Затерянная земля - Артур Дойль

И вдруг я вскрикнул так, что Фелисьен испугался. И тотчас я подал ему предмет, поднятый с земли. То был обрывок полуистлевшей пеньковой веревки.

— Откуда она взялась тут?

— Машина! — крикнул Фелисьен.

Такова же была и моя первая мысль! Возможно, что здесь мы найдем воздушную машину Алексея Платоновича.

Фелисьен уже бросился в чащу. Я последовал за ним, оживленный, полный внезапно воскресшей надежды.

Но, о ужас! Перед нами, почти наполовину погрузившись в мох и хвою, лежали три человеческие скелета. Их черепа были разбиты ударами молота. Остатки истлевшей одежды безошибочно говорили о том, что это были европейцы…

Я искоса посмотрел на гак-ю-мака. Троглодит отвернулся. Мне показалось, что глаза его блеснули зловещим огнем, но сразу погасли.

С ближайшего кедра спускалась веревка и обрывки шелковой ткани. Из мха торчал кусок доски, на котором виднелась металлическая пластинка. Я очистил доску. Буквы были видны ясно и отчетливо.

А. Е. Е. S. P. X. Р.

1897.

Руки у меня опустились. Фелисьен побледнел. Андрэ!.. Стриндберг!.. Френкель!..[11] Эти три скелета!..

Это была новая тайна, которую скрывала «Заколдованная земля»!..

XXXIV

Эти буквы означали: «Andrees Polar Expedition», — смелая экспедиция, которая 11 июля 1897 г. оставила залив Виго на Шпицбергене и больше не возвратилась в Европу. Шар «Орел» поднялся, исчез из глаз зрителей на севере, и с того времени осталось свободное поле для смелых гипотез. Три храбрых шведа исчезли вместе с аэростатом; три героя, первые из людей, осмелившихся взять приступом с воздуха тайны Северного полюса.

Вспомогательные экспедиции Стадлинга, Альсдрупа и Надгорста не имели успеха. Ни в северной Сибири, ни на восточном берегу Гренландии, ни на Аляске не найдено было и следов несчастного шара и его пассажиров.

И теперь, после стольких лет, мы видим три полуистлевших скелета, несколько обрывков шелка и обрывок сети!..

Воздухоплаватели были окружены гак-ю-маками. По неосторожности они убили некоторых из них. В ответ на это дикари бросились на европейцев, убили их и утащили все, что им понравилось, трупы же оставили в чаще.

В эту минуту я вспомнил загадочный предмет в Пещере Образов. Это было кольцо от воздушного шара!

Но нигде до сих пор мы не видели следов аэроплана Алексея Платоновича. Это было уже загадочно!..

Но какое грозное предостережение, казалось, нашептывали нам оскаленные зубы черепов! Гак-ю-маки знают, что можно убивать белых чужеземцев! Легко убивать. Необходимо удвоить осторожность. С волнением и благоговением собрали мы печальные останки. У нас не было орудия, чтобы выкопать в мерзлой земле могилу. Поэтому мы набрали камней и дерева и устроили небольшой холм, на вершине которого воткнули белый кедровый ствол, поместив на нем найденную металлическую дощечку — вот и вся эпитафия! Прежде, чем мы ушли, я заботливо обозначил место могилы на карте.

После этого мы без происшествий вернулись в Каманак, где ожидали нас наши друзья.

Несколько дней шел дождь. Дождь со снегом увлажнили землю. Ветер ее высушил. Вскоре после этого температура упала ниже нуля.

Листва на кустарниках давно облетела. Теперь дело дошло и до лиственниц. Их хвоя пожелтела и опадала. Тонкие, голые стволы увеличивали печальный вид местности. Бешеные вихри наметали снежные сугробы и целые дюны. Ручьи замерзли. Пришла зима.

Мы облеклись в меха. И троглодиты оделись потеплее и надели на ноги какое-то подобие мокасин из оленьей и конской кожи.

Снег давал нам возможность использовать лыжи. Мы отправлялись отсюда на широкие равнины и в леса.

Далеко уходить мы не решались. Дни становились короче, а ночи были темны и бурны. Но эти прогулки представляли для нас источник наслаждения.

Как только выпал рыхлый снег, мы устроили охоту на оленей с помощью кремневого ножа гак-ю-маков.

Упругое древко и острый камень делали из него оружие с неожиданными достоинствами. Мы выследили животное и на лыжах гнались за ним. Олень проваливался в сугробы, делал отчаянные прыжки, но бег по снегу его утомил. Как ветер, подлетели мы к нему и, продолжая бежать сбоку, вонзили в него копье.

