На службе Отечеству - Александр Алтунин

Внезапно с берега полоснул яркий луч.

- Гляди-ка, - радостно воскликнул Митрофан Васильевич, - маяк зажегся!

- Это не маяк, маяк правее. Кто-то со скалы нам сигнал подает. Вот лихие ребята!{16}

С командного пункта передали:

- Начать высадку!

Осветительные ракеты на берегу взлетали с прежней методичностью.

- Так, - удовлетворенно констатирует капитан-лейтенант, - пока все идет как по маслу: фрицы нас, как видно, не обнаружили.

Вдруг палуба под нами подпрыгнула, словно корабль наскочил на препятствие. Яркая вспышка на мгновение раздвинула горизонт. Город появился, подобно декорации на сцене.

- Мать честная! - испуганно перекрестился пожилой пехотинец. - Корапь взорвался!

- Эх ты, пехота! - снисходительно усмехнулся коренастый матрос. - Это бабахнули по фрицам из главного калибра.

Орудийные залпы "Красного Кавказа" и "Красного Крыма" заглушают выстрелы с других кораблей: о них можно догадываться лишь по вспышкам.

А город будто вымер: ни одного ответного выстрела. Видно, немцы, отмечавшие рождество, не ожидали нападения, не думали, что советские войска осмелятся высадиться при таком шторме.

Десять минут длилась артиллерийская канонада. Под ее прикрытием быстроходные катера устремились к берегу.

Катер, ворвавшийся в порт первым, высадил группу моряков у Феодосийского маяка. И только тогда немцы опомнились. Воздух прочертили яркие трассы пулеметных очередей, раздались первые орудийные выстрелы, и вокруг кораблей взметнулись водяные смерчи. По разрывам гранат и автоматным очередям нетрудно представить, сколь яростная схватка разгорелась на берегу.

И все-таки хотелось поскорее вцепиться в твердую землю. Сказал об этом Митрофану Васильевичу.

- Пехотинец подобен мифическому Антею: оторви его от матери-земли, он потеряет уверенность в себе. Нет, море не наша стихия, - заявил он, зябко поведя плечами.

Восемь минут, показавшихся нам часами, потребовалось морским пехотинцам, чтобы захватить Большой мол и причалы. Бой еще продолжался, когда по сигналу с "Красного Кавказа" в порт влетел эскадренный миноносец.

- "Шаумян" пошел, - с гордостью заметил старшина 2-й статьи. - Два года на нем прослужил. Замечательный корабль, и командир там лихой, капитан-лейтенант Федоров... Гляди, гляди, что делают, сволочи! - закричал он вдруг, указывая на водяные смерчи, что поднялись вокруг подходившего к причалу эсминца.

Один за другим в порт прорываются еще два эскадренных миноносца и тральщик. В труднейших условиях, под непрерывным огнем они высаживают морских пехотинцев.

С "Красного Крыма", стоявшего недалеко от входа в порт, спускают несколько вместительных баркасов. Маневрируя между водяными смерчами, они устремляются к причалам. А к борту крейсера встает тральщик, успевший высадить первых десантников. Один из вражеских снарядов разрывается на его палубе.

Наблюдая за развитием событий в порту, мы не заметили, как многоопытный командир нашего крейсера капитан 2 ранга Гущин подвел корабль к внешней стенке Большого мола. Однако остановившийся крейсер стал удобной мишенью для вражеской артиллерии. Оглушительный взрыв раздался вдруг в носовой части корабля. Взрывной волной многих десантников смело в бушующие волны. Матросы и пришедшие им на помощь красноармейцы бросают тонущим спасательные круги. Слышится второй взрыв, Мы продолжаем вылавливать людей и не догадываемся, что сидим буквально на пороховой бочке...

Уже после войны, когда мы с А. М. Гущиным вспомнили этот эпизод, он рассказал, что снаряд разорвался в орудийной башне главного калибра. От взрыва загорелся один из пороховых зарядов, гасить который было некому; все в башне погибли. Еще минута, и пламя добралось бы до других зарядов, затем до погреба с боеприпасами... К счастью, в этот критический момент в башню проникли моряки Пушкарев и Пилипко. Они расчистили путь аварийной команде и предотвратили катастрофу.

Убедившись, что "Красный Кавказ" не может отшвартоваться и перекинуть на мол трап, командиры сторожевых катеров, высадив морскую пехоту, подвели свои корабли к крейсеру.

Мы готовы были закричать "ура", когда нашей роте приказали высаживаться первой. Красноармейцы с видимым удовольствием покидали корабль. Без понуканий хватались они за толстый канат и, закрыв глаза, съезжали по нему на палубу пляшущего на волне катера. Вглядываясь в напряженные лица и конвульсивно перебиравшие канат пальцы, я вспомнил сентябрьскую ночь, юных лейтенантов, спускавшихся по "канату" из простыней о третьего этажа, и в ушах зазвучал задорный голос лейтенанта Гаврилова: "Троечники по физподготовке на свидание не идут". Я невольно рассмеялся.

- Что с тобой, Александр Терентьевич?

- Вспомнилась одна смешная история.

- Ну, раз тебе в голову приходят еще смешные истории, значит, все в порядке, а то я подумал: уж не того ли?.. - Митрофан Васильевич выразительно покрутил указательным пальцем у виска.

Я решил идти с первым взводом. Прощально махнул Митрофану Васильевичу рукой и, слегка придерживая канат ногами, стремительно скольжу вниз.

- Идите с третьим взводом! - кричу политруку, - Встретимся на берегу!

Перегруженный катер, переваливаясь с волны на волну, устремляется к берегу. Оглядываюсь на корабль и вздрагиваю: там, где только что стоял наш катер, взметнулся гигантский водяной смерч. Промедли мы еще немного - и очутились бы на дне.

Замечаю, что, чем ближе к берегу, тем реже разрывы мин. Хотел крикнуть "А вот и земля, товарищи!", как раздался оглушительный свист и справа по борту взметнулся и обрушился на палубу столб воды. Всех находившихся на палубе с ног до головы окатило ледяным душем. Выплевывая соленую воду, кричу "Вперед!" и прыгаю с уткнувшегося в берег катера. Меня накрыло накатной волной, но я устоял на ногах. Выбегаю на берег и тотчас возвращаюсь назад, чтобы выловить бойца, сбитого волной. А с катеров высаживаются все новые и новые подразделения. Кричу Украинцеву, показывая в сторону набережной, откуда доносится ожесточенная перестрелка:

- Вперед!

За моей спиной громыхает коваными сапогами Малышко.

Укрыв взвод за кирпичной оградой порта, выскакиваем с Украинцевым на площадь и с ходу плюхаемся за груду камней рядом с морскими пехотинцами.

- Почему не атакуете? - спрашиваю ближайшего ко мне пехотинца.

Тот молча показывает на трупы товарищей и на окна третьего этажа, откуда строчат пулеметы.

Осмотрев площадь, я понял, что наиболее опасными являются первые двадцать - тридцать метров. Они интенсивно простреливаются пулеметами. Надо заставить пулеметчиков смолкнуть хотя бы на пятнадцать - двадцать секунд, тогда бойцы успеют проскочить смертельную зону.