Замороженный Мир (СИ) - "Cyberdawn"

В чём была прелесть места, помимо пресной воды: песчаное ложе озерца и ручья. Отсутствие зелени в радиусе метров двадцати: мои спутники, да и я щурились от яркого вечернего солнца.

Ну и, как следствие, в этом месте, конечно, влажно от водоёма. Но не парящая и истекающая капелью звиздецома джунглей.

— Хорошее место, — довольно покивал шаман на мою довольную рожу. — Племя бы здесь жило, но нам большая вода нужна, бабы отсюда не дойдут. И… — сам себя заткнул он, в очередной раз подтвердив “табуриованность” спиногрызов в моём присутствии. — Хочешь — построим дом.

— Хочу, — не стал ломаться я. — Мне бы ещё вещи сюда перенести, — закинул я удочку.

— А-а-а… — с вполне понятным выражением протянул шаман.

— Нож? — уточнил я, на что собеседник помотал головой.

— Много нож. Не надо, — выдал он. — Вкусное-сладкое есть? — с надеждой уставился он на меня.

— Такого как было — нет, — прикинул я количество шоколада. — Но другое есть.

— Перенесём, — решительно кивнул шаман. — И дом построим. Но темно скоро, — тонко намекнул он на толстые обстоятельства.

— Тогда завтра, — заключил я.

Ну и расстались мы, а я попёрся в обратный путь. Кстати, чувство направления, как отметил я, было изумительным — я помнил, где развалины, ну и где мобиль, невзирая на нарезаемые кругаля в джунглях.

С утра я проснулся сам, ну и увидел выбравшихся из зарослей папуасов, в количестве человек двадцати, под предводительством шамана.

После пожелания исцелится, я начал сортировать и разбирать добро. Мобиль, как понятно, останется тут, но он из нержавейки, брезент пропитан каким-то вариантом резины. Шины не дутые, цельные, так что если что и сломается, так только набивка сидений, что и похрен, логично заключил я.

В общем, все кроме шамана, нагрузились, да и потопали к месту моего жилья. Передавая оружие я… ну несколько задумался, хотя попуасии приняли стволы с благоговением, ну и желание присвоить их не выказали. На мой вопрос по дороге, шаман с гордостью ответил, что у племени есть “аж две гром-палки”. Впрочем, несколько нахмурившись, признал, что одна “совсем плохая”.

А через полчаса начала пути, нам встретилась (а мне впервые) семейка пардусов: пантерообразных кошачьих, в четыре особи, с полутораметровым (без учёта хвоста) телом. Ну и три самки по метру, причём присматривались к нам с гастрономическим интересом, с нижних ветвей двух деревьев. Носильщики замерли, а я переполошился — они ж добро моё покидают! Нет, причину понять я могу, но это категорически не можно!

Ну и пока не совершилось диверсии, вызвал серию эфирных вспышек поярче, в направлении кошатин. Кошатинам вспышки явно не понравились, так что, с противным, рычащим мявом семейка кошачьих скрылась в джунглях.

— Сильный шаман, — одобрительно покивал папуасий.

Да и продолжили мы путь, ещё через полчаса оказавшись у водопадика. Расстелил я на песочке брезент, раскинул барахло, субсидировал шамана килограммом карамели. Причём, попробовав конфетину, папуас вернул две трети!

При этом, как понятно, вопрос “расхищения” даже не стоял.

И вот, собралась двадцатка, пока я занимался сортировкой, да и учесала. За домом моим, как сообщил оставшийся в одиночестве шаман, блаженно развалившийся на песочке и с интересом наблюдающий за мной.

А я, начав с чистки своего многочисленного арсенала, логично призадумался — а не слишком ли я благодушен и доверчив? А не таят ли папусии коварные, нож мне в спину, сообразно своему папуасьему коварству?

Ну и выходило, что точно нет. Возможности прибить меня у них было за последние сутки достаточно. Реально, не один и не два раза.

“Богатства” мои немеренные… Ну да, богатства, для местных вообще сокровища, вот только папуасы выходят честные, без кавычек. Есть у них собственная “оценочная шкала”, в рамках её и действуют.

То есть, если и есть какое-то “немыслимо хитрое коварство, с усыплением бдительности”, то оно столь хитрое, коварное и папуасье, что я от него не уберегусь, потому что не пойму нихрена.

На всякий случай полюбопытствал я у шамана, не примет ли в дар, безвозмездно, то есть даром, он лично либо племя карабин.

