Жюль Верн - Геннадий Прашкевич

Не удивительно, что Этцель не всегда принимал юмор писателя.

«Да, — говорит инженер Робур, — вы все ошибаетесь. Будущее принадлежит исключительно летательным аппаратам тяжелее воздуха. Именно воздух для них — достаточно надежная опора. Если придать столбу упругой материи восходящее движение со скоростью сорок пять метров в секунду, то человек сможет свободно удерживаться на верхнем конце такого воздушного столба при условии, что площадь подошв его башмаков составит не менее одной восьмой квадратного метра. А если скорость этого воздушного потока увеличится до девяноста метров в секунду, человек сможет ступать по воздуху босиком. Заставляя массу воздуха двигаться под действием лопастей винта, можно добиться того же результата».

Таков новый герой Жюля Верна.

Ведет он себя ужасно. Просто по-хамски.

Правда и ученые мужи не отличаются легким характером.

«Вышвырнуть этого наглеца с трибуны! — раздаются требовательные крики. — Пусть убедится, как могут летать предметы тяжелее воздуха!»

Кое-кто даже требует линчевать неизвестного наглеца прямо на месте.

Но страдает не Робур, а председатель и секретарь Уэлдонского ученого общества.

Обоих похищают вместе с трусливым слугой дядюшки Прудента — Фриколлином, негром из Южной Каролины. Все трое (как когда-то профессор Аронакс со своим слугой Конселем и гарпунером Недом Лендом) попадают на борт некоего чудесного корабля, на этот раз летающего.

Поразительный корабль!

Не геликоптер, не воздушный шар, но летает!

И не просто летает. По воле капитана он может менять курс!

Казалось бы, вот оно чистое и окончательное доказательство победы аппаратов тяжелее воздуха над любыми воздушными шарами и аэростатами, но, к сожалению, способ доказательств, выбранный инженером Робуром, чрезвычайно уязвил свободолюбивых председателя и секретаря.

Они возмущены. Они требуют вернуть им свободу.

А чудесный воздушный фрегат Робура скользит среди облаков.

Перегнувшись через борт, невольные пассажиры «Альбатроса» разглядывают проплывающие под ними причудливые извивы рек, холмистые равнины, озера, моря, города. Вот прекрасный повод совершить еще одно необыкновенное путешествие вокруг земного шара — услышать свисток паровоза, двигающегося к Парижу, увидеть белые паруса кораблей, пересекающих океаны. Через Пенсильванию, над рекой Святого Лаврентия — к озеру Онтарио, к Ниагарскому водопаду. Когда еще можно будет посмотреть на все это с высоты птичьего полета? Когда еще можно будет проплыть неторопливо над величественным Тихим океаном, над Алеутскими островами, над заснеженной вершиной Фудзиямы, над желтыми лессовыми равнинами Китая. А там и Эверест, и Герат, и Каспийское море. Долгий волшебный ряд, нежная географическая мелодия. Астрахань, Москва, Санкт-Петербург, Стокгольм, Христиания, Париж, Рим, Тимбукту, даже Южный полюс. Как когда-то профессору Аронаксу и его спутникам представилась невероятная возможность обогнуть планету в глубинах Мирового океана, так теперь дядюшка Прудент и его спутники получают возможность проплыть над всеми океанами планеты, над ее необозримой сушей. Правда, обида пассажиров окрашивает для них весь мир в серые цвета полного неприятия. Да и как иначе? Инженер Робур откровенно презрительно относится к своим пленникам. Он даже приказывает запереть трусливого Фриколлина в каюте, как в карцере, чтобы не слышать его причитаний. А когда это не помогает, велит искупать несчастного в океане, опустив его вниз с борта на тросе.

«По какому праву творится такое беззаконие?»

«По праву сильного, конечно!»

55

«Инженер Робур не имел ни малейшего желания вести свой летательный аппарат над чудесными долинами Индостана. Пересечь Гималаи, чтобы показать, каким великолепным средством воздушного сообщения он обладает, убедить даже тех, кто не хотел поддаваться убеждениям, — вот, собственно, все, чего он добивался. Однако значит ли это, что "Альбатрос" был совершенством, если даже допустить, что в нашем мире можно достигнуть совершенства?

Предоставим судить об этом самому читателю.

Во всяком случае, если в глубине души дядюшка Прудент и его коллега и восхищались замечательным аппаратом для воздушных сообщений, то они и виду не подавали. Прежде всего, они искали случая бежать. Их даже не занимали изумительные картины природы, проносившиеся перед глазами, когда "Альбатрос" пролетал над живописными рубежами Пенджаба.

У подножия Гималаев растянулась целая полоса болотистых мест, над которыми поднимаются вредоносные испарения — область Тераи, где распространена особая местная форма лихорадки. Но это нисколько не тревожило экипаж воздушного корабля, ибо не могло нанести ущерб здоровью людей. "Альбатрос" не спеша направлялся к выступу, который образует Индия на границе с Туркестаном и Китаем. Ранним утром 29 июня перед пассажирами воздушного корабля появилась неповторимая в своей прелести долина Кашмира.

Да, поистине неповторимо это длинное ущелье, образуемое Большими и Малыми Гималаями! Изборожденное сотнями небольших отрогов, которые, отходя от гигантского горного массива и постепенно снижаясь, тянутся вплоть до бассейна Гидаспа, оно орошается водами этой прихотливо бегущей реки, на берегах которой столкнулись армии Пора и Александра в те времена, когда Греция и Индия сошлись в жестокой схватке в самом сердце Азии. Она все так же течет и в наши дни, эта река Гидасп, тогда как два огромных города, основанные великим Македонцем в память об одержанной им победе, бесследно исчезли, так что невозможно даже обнаружить место, где они некогда красовались.

В то утро "Альбатрос" пролетал над Сринагаром.

Дядюшка Прудент и его спутники увидели внизу прекрасный город, раскинувшийся по обоим берегам реки. Натянутые, точно струны, деревянные мосты. Охотничьи домики с резными балконами. Аллеи, обсаженные стройными тополями, многочисленные каналы, дворцы, храмы, беседки, мечети. Немного поодаль виднелась крепость Гари-Парвата, воздвигнутая на вершине холма, подобно самому грозному из парижских укреплений, воздвигнутому на вершине Мон-Валерьен.

— Будь мы в Европе, — заметил Фил Эванс, — этот город можно было бы принять за Венецию.

— Будь мы в Европе, — подхватил дядюшка Прудент, — мы быстро сумели бы отыскать путь в Америку!»

56

Последние слова всё определяют.

Однажды, взорвав воздушный фрегат, пленники бегут.

Ни на секунду не останавливает их мысль о том, что, возможно, они уничтожают уникальное, чрезвычайно полезное для человечества изобретение.