Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии - Сесил Форестер

- Сбросьте эти тела за борт, - добавил он.

Он проанализировал ситуацию. Перегнувшись через борт, он пришел к выводу, насколько возможно было судить об этом, учитывая непредсказуемые раскачивания судна на по-прежнему бурных волнах, что высота надводной части «Милашки Джейн» не превышает трех футов. По мере того, как он приближался к корме, он обратил внимание на глухие удары, раздававшиеся у него под ногами, соразмерные с движениями корабля на волне. Это означало, что некие предметы, плавающие в воде в трюме, бьются о нижнюю часть палубы. Ветер был устойчивый и дул с северо-востока – пассат, прерванный ураганом, возобновил свое действие. Небо все еще было мрачным и затянутым облаками, но кости Хорнблауэра подсказывали, что барометр быстро растет. Где-то под ветром, милях, может быть в пятидесяти, а может в ста, или двухстах – он не мог себе представить как далеко и в каком направлении снесло «Милашку Джейн» за время шторма, находилась цепь Антильских островов. У них есть еще шанс, по крайне мере, может иметься шанс, если им удастся решить проблему с обеспечением пресной водой.

Он повернулся к едва держащейся на ногах команде.

- Откройте люки, - приказал он. – Господин Помощник, где сложены бочонки с водой?

- В середине корабля, - сказал помощник. - При упоминании в воде он облизнул языком ссохшиеся губы. – Назад от главного люка.

- Посмотрим, - произнес Хорнблауэр.

Бочонки для воды, сделанные с целью сохранять внутри пресную воду, также могли послужить и для того, чтобы удерживать снаружи соленую. Но ни одна бочка не может быть полностью герметичной, каждая в той или иной степени течет, а даже небольшого количества морской воды, попавшей внутрь, будет достаточно, чтобы сделать содержимое непригодным для питья. А поскольку в течение одного дня и двух ночей бочонки болтало и било в залитом водой трюме, все они, без исключения, могут оказаться поврежденными.

- Надежда очень слабая, - сказал Хорнблауэр, стремясь свести к минимуму разочарование, которое почти неминуемо ждало их. Он огляделся вокруг, чтобы оценить, есть ли у них шанс попасть под какой-нибудь дождевой шквал.

Заглянув в открытый люк, они смогли оценить трудности, которые их ожидали. Люк был перекрыт парой кип кокосовых волокон, было заметно, как они тяжело ворочаются в такт движениям корабля. Вода, проникшая в корпус, сделала груз плавающим, фактически, «Милашка Джейн» удерживалась на поверхности направленным вверх давлением груза на палубу. Было чудом, что палубу не разломало. И не было никаких шансов спуститься вниз. Сунуться в груду этих шевелящихся кип означало верную смерть. У собравшихся вокруг главного люка людей вырвался единодушный стон разочарования.

Однако у Хорнблауэра на уме была другая возможность, и он повернулся к стюарду:

- В каюте находились зеленые кокосовые орехи, - сказал он, - От них что-нибудь осталось?

- Да, сэр. Четыре или пять дюжин, – слова давались человеку с трудом, то ли от жажды, то ли от слабости, то ли от волнения.

- В лазарете?

- Да, сэр.

- В мешке?

- Да, сэр.

- Пойдемте, - сказал Хорнблауэр.

Кокосовые орехи такие же легкие, как кокосовое волокно, а по водонепроницаемости превосходят любой бочонок.

Они подняли крышку кормового люка и заглянули вниз, в залитое водой пространство трюма. Груза здесь не было, переборка была деформирована. Расстояние до поверхности воды равнялось тем же трем футам высоты надводного борта «Милашки Джейн». Здесь было на что посмотреть: почти тотчас же в поле зрения появился плывущий деревянный ящичек, и почти вся поверхность была усеяна обломками. Потом перед их взорами появилось еще кое-что – кокосовый орех. Видимо, мешок не выдержал, а Хорнблауэр так надеялся найти его целым, плавающим здесь. Он наклонился глубже и выловил орех. Когда он встал, держа плод в руках, все издали одновременный нечленораздельный крик, дюжина рук потянулась к ореху, и Хорнблауэр понял, что ему надо озаботиться поддержанием порядка.

- Назад, - сказал он, и поскольку люди продолжали наседать на него, выхватил из чехла нож.

- Назад! Я убью первого, кто прикоснется ко мне! – крикнул он. Он знал, что рычит сейчас, словно дикий зверь, стиснув зубы от перевозбуждения, и отдавал себе отчет, что у него нет шансов в схватке – у одного, против девяти.

- Идите сюда, парни, - сказал он. – Мы должны выловить их все. Мы разделим их. Честно, поровну. Давайте посмотрим, сколько еще мы сможем найти.

Сила его личности сыграла свою роль, также сработал и остаток здравого смысла, сохранившегося у команды. Они отошли назад. Вскоре трое склонились, сидя на коленях, у люка, в то время как остальные столпились вокруг, стараясь заглянуть им через плечо.

- Вот еще один, - раздался голос.

Чья-то рука нырнула в люк и выловила кокосовый орех.

- Давайте его сюда, - сказал Хорнблауэр, и ему подчинились беспрекословно. Тут же был замечен еще один орех, потом еще. У ног Хорнблауэра начала скапливаться груда: двенадцать, пятнадцать, двадцать, двадцать три лакомых предмета. Затем они перестали появляться.

- Попытаемся найти остальные позже, - произнес Хорнблауэр. Он оглядел группу, затем перевел взгляд на Барбару, скорчившуюся у мачты. – Нас одиннадцать. По половине каждому на сегодня. По половине на завтра. Я сегодня обойдусь без своей порции.

Никто не оспорил его решение – отчасти, возможно, потому, что они слишком устали, чтобы говорить. Верхушка первого ореха была срезана с необычайной осторожностью, чтобы не потерять ни единой капли, и первый человек начал пить. У него не было никакого шанса выпить больше, чем свою половину, когда все остальные столпились вокруг него, а тот, кому предназначалась вторая половина, после каждого глотка отрывал орех прямо от его губ, чтобы посмотреть, насколько понизился уровень жидкости. Люди, принужденные ждать, были в ярости, но им ничего не оставалось делать. Хорнблауэр не мог доверить им провести дележ из опасения, что без его присмотра они передерутся или истратят лишние орехи. После того, как напился последний человек, он взял оставшуюся половину для Барбары.

- Выпей, милая, - сказал он, когда она, почувствовав прикосновение его руки, очнулась от своего тяжелого забытья. Она с жадностью начала пить, потом вдруг оторвала губы от ореха.

- Тебе осталось что-нибудь, дорогой? – спросила она.

- Да, дорогая, у меня есть свой, - не дрогнув, сказал Хорнблауэр.

Вернувшись к людям, он застал их за выскребыванием тонкого слоя мякоти из орехов.

- Не повредите скорлупу, парни, - сказал он. – Они могут понадобиться нам, если пойдет дождь. А эти орехи мы поместим под охрану Ее светлости. Мы можем доверять ей.