Дядька аж с песочка подпрыгнул, очи на меня выпучил, башкой завращал. Потеребил я его вопросами хитрыми, в разной конфигурации.

Ну и выходит никак. Любой “подарок” — с “отдарком”, просто “впечатанный” в папуасов культурный код. То есть, племени тот же карабин был бы очень нелишним. Но племя не готово отдать столько, во сколько он оценён. А бесплатно брать не будет вообще.

— А если я вашу гром-палку починю? — уже всерьёз задумался я.

— Как шаманы из большой деревни? — уточнил собеседник, на что я кивнул. — Хорошо будет. А что хочешь?

— Рыбы, фруктов, — прикинул я. — Много не надо, я один всё же.

— Долго приносить будем, — закатив глаза выдал шаман.

— Долго не надо, думаю сочтёмся. У меня дело будет, как дом поставите, — озвучил я.

— Говорить будем, — протянул дядька.

— Будем, — констатировал я.

Через некоторое время вернулась двадцатка, причём с десятком женщин, все тяжело груженные. И, очевидно, в качестве охраны, три копейщика с аж стальными наконечниками, ну и два мушкетёра. С натуральными, прости историческая достоверность, мушкетами. Дульнозарядными, похоже, с кремнёвым, мать его, замком.

В общем, вид этого антиквариата, полутысячелетнего тому назад срока “разлива”, ввёл меня в печаль. А шаман, подозвав одного из мушкетёров, благоговейно передал пятикилограмовую, гранёную дуру мне.

Папуасы вокруг скопились, с интересом взирая на меня, но шаман на них нарявкал, и народ разбежался по делам. За мной же остались следить только “воины” и шаман.

Ну а я скорбно разглядывал и вращал в лапах это “порождение старины глубокой”. Ну ладно, раздолбанный, как бы не многовековым, употреблением гранёный ствол — пуля, как выяснил я, постучав и извлекши заряд, лилась, так что пофиг, хотя звиздец, конечно.

А основная проблема сего карамультука была в раздолбанном запальном отверстии, через которое порох на полке, конечно, основной заряд поджигал, вот только половина действия этого основного заряда в запальную дыру и вырывалось. Присмотревшись к мушкетёру, я заметил на его лапах и даже физиономии шрамы, явно от ожогов. В общем, звиздец выходит, а не оружие.

При этом, порох был бездымным, довольно высокого качества. Очевидно, обмениваемый племенем “у городских”.

В общем, бардак и так жить нельзя, веско постановил я. Так, ну с гильзами я местным помогу, а что в них пихать будут — что литую пулю, что дробь, да хоть камни — непринципиально.

Инициатором у нас будет кремень, от этого без капсуля мы никуда не денемся, начал прикидывать я, припоминая мне известное и просматривая доступные “оружейные схемы” эфирных шаблонов. А вот капсуль, в текущих реалиях, выходит лишнее усложнение. Инициатор сделать — местные не потянут. А раз так, значит: кремень будет у нас воспламенять затравку, затыкая собой запальное отверстие. Со временем кремень, конечно, разрушится, но, судя по топорам папуасов — вот с чем-чем, а с кремнем проблем не будет.

Далее, дульнозарядное оружие — бред и фигня, а значит, будет у нас переломное ружжо. Этакий нездоровый гибрид переломного ружья и мушкета, хмыкнул я, прикинул, да и решил от гильзы отказаться: раз капсюля нет, то гильза — лишние сложности. Значит, патрон помещается в ствол с казны, сыплется порох, замок защёлкивается, а излишек пороха выдавливается в брандструбку. Кременевый ударник по ней херачит, воспламеняя порох затравки, а потом и весь заряд.

Ну, в принципе, на порядок технологичнее текущего угрёбища выходит, прикинул я. Не фонтан, конечно, но в реалиях племени — вполне ничего. С дробью правда пусть сами думают: мне возится с ней неохота, честно признал я.

Ну и начал, в рамках надуманного, осуществлять эфирное воздействие на карамультук. Схемы “классические”, отпечатанные в эфире, требовали нагрева и прочего подобного. Но, были схемы и без нагрева, для изготовления инструментов и некоторых видов холодного оружия. А я, как понятно, эфирно прописанным техпроцессом не ограничен. И, за шесть часов, надуманное надругательство учинил. Кстати, пару кило лишнего металла у меня сохранилось — думаю возьму как “плату”. А то, судя по удивлённым рожам, мне чего-нибудь ненужное всучить могут, а сталь тут знатная, явно не одну сотню лет пережившая.