив». И мне почудилась некая мистическая связь между этими поэтами, которая наверняка имеет и реалистическое объяснение. Шекспир сделал героя пьесы мавром – понятно почему, истинный поэт всегда «мавр» среди обыкновенной публики. А Пушкин, так уж случилось, был мавр и по крови, то есть в прямом и переносном смысле слова. И Пушкин не был ревнив. Он тоже был доверчив. И тоже был не такой, как все («Пойдите прочь, какое дело поэту мирному до вас»). И, как Ратленд, страдал от унизительного чувства ревности, и так же предсказал свою смерть. Только Пушкин провидел дуэль, а Ратленд в «Ромео и Джульетте» – роковой узел обстоятельств, завязанный еще в самом начале любви, приведший к ранней, в 35 лет, смерти.
И хотя, казалось бы, судя по «Много шуму из ничего», в дни сватовства он безоблачно смотрел в будущее, «Ромео и Джульетта» свидетельствует, уже тогда дурное предчувствие, на уровне подсознания и – увы! – не беспочвенное, закралось ему в сердце. Когда он писал «Ромео», он был уже влюблен в тринадцатилетнюю девочку, дочь сэра Филипа Сидни и падчерицу Эссекса. (Точнее, ей еще не было четырнадцати – Джульетте было столько же.) Судя по пьесе, любовь была взаимна, но ведь это Ромео писал. Напомню, пьеса второй раз выходит в 1609 году, одновременно с сонетами и «Троилом и Крессидой». Обе пьесы о начале любви. А среди сонетов есть знаменитый 144, написанный точно до 1599 года, [212] о двух ангелах – светлом и темном, предавших его. И сонет этот о начале любви, о предательстве любимой, как и «Троил и Крессида». Да, Ратленд был не ревнив, он был в юности слишком доверчив. Пушкин, не зная подробностей, прозорливо это почувствовал. И поэтическим талантом эти поэты равновелики. Правда, у Пушкина не было учителя Бэкона. Но он и сам был человек недюжинного ума, не только таланта. Да, видно, все же существует между поэтами всех веков и народов пока еще психологически не объясненная связь. А может, она непостижима, как непостижимо время или природа художественного дара? Не могу не сравнить Ратленда и с Блоком.
Во время работы над этой главой мне в руки случайно попал журнал «Москва», ноябрьский номер 1980 года. Как он очутился в Зарайске, понятия не имею, может, даже был куплен с домом в 1994 году. Я иной раз почитываю старые журналы, настраиваю для переводов свой русский. Открыла за обедом этот номер и попала на статью Валерия Дементьева о Блоке. Не могу не привести из нее большую цитату о Блоке – где теперь прочитаешь эту статью: «…Восприятие Блока как реальной личности и Блока как поэтического образа или как лирического героя было необычайно сложным и противоречивым. Необходимо также подчеркнуть, что даже само понятие “лирический герой”, столь необходимое в современной критике и литературоведении, было впервые предложено Ю.Н. Тыняновым в связи с творчеством Блока. Тынянов безусловно признавал, что как человек Блок “оставался загадкой” для широкого круга литераторов в Петрограде, не говоря уже о России. Однако здесь же, как будто противореча самому себе, исследователь заявил: “Но во всей России знают Блока как человека, твердо верят в определенность его образа…” Естественен вопрос: откуда это знание? И Тынянов отвечает на него следующим образом: “Блок – это самая большая лирическая тема Блока. Эта тема притягивает, как тема романа, еще новой, не рожденной (или неосознанной) формации”…Вместе с тем, Тынянов предупреждал, что этот лирический образ нельзя упрощать, сводить к какой-то одной “маске”. Блок усложнял этот образ темой второго, темой двойника, который мог бы быть паяцем, бродягой, матросом, он мог быть, добавим мы, и коробейником, и древнерусским витязем, и Поэтом, слушающим “музыку революции”…Но – неизменно в реальном плане – он оставался для Тынянова человеком-загадкой.
Впервые статья Ю.Н. Тынянова “Блок”, вернее, часть большой статьи “Блок и Гейне”, была опубликована в 1921 году» [213].
Слова Тынянова о Блоке можно в полной мере отнести и к Шекспиру-Поэту. Поставьте вместо «Блока» «Шекспир»: «Шекспир – это самая большая лирическая тема Шекспира. Эта тема притягивает, как тема романа…» и т. д. Именно таким предстает перед нами Шекспир в своих сонетах, в пьесах – он везде лирический герой и неизменно остается загадкой. И только осмыслив реальную жизнь Ратленда, начинаешь понемногу провидеть решение этой загадки. Ну а если вспомнить еще, что брак Блока оставался платоническим, что Любовь Дмитриевна была для Блока воплощением «Прекрасной дамы», отображением «Вечно женственной подруги», что у нее был роман с его другом Андреем Белым, то поражаешься, как много общего – причем общего необычного! – можно найти в жизни замечательных поэтов. Сюжеты меняются, они зависят от поветрий времени и свойств характера, наконец, привычек, созданных преходящей (не вечностной!) моралью и условиями жизни.
Но суть остается та же. Сдержанный Блок, ревнивый до безумия Ратленд, до смертельного отчаяния Пушкин – а суть-то одна. И отношение к событиям жизни имеет одинакий конец – понимание, прощение, приятие и ранняя смерть.
БЕЛЬВУАР
Хочу я того или нет, но судьба меня кинула в самую гущу елизаветинской поэзии. И нить Ариадны здесь – логика, приведшая к убеждению, что поэтической составной псевдонима «Уильям Шекспир» был пятый граф Ратленд, поэт милостью Божией.
Мне известны два человека, высказавшие максиму, которая стала и для меня руководством к действию. Мысль, заключенная в ней, такова: «Когда люди говорят в свое оправдание, что не сделали чего-то очень важного в жизни, потому что у них
