Конец российской монархии - Александр Дмитриевич Бубнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При таких условиях во главе правительства должен был находиться «свой» человек, в верности и преданности которого не могло быть сомнений.
Такую репутацию издавна приобрел И. Л. Горемыкин.
Оппозиционное настроение Государственной думы четвертого созыва стало сказываться уже при Коковцове и с особою отчетливостью выявилось при обсуждении в Таврическом дворце печального события, известного под названием «Ленский расстрел».
Инцидент этот в свое время наделал много шуму. Он заключался в том, что в далекой Сибири, в бассейне р. Лены, во время забастовки рабочих одного из золотопромышленных предприятий вследствие легкомыслия и отсутствия выдержки у местного жандармского офицера войсковая команда без крайней нужды или, во всяком случае, преждевременно открыла огонь, которым были расстреляны сотни безоружных рабочих. Правительство назначило сенаторскую ревизию, но отклонило посылку на место думской комиссии.
По этому делу в Государственной думе возникли горячие дебаты. Особенно нападали на правительство представители социал-демократической фракции, использовавшие, между прочим, крайне бестактную и вызывающую фразу тогдашнего министра внутренних дел Макарова[118]. Излагая печальный факт расстрела, он сказал: «Так было, так есть и так будет!»
Упомянутое событие и думские речи, развернувшиеся вокруг него, имели, конечно, большое влияние на поднятие новой волны недовольных против царского правительства.
Вспоминая 9 января 1905 г., рабочие говорили: «Реки крови отделили царя от народа!..»
Опору центральной власти, все более и более терявшей доверие широких общественных и народных масс, составляли по-прежнему лишь дворянско-помещичьи и бюрократические круги. Но к этому времени они уже окончательно выжали из себя все то, что еще оставалось в них не «черносотенного».
При таких условиях принцип царского самодержавия стал постепенно терять характер известной государственной идеи и принимать оттенок узкоклассовый.
Вне гражданского населения власть сохранила еще твердую опору в армии. Офицерский состав ее, хотя в целом и демократический по своему происхождению, был связан общим воспитанием, крепким патриотизмом, отождествлявшимся по традиции с величием царской власти и прочною дисциплиною. Эти скрепы передавались, конечно, и в низы. Но там они давали уже заметные трещины, и революционная пропаганда, как мы уже видели, стала настойчиво проникать в казарму. Она находила себе там пищу не только в силу общего положения в стране, но и вследствие вредного и частого противоположения армии народу в период волнений последнего. Возникали взаимное недоверие и непонимание, подтачивавшие с военной точки зрения целостность государственного организма.
С той же военной точки зрения в России накануне войны не все обстояло благополучно и в экономической области. Финансы, как я имел случай отметить, ко времени русско-японской войны значительно окрепли. Тем не менее хотя золотой запас и рос с каждым годом, но им не могли быть надолго обеспечены платежи по тем заграничным заказам, кои должна была вызвать война. Между тем при возникновении военных осложнений на западных границах наша внешняя торговля неизбежно должна была резко упасть, а следовательно, нельзя было ожидать и нового притока в Россию золота или иностранной валюты. Положение могло осложниться еще тем, что у нас с союзниками не имелось никаких прочных финансовых соглашений, кои обеспечивали бы нам открытие соответственных заграничных кредитов.
Наша промышленность, несмотря на ее рост, все же оставалась слабой и с трудом поспевала за потребностями мирного времени, кои росли весьма быстро. Но еще хуже было то, что не была продумана мобилизация промышленных сил, то есть приспособление этой промышленности к нуждам военного времени; отсюда и должно было произойти то быстрое оскудение армии материальными средствами, которое составило одну из причин наших неудач 1915 г.
Наконец, и состояние отечественного транспорта было таково, что оно должно было составить одну из заведомо слабых сторон нашего военного положения. Сравнительно с площадью России железнодорожная сеть была очень бедна и недостаточно оборудована, что затрудняло мобилизацию войск, сбор их к угрожаемым границам и обеспечение всем необходимым.
Знакомы ли вам, читатель, если вы иностранец, такие города, которые отстояли бы от ближайшей железнодорожной станции на сотни километров? Нет? А у нас в восточной половине России такие медвежьи углы были не редкость! Да и в Европейской России городами, удаленными от рельсового пути на несколько десятков километров, никого нельзя было удивить.
Значение этих расстояний возрастало еще более из-за почти полного отсутствия шоссейных дорог и невероятного состояния наших грунтовых путей, еще совсем недавно служивших единственным сообщением некоторых городов с внешним миром.
Существует характерный рассказ хотя и вымышленный, но передающий очень верно картину состояния наших грунтовых путей.
Иностранный бытописатель русской жизни, движимый любопытством, решил однажды посетить какой-то район в стороне от железной дороги. Пришлось ехать по грунтовке и пересечь один из русских уездных городков, похожий на сотни других таких же городов. Дело было к ночи, время стояло ненастное. Усталый путешественник задремал и очнулся лишь при въезде в городок от резкого толчка остановившейся повозки.
— Что случилось? — спросил он, взглянув на часы.
— Маленькая заминочка, сейчас поедем дальше, — ответил ямщик, слезая с облучка и желая, видимо, что-то поправить.
Бытописатель поклевал носом и крепко заснул. Вторично он пришелся в себя от нового толчка. Уже рассветало, видно было, что повозка выезжает из Богом спасаемого городка.
«Однако и заснул же я», — подумал он про себя и тут же под свежим впечатлением записал в свою дорожную книжку: «Один из самых больших городов в России — это город П. Он так разбросан, что для проезда с одной окраины на другую мне потребовалось несколько часов».
На самом же деле городок, о котором шла речь, имел в диаметре не больше одного-двух километров, но для спокойного проезда через лужи и топкие провалы его главной улицы нужно было действительно много времени, некоторого счастья, чтобы не сломать себе шею, и той богатырской способности ко сну, которой, несомненно, обладал наш «тонкий» наблюдатель.
Кстати, не напоминает ли вам на сей раз, русский читатель, этот рассказ про многие и многие другие наблюдения некоторых иностранцев о жизни и событиях в городах и весях нашей необъятной Родины, мало поддающиеся чужим наблюдениям?!
В очерченных выше условиях «неотстоявшейся русской жизни», глубоко взбаламученной неудачной войной 1904–1905 гг. и последовавшими за ней революционными переживаниями, подошел роковой 1914 год.
События этого года поставили Россию перед неизбежностью принять вызов, брошенный ей правительствами центральных держав Европы. Там, в Берлине и Вене, хорошо должны были понимать, что каждый лишний год мира дает России приращение в силе и новый шанс в борьбе. Ждать поэтому не приходилось. Необходимо было немедленно же вызвать эту огромную, пробуждающуюся страну
