Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

Во время осмотра места предстоящей съемки Тышлер внезапно предложил Высоцкому пройти некоторые элементы боя немедленно. Актер согласился. Началось фехтование, которое длилось больше часа с перерывами. В итоге подготовкой своего подопечного Тышлер остался вполне удовлетворен. Доволен был и Высоцкий, который, прощаясь, предложил своему наставнику посетить его ближайший (16 ноября) спектакль — «Пугачев». Спортсмен согласился.

Тем временем капитан 3-го ранга Валерий Саблин, поднявший восстание на БПК «Сторожевой», вот уже несколько дней находится в самой охраняемой тюрьме страны — Лефортовской, подведомственной КГБ. 13 ноября, в половине второго дня, ведущий дело о восстании старший следователь следственного отдела КГБ СССР О. Добровольский провел первый допрос Саблина. Подследственный выглядел неважно: небритый, осунувшийся, он лежал на госпитальной койке с перебинтованной ногой. Но, несмотря на плохое самочувствие, держался с достоинством: на его лице не проскользнуло ни тени сомнения в содеянном. На все вопросы Саблин отвечал четко, хорошо отдавая отчет каждому произнесенному слову. А утверждал он одно: я хотел изменить жизнь людей к лучшему, так дальше жить нельзя.

Продолжает томиться в тюрьме и кинорежиссер Сергей Параджанов. Как мы помним, он отбывает свой срок в колонии на Украине, в местечке Стрижавка. В одном из своих писем родственникам, написанных в те ноябрьские дни, он писал:

«Скоро уже 2 года как я изолирован. Как я это пережил, не могу вспомнить. И не могу, и не хочу. Как страшный сон. Смерть. Состояние живого трупа… Я знаю свою вину, но думаю, что сижу за другое. Не надо было подписывать в свое время письма и резко выступать с трибун.

Почему я, армянин, должен был жить в центре Киева и делать украинский кинематограф. А еще получать призы на международных фестивалях. Почему? За это надо расплачиваться. Как они хотели — конфискацией.

Смогу ли я пережить еще в лагере 3 года? Это строгий режим. Если бы не помощь со стороны, на «пайке» я бы не выдержал. Все-таки я устроен и имею возможность что-то добавить — то маргарин, то консервы. Мало того, что мы лишены свободы, нас лишают всего — фруктов, витаминов. Редко в ларьке бывает лук или чеснок. Вся еда дневная стоит 37 копеек. Вычитают из зарплаты за еду 12 рублей. Почему-то на свободе не хватало 100 рублей в день. Работаю уборщиком, зарплата 61 рубль. Сейчас я счастлив. Я познаю страшный мир Патологии и клиники. Это мир прокаженных и отвергнутых. Но это неизбежность и естественность…».

В пятницу, 14 ноября, Владимир Высоцкий и Марина Влади приехали на квартиру фотографа Валерия Плотникова, чтобы в очередной раз позировать ему для фотографий, которые предполагалось поместить на обложку диска-гиганта, который должен был выйти на фирме «Мелодия». Супруги были в прекрасном настроении, и Плотников легко нащелкал не один десяток снимков, на которых гости были изображены в самых различных ракурсах: Высоцкий и Влади сидят на кубе, Влади обнимает Высоцкого, Высоцкий с гитарой на кубе и т. д. и т. п. После удачно проделанной работы хозяин и гости уселись пить кофе.

В тот же день Андрей Сахаров, который еще 20 октября, написал заявление с просьбой отпустить его в Норвегию для получения Нобелевской премии, был вызван в Московский ОВИР. Шел он туда в хорошем расположении духа, поскольку за неделю до этого по итальянскому телевидению было передано сообщение, что ему разрешат выехать в Норвегию. Его жена, которая на тот момент находилась в Риме, даже заказала для него фрак. Но это сообщение оказалось «уткой». В ОВИРе Сахарова принял сам глава ведомства Фадеев, который объявил академику, что в его просьбе ему отказано, так как он является «лицом, обладающим знанием государственной тайны». Сахаров заявил, что будет оспаривать это решение. «Ваше право», — ответил начальник ОВИРа.

Вечером того же дня в ресторане «Золотой колос», что на ВДНХ, состоялось первое публичное выступление нового вокально-инструментального ансамбля «Пламя», который образовался из бывших участников ВИА «Самоцветы». Как мы помним, месяц назад львиная доля участников «Самоцветов» повздорили с руководителем коллектива Юрием Маликовым и тот отпустил их на все четыре стороны, видимо, надеясь, что те без него пропадут. А те довольно быстро создали новый коллектив, которому суждено будет стать не менее популярным, чем их предыдущий. Достаточно сказать, что спустя пару недель после выступлений в «Золотом колосе» «Пламя» будет приглашено на телезапись финальной «Песни года». Что касается Юрия Маликова, то и он в те дни тоже не сидел сложа руки и, набрав новый состав, готовил их к гастролям в столице (они состоятся в декабре).