Однажды я отправился на лыжах на плоскогорье у восточного побережья озера; отправился беззаботно, с ружьем за плечами, больше думая о здоровом спорте, чем об охоте. Бродил я для удовольствия около двух часов, пока совершенно усталый не остановился в пустынной местности.

Снег был превосходный, погода ясная; на небе играло сильное северное сияние. Оглянувшись, я вдруг увидел на вершине противоположного холма большого волка. Он стоял неподвижно, выделяясь с поразительной ясностью на фоне пылающего за ним неба. Я видел его поднятые остроконечные уши и приоткрытую пасть.

Хотя у меня не было намерения убить его, я невольно схватился за ружье. Но когда я опять взглянул на холм, волк исчез.

Отдохнув, я потихоньку двинулся в путь, на запад, в направлении озера. Я возвращался домой. Но тут я заметил волков, бесшумно гнавшихся за мною. Они бежали с двух сторон во всю прыть. Большие белые хищники устроили на меня облаву.

Я схватил ружье, обернулся и сделал один за другим два выстрела. Один волк свалился.

Потом я решил не отвлекаться и пустился наутек. Меня могли спасти только лыжи. Я несся по склону, как молния. Обоими шестами тормозил и правил. Я знал слишком хорошо, что если буду принужден остановиться, — я погиб. Я слышал, как стая стремглав неслась за мной по склону. Мороз пробежал у меня по коже.

Я напряг зрение, чтобы лучше видеть. Дорога прерывалась — ее пересекала глубокая трещина. Другой ее «берег» был на расстоянии добрых двадцати метров и метров на восемь ниже того, к которому я несся.

Я хотел круто повернуть у самого края трещины и продолжать бег налево, где поверхность казалась мне удобнее. Но волки разделились и бежали ко мне с обеих сторон вдоль трещины.

Мне оставалось последнее, самое отчаянное средство: воздушный прыжок. Этот прыжок — верх искусства. И я несколько раз с успехом делал его, но только на меньших расстояниях.

Мигом полетел я по сугробу к бугру на краю трещины. Со сжатыми зубами, задерживая дыхание, я сильно разогнался и оттолкнулся со всей силой, использовав бугор, как трамплин. Прежде, чем упасть, я выбросил правую ногу вперед, тотчас же упал на левое колено и покатился в облаках снежной пыли.

Волки в ярости бегали по противоположной стороне трещины: два-три из них, разбежавшись слишком сильно, полетели в глубину. Я быстро удалялся. Через некоторое время я добрался до озера.

Подморозило. Температура сразу упала до 20 градусов ниже нуля. Озеро Надежды замерзло на всем своем пространстве. Только черное отверстие подземного стока оставалось свободным ото льда, и через определенные интервалы из водоворота слышались рычание, храп и свист.

Частые густые туманы, насыщенные ледяными кристаллами, делали пребывание снаружи неприятным. Солнце появлялось, как расплывшееся кровавое пятно.

После сильных бурь, гнавших перед собой тучи снеговой пыли, настало затишье. Настали дни трескучих морозов. Термометр показывал 48 градусов ниже нуля.

Гак-ю-маки заложили вход в большую пещеру и увеличили костры. Тайга словно окаменела. Стволы трескались от холода, как будто стреляли из ружей. Земля давала трещины, как в большую засуху.

XXXV

Я не видел ничего красивее картины северных сияний в Каманаке.

В темноте бархатно-серой ночи тихие огни начинают развеваться по небу. Они выходят из-за горизонта, из-за снежных северных равнин, из глубин и пропастей пространства. Это пламя мистическое, таинственное, которое наполняет разум изумлением и неясным беспокойством. Развевающиеся пояса смарагдовой зелени, серебряно-огнистые ленты, золотистая бахрома, красные банты и занавеси.

Они гаснут, как будто их задуло дыхание какого-то мощного существа, а через минуту вспыхивают снова, выходя из неведомого горна.

Игла компаса целыми днями судорожно дрожит. Очевидно, происходят сильные магнитные бури.

Солнце готовится нас совсем оставить. Оно появлялось только на несколько часов, потом только на полчаса. Двадцать восьмого октября оно совершенно исчезло.

В начале декабря случилось важное событие.

Однажды я сидел в пещере вместе с Алексеем Платоновичем, подкладывая в огонь топливо и перечитывая — не знаю, в который раз, — жалкие обрывки газет своей отчизны, которые я хранил, как святыню. Перечитывал и объявления, которые давно уже знал наизусть.

Вдруг я услышал глухой рокот голосов в центральной пещере. Я уже привык к частым столкновениям молодых гак-ю-маков и не придал этому значения.