Жюль Верн - Геннадий Прашкевич

Доктору Фроману:

Чем занимается доктор Фроман?Да тем, что запирает в специальной лечебницевсех сумасшедших, обнаруженных в департаменте!Возможно, доктор Фроманеще больше бы преуспел,если бы вместо обычных сумасшедшихзапирал в лечебнице мудрецов…

Что же касается морфия, то Жюль Верн прославлял его исключительно в сонетах.

О доктор! Воспользуйся, наконец, крыльями Меркурия,неси поскорее свой драгоценный бальзам!Ты же видишь: пора делать новый укол,пора, наконец, поднять меня с этой постели.Спасибо, доктор, спасибо! Что за беда, если лечениеникак не заканчивается. У нас есть этот спасительный бальзам,такой спасительный, что Эпикурдолжен был изобрести его исключительно для богов.О, как циркулирует, как обжигает меня горче блаженство!О, какая нежная благодать овладевает телом!О, как я тону в бездонном спокойствии!Ах доктор! Пронзи меня поскорее своей волшебной иглой!Тысячу, тысячу, тысячу раз благословляю тебя, святой Морфий, —безмятежность, созданная богами[46].

59

«Я вступил в самую черную полосу моей жизни, — жаловался Жюль Верн одному из друзей. — Конечно, я стараюсь принимать происходящее философски, но будущее выглядит таким темным и страшным. Только упорная работа немного уберегает от все новых и новых бед и разочарований…»

К сожалению, работа тоже не всегда уберегает.

29 мая 1886 года в доме Жюля Верна произошло еще одно событие.

На имя писателя пришло письмо. Некая Мари Дюшен сообщала Жюлю Верну о своем близком бракосочетании. К сожалению, почту в тот день разбирал Мишель, женский почерк сразу привлек его внимание. Мишель вскрыл конверт и бросился к матери. «Вот, смотри! Смотри! И вы еще корили меня! — Мишель откровенно торжествовал. — Оказывается, у меня есть сестра!»

Конечно, Онорина слышала в свое время об отношениях мужа и мадам Дюшен, но когда это было… Конечно, ходили слухи и о других любовных похождениях мужа… Но на фоне безрадостных событий 1886 года появление из прошлого «невидимой» ранее дочери Жюля Верна буквально потрясло ее.

Из работ Оливера Дюма[47] мы сейчас знаем, что Мари Дюшен о ее настоящем отце рассказала тетя, у которой она воспитывалась — мадам Шатийон. Отцу Мари написала в связи со скорым ее браком с Люсьеном Берже — молодым деловым книготорговцем. Поскольку свадьба была назначена на 12 июня, Мари чрезвычайно важно было получить разрешение фактического отца, поскольку до совершеннолетия ей еще не хватало двадцати дней. Господин Анри Шатийон, опекун Мари, вынужден был собрать семейный совет. Присутствовали Анри Дюшен — брат Мари; Луи Анри Дюшен — ее дядя; Жан Батист Милом — друг семьи; Эдмон Дюшен — другой брат; Клэр Фирмэн Куланкур — еще один дядя и Антуан Депьер — кузен. В итоге все вопросы были благополучно разрешены, и бракосочетание Мари Дюшен с Люсьеном Берже состоялось, как и было ранее назначено, 12 июня 1886 года в Суассоне. Свидетелями со стороны жениха выступили Шарль Берже — его дядя и Норбер Берже — кузен; свидетелями со стороны Мари — Антуан Депьер и мэтр Артюр Делорм — нотариус, друг семьи.

Не было рядом только родителей.

60

А 15 февраля 1887 года в Нанте умерла Софи Верн.

Жюль Верн не смог поехать даже на похороны матери.

К его болезненной хромоте теперь добавились постоянные головокружения, боли в желудке, проблемы, связанные с диабетом. Печатающийся в «Журнале воспитания и развлечения» роман «Лотерейный билет № 9672» утешить Жюля Верна уже не мог. Слишком много потерь, слишком много боли. Тем не менее он продолжал работать над романом «Север против Юга», о котором упоминал в последнем письме Этцелю-старшему. Герои романа, кстати, чисто приключенческого, проходят, как всегда, через множество испытаний. Одних похищают, другие попадают под массированные обстрелы, третьих приговаривают к смерти южане…

«Седьмого февраля 1862 года вниз по Сент-Джонсу шел пароход "Шанон"».

Многие романы Жюля Верна начинались с подобных фраз. Они стали как бы его стилевым знаком.

«В четыре часа пополудни "Шанон" должен был причалить у местечка Пиколата, обслужив попутно пристани и некоторые форты графств Сент-Джонс и Патнам. Несколькими милями ниже по течению, за Пиколатой, пароход попадал уже в графство Дьювал, граничащее с графством Нассау…»

Паруса поставлены, машины работают. Читатель с первых страниц входит в конфликт, возникший между Джемсом Бербанком — владельцем немалого числа невольников, человеком при этом приличным и воспитанным, и Тексаром, конечно, негодяем. При этом оба они голосуют за рабство, поскольку считают, что отмени сейчас рабство — вся экономика Соединенных Штатов рухнет. По крайней мере на юге. В жарких влажных краях дешевая рабочая сила всегда чрезвычайно нужна — чудесный белый хлопок могут выращивать только черные. Кроме того, так издавна повелось, что самый распоследний белый пьяница и негодяй всегда стоит на ступеньку выше самого законопослушного и богобоязненного дядюшки Тома.

Красота американской природы только подчеркивает напряженность.

«Над лесами с пронзительным клекотом, напоминавшим звук надтреснутой трубы, на широко распростертых крыльях парили белоголовые орлы, кружили кровожадные грифы, огромные выпи — с острыми, как штык, клювами. У реки, среди камышей и зарослей бамбука мелькали пурпурные фламинго, белели ибисы, словно слетевшие с какого-нибудь древнего мрачного египетского памятника; бродили по болоту огромные пеликаны, вились мириады морских ласточек. Были здесь и ракоедки с зелеными хохолками. И кулики с пурпурным оперением в беловатых крапинках и коричневым пухом. Были жакамары, золотистые зимородки, целый мирок гагар, морских курочек, диких уток из породы свистунов, чирков, зуйков, не говоря уже о буревестниках, водорезах, морских воронах, чайках-фаэтонах, которых порыв ветра может унести до самой середины реки, где водится их любимая добыча — летучие рыбы. На лугах во множестве водились бекасы, морские и болотные кулики, султанки с пестрым оперением. Будто на летающей палитре смешались вместе все цвета — красный, синий, белый, зеленый и желтый. Там и тут куропатки, красноногие голуби с белыми головками…»

Хватит, пожалуй. Пропустим часть этой торжественной мантры.

«Таковы были представители животного царства в великолепном поместье Кэмдлес-Бей. К ним, конечно, приходится причислить и негров, закабаленных на плантации. Да и как не причислить негров к скоту, если их всегда можно купить или продать…»