И еще одно событие случилось в ту же пятницу 14 ноября; главному дирижеру эстрадно-симфонического оркестра Всесоюзного радио и телевидения Юрию Силантьеву было присуждено звание народного артиста Советского Союза. Сегодня имя этого человека практически не вспоминают, но в те годы его знала вся страна: мощная фигура Силантьева мелькала на экранах ТВ если не во всех, то в большей части концертов точно. Хорошо помню свои собственные впечатления от телевизионного Силантьева: он казался мне этаким толстячком-добрячком с дирижерской палочкой в руках. Как выяснилось много позже, это была только доля правды об этом человеке.

По воспоминаниям очевидцев, Силантьев был уникальной личностью: в нем одновременно совмещались энциклопедические знания (его личная библиотека в четыре тысячи томов (!) занимала в доме две комнаты) и необъяснимая грубость к людям. Как вспоминает Л. Лещенко: «Как это могло в нем совмещаться, ума не приложу: с одной стороны — изощренный «высоколобый» интеллектуал-энциклопедист, с другой — совершенно беспардонный мужик, готовый в любой момент послать кого угодно и куда угодно! Правда, поливая кого-либо (или что-либо) матом, он никогда не делал этого просто так, от нечего делать или по причине врожденного хамства. У него всегда был точный адресат… А в лучшие моменты своей жизни Юрий Васильевич был добродушнейшим, любезнейшим человеком, гостеприимнейшим хозяином…

Однако, по мнению знавших его близко, не добавляла ему счастья и семейная жизнь. Жену Силантьева звали Ольгой Васильевной, и это была в высшей степени своенравная и экспансивная особа. (До этого она, кстати, побывала в женах у великого театрального режиссера Юрия Любимова, когда была солисткой Ансамбля песни и пляски МВД СССР.) Ольга Васильевна считала себя вправе казнить или миловать всех и каждого, кто попадал в круг деятельности Юрия Васильевича… Причем для того, чтобы вызвать резко негативную реакцию со стороны Ольги Васильевны, вовсе не обязательно было быть человеком чужим, посторонним, не из «ближнего круга». Ее жертвой мог легко оказаться и свой. А однажды в роли жертвы выступил и сам Юрий Васильевич, имевший несчастье своим поведением на одном из банкетов вызвать вспышку бешеной ревности со стороны своей благоверной. В результате чего она схватила со стола бутылку и звезданула ею маэстро по голове. Было много крови, присутствующим дамам стало дурно, пришлось вызывать «неотложку»… Все это выглядело крайне неприятно, безобразно, но, что характерно, почти ни у кого не вызывало удивления. Ибо нравы, царящие в семье Силантьевых, были известны практически всем, кто был с ними знаком…».

Между тем известный актер Анатолий Солоницын приехал из Ленинграда в Москву, чтобы здесь, в Театре Ленинского комсомола, приступить к репетициям в спектакле «Гамлет» в постановке Андрея Тарковского. Уезжал Солоницын в столицу в расстроенных чувствах — его семья, где у него росла маленькая дочка, практически разваливалась. Вот как об этом вспоминает родной брат актера Алексей Солоницын, который виделся с Анатолием незадолго до его отъезда:

«Однажды, во время прогулки по Ленинграду, Анатолий мне сказал, что его приглашают играть Гамлета в столичном Ленкоме. Режиссер — Андрей Тарковский.

Я обрадовался, но глянул на брата, и восторг мой сразу поутих — в его глазах была глубокая печаль.

— Не хочу, понимаешь, не хочу уезжать из Ленинграда, — сказал он. — Я здесь привык, я здесь хочу жить…

«— Да зачем уезжать-то? «Стрелой» будешь ездить на спектакли, вот и все. Сколько актеров так ездят на съемки из Ленинграда в Москву, а потом обратно — на спектакль.

— Знаю, знаю… А вот ты знаешь, как Ефим Копелян назвал «Стрелу»? Нет? «Утро стрелецкой казни», понял?

— Толя, да ведь ради Гамлета…

— Не в этом дело.

— А в чем? — удивился я.

Глаза его сделались еще печальней.

— Семья развалилась, вот что…

Он помолчал, а потом заговорил, и чем больше он объяснял мне суть, тем больше я понимал, что семьи нет, что там — пепелище и что ему опять предстоят скитания, общежития, гостиницы, публичное одиночество.

— Спасение только в работе, — сказал он. — Да ты не вешай носа — ради Гамлета я все вынесу, все…».