Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура - Барбара Такман

Когда Мандат получил статус закона публичного права, англичане взяли на себя международное обязательство, которое — в терминах «реальной политики» — передали сами себе. «Мандат» от Лиги Наций на управление Палестиной был юридической фикцией. «На деле Лига получила мандат от держателей Мандата»55, — иронично заметил несколько лет спустя член Постоянной мандатной комиссии. «Мы настаивали на предложенном нам Палестинском мандате»56, — заявлял трезвый голос «Экономиста». «Мы, по сути, сами составили Мандат», — заявлял один из авторов текста Л. С. Эймери57.

Иными словами, в обязательствах не было ничего случайного или непродуманного. Они были самовозложенными. Держатель Мандата недвусмысленно обязывался — в формулировке преамбулы — «нести ответственность за проведение в жизнь Декларации, первоначально оглашенной 2 ноября 1917 г. правительством Его британского величества и принятой означенными державами [странами Антанты] ради создания в Палестине национального дома для еврейского народа». В следующем абзаце признается, что «отныне было дано признание» основ для «восстановления» еврейского дома в Палестине. В четвертом и пятом абзаце Его британское величество «избирается» держателем Мандата и постановляется, что Его британское величество берет на себя осуществлять Мандат «от лица Лиги Наций и в соответствии с нижеследующими положениями». Эти положения, изложенные в 28 статьях, начинаются с главного обязательства, сформулированного в статье 2 — «создать в стране такие политические, административные и экономические условия, которые обеспечат создание еврейского национального дома».

Статья 4 постановляет, что «соответствующая еврейская организация будет признана общественным органом в целях совещания и сотрудничества с администрацией Палестины». Статья 6 обязуется «способствовать иммиграции евреев и поощрять еврейские поселения». Статья 7 обеспечивает «приобретение евреями прав гражданства Палестины». Тем самым четыре из первых семи статей касались положения евреев, остальные двадцать одна были техническими. Арабы, нигде не названные по имени, упоминались лишь как «другие сегменты населения» или как «различные народы и общины», чьи гражданские и религиозные права, равно как и личный статус, следовало оберегать. «Несомненно, — заключила комиссия Пиля в 1937 г., — главной целью Мандата, как это было заявлено в его преамбуле и его статьях, было способствовать созданию еврейского национального дома».

Важнейшую часть лорд Пиль выделил курсивом, — возможно, потому, что у Мандата имелась и не заявленная цель: создание империалистического «стратегического буфера». Но в эпоху Вудро Вильсона об империалистических целях лучше было не говорить открыто. Логика меча более ста лет физически вела Великобританию на Ближний Восток. Но гораздо более долгое время сказывалось влияние Библии, и как раз оно создало ситуацию, в которой Святую землю невозможно было приобрести просто как «стратегический буфер». Следовало удовлетворить более высоким назначению и цели. Тем самым, когда Палестина оказалась в пределах досягаемости, Британия попала в ловушку собственной истории. Наперекор сравнительно немудреным империалистическим намерениям старой школы ситуацию ужасающе усложнила совесть. Она позволила Британии приобрести Палестину, только дав в ней место исконным владельцам. И — к немалому ее раздражению — заставила ее взять на себя роль акушерки нового государства.

Поскольку невзирая на сложнейший дипломатический танец, в котором как Вейцман, так и британские дипломаты старательно обходили любое упоминание слова «государство», ни у кого не оставалось сомнений, что именно его они в конечном итоге рассматривали. Бальфур все видел ясно и практически сказал об этом кабинету министров, когда был представлен на утверждение окончательный текст Декларации. Объясняя формулировку «национальный дом», он сказал, что она необязательно подразумевает создание на раннем этапе «независимого еврейского государства», но что это «будет делом постепенного развития в соответствии с обычными законами политической эволюции». Вот что кабинет министров понимал под декларацией. «Не может быть сомнения, — сообщил двадцать лет спустя комиссии Пиля бывший премьер-министр Ллойд Джордж, — относительно того, что было на уме у членов кабинета министров. Они не предполагали создавать еврейское государство немедленно по мирному договору… С другой стороны, рассматривалась возможность, что когда настанет время для соответственно репрезентативных институтов в Палестине, если евреи тем временем откликнутся на предоставленную им возможность и будут составлять подавляющее большинство населения, тогда Палестина станет еврейским Содружеством»58.

Прочие члены тогдашнего военного кабинета министров выразились не менее откровенно. Мистер Черчилль в статье для прессы в 1920 г. предвидел «создание еще при нашей жизни на берегах реки Иордан еврейского государства под защитой британской короны». Генерал Сматс относил это событие дальше во времени, но предсказывал, что «в последующих поколениях снова поднимется великое еврейское государство». Иными словами, как подытожила устные и письменные свидетельства того времени комиссия Пиля, главы государства и пресса приняли Мандат «на условиях, которые могли означать лишь, что они рассматривают возникновение еврейского государства в будущем»59.

Постскриптум: конец мечте

Как любой другой благородный эксперимент, Мандат обернулся провалом. Эпитафию ему произнес Уинстон Черчилль, когда Белая книга от 1939 г. аннулировала дальнейшую еврейскую иммиграцию и покупку земли, тем самым положив конец надежде на «национальный дом». «Это нарушение, — сказал он, — это нарушение обещания, это отказ от Декларации Бальфура, это конец видению, конец мечте, конец надежде»1.

Тем не менее Мандат служил свою службу. Если для англичан он был источником постоянной головной боли, а для арабов — национальным оскорблением (или так они предпочли его рассматривать), то для евреев он стал шансом, почти, но не вполне фатальным. Из крушения всех великих надежд они силой оружия вынесли по меньшей мере половину магической формулы «политическая независимость и территориальная целость» как неотъемлемых атрибутов государства. Трагедия заключалась не в необходимости борьбы за независимость (ибо независимость дарованная, а не завоеванная редко когда способна протянуть долго), но во вражде, которая без необходимости была разожжена и которая разрушила мечту о возрожденной Палестине, способной вернуть утраченное влияние и поднять моральный и материальный статус всего Ближнего Востока. Что было тому виной — политические амбиции евреев, непримиримость арабов или слабость англичан, — остается делом мнения, по крайней мере пока поля сражений истории еще дымятся. Окончательный ответ даст только объективность, которая приходит с течением времени.

Палестина никогда не была чем-то большим, нежели «маленьким уголком» (по выражению Бальфура) среди огромного пространства арабских земель, освобожденных после последней войны британским оружием. Для арабов она представляла один процент всех областей, которые британцы отдали им в самоуправление. Для евреев она представляла собой единственную надежду на возвращение себе родины, страны и государственности. Авторы Мандата, признавая относительность затронутых в нем норм права справедливости, брали на себя высшее обязательство по отношению к евреям. С того момента, когда вступила в силу более поздняя и фатальная фикция двойственных обязательства по отношению равно к арабам и евреям, Мандат стал неосуществимым.

Возможно, изъян заключался в эпохе. В иную эпоху, когда меньшее влияние оказывало то, что Эдмонд Берк однажды назвал «неудержимым воздействием слабоумных советов», Мандат, возможно, имел бы шанс. Вместо этого он вылился в многолетние попытки Великобритании избежать последствий того, что ей навязала совесть. Когда изначального обещания оказалось вскоре трудно придерживаться, она постаралась выхолостить, лишить действенности и наконец, отчаянно устав от сложностей, отозвать Мандат. Последние годы прошли в попытках остаться в Палестине как держатель Мандата после того, как сами его условия были аннулированы, но со временем и это стало невыполнимо. «Мы совершаем бесславное отступление, — сказал Леопольд Эймери, еще один бывший министр по делам колоний, — среди бойни и хаоса»2.

Так сегодняшний Израиль существует благодаря англичанам или вопреки им? Как это было с американскими колониями, Англия заложила основы государства, а после сопротивлялась логическому развитию того, что сама начала, пока первоначальные узы не источились, не вылились во взаимные горечь и вражду. Ответ на вопрос — ни то и не другое, но отчасти оба разом, и это — одна из самых неудобоваримых истин, какими история часто ставит в тупик своих толкователей.