Ткань Ишанкара - Тори Бергер

– Да. Таков мой договор с ректором.

– И чем это лучше магистратуры академии?

– Нет магии – нет проблем, – упрямо повторил Ксандер. – У меня остается музей и моя археология. У меня есть профессиональные интересы и вне Дрездена.

– Я твоего решения не поддерживаю. И твой отец бы не поддержал. И никто в здравом уме его не поддержит, но ты сделал выбор, и тебе с ним жить. На мой взгляд, он куда хуже чем то, что тебя к нему привело.

– Откуда вы вообще обо всем этом узнали? – зло спросил Ксандер. – Ангер проговорился?

– Нет. Он данное тебе слово будет держать и после своего ухода на Галереи.

– Значит, ваш друг герр Редегер?

– Герр Нойхаузер, твой ментор. Ты и ему небезразличен.

– Герр Нойхаузер говорит: «Никто не поможет тебе встать с колен, кроме тебя самого. Сколько бы тебе ни протягивали рук, встать с колен сможешь только ты сам».

– Он прав.

– Поэтому я справлюсь со всем один.

– А ты ошибаешься. Опять – верная посылка и неверный вывод. Глупо не схватиться за протянутую руку, которая готова тебя поддержать. Это гордыня. Ты должен с ней бороться.

Ксандер уставился в окно за спиной ’т Хоофта, но из-за включенного в кабинете света за стеклом ничего не было видно, и казалось, что здание поглотила тьма.

– Я рядом, Александр. Зови, я приду в любое время, – хет Хоофт встал, накинул пальто и направился к двери.

Ксандер, не двигаясь, смотрел в окно.

– Эта была цитата, – все же сказал Йен, задержавшись у двери. – Причем неполная. Герр Нойхаузер процитировал тебе часть «Легенды о белом песке». Это красивая легенда, прочти на досуге. Тогда слова твоего ментора обретут верный смысл.

’Т Хоофт вышел вон, тихо прикрыв за собой дверь.

Ксандер всматривался в темноту за окном, боясь пошевелиться и моргнуть, пока глаза не пересохли и не начали болеть.

До дома Тайра не дошла. Не потому, что дом все еще казался зоной заражения, и ноги просто отказывались туда идти, а потому что Тайра не видела дороги. Какое-то время после выхода из портала она еще шла под тусклым светом уличных фонарей, но с каждым шагом становилось темнее, и фонарные лампы будто бы гасли за ее спиной, оставляя ориентирами только горящие впереди, но вскоре и они подернулись тьмой и перестали светить. До дома было рукой подать: всего лишь пересечь двор с детской площадкой, любимыми качелями и кустами шиповника по периметру и свернуть за угол к длинному узкому скверу, на который выходили подъездные двери, но кругом была кромешная тьма, и Тайра поняла, что совершенно не знает, в какую сторону идти.

Голубой магический огонек мрака совсем не разогнал, и Тайра прервала колдовство и втянула его в ладонь. Волшебство больше не работало. Сильнее всего Тайра чувствовала печаль, а еще страх от того, что никогда не выберется из этой проклятой тьмы, которую Ксандер зачем-то уговорил ее отпустить, и теперь она словно сорвалась с привязи и никак не хотела забираться обратно внутрь.

Тайра медленно шла вперед, надеясь, что ноги вспомнят такой знакомый маршрут, по которому она все детство бегала домой за мячиками, скакалками и цветными мелками, внезапно надобившимися посреди игры, но ничего не получалось: она ходила кругами и ни разу не наткнулась ни на кривую ржавую горку, ни на качели, ни на разросшийся колючий шиповник.

Тьма была осязаема, ее можно было перемешивать, создавать из нее призрачные фигуры и силуэты, которые, впрочем, быстро растворялись сами в себе и сливались с общим первоначальным мраком. Потонувшие в окружающей ее тьме, даже звуки стали тише, и гул автомагистрали за девятиэтажками по дальнему краю двора, который не смолкал полностью и под утро, слышался так, как будто уши заложило от резкого набора высоты. Больше всего Тайре хотелось, чтобы сэр ’т Хоофт обнял ее и прижал к себе, и тогда мир точно снова обрел бы яркость и цвет, но Наставник отослал ее домой, без нотаций и нравоучений, и от этого было еще печальнее. Уж лучше бы ругался… Тогда было бы понятно, можно ли вернуть все назад, или то, что вынудил ее сделать Ксандер, было необратимо, и теперь ей до конца своих дней предстоит блуждать в собственном мраке.

Что она скажет маме, если найдет дорогу домой? Как объяснит, почему все вокруг нее превращается в черное беспросветное нечто? Или Салто оторвет ей голову быстрее, чем она сможет сказать хоть слово?

Тайра остановилась, запустила руку в Арсенал и выудила оттуда тонкий шелковый платок, пахнущий мамиными духами и несчетное количество раз помогавший учить наизусть пьесы Шопена и Баха, и повязала его на глаза, как будто и сейчас собиралась сесть за инструмент и нащупать пальцами нужные клавиши. Сэл и сэр ’т Хоофт учили ее смотреть внутренним взором, и если глаза уже совершенно ничего не видели, возможно, душа ослепла еще не окончательно, и тогда шанс выбраться из этой тьмы еще оставался.

Тайра выставила руку вперед в надежде наткнуться на шиповник, качели или горку и медленно пошла вперед, не думая, куда, надеясь, что тело само найдет верный путь, и через несколько шагов кто-то осторожно коснулся ее пальцев, уверенно задавая направление, и Тайре внезапно вспомнилась картинка из старой сказки про Золушку, на которой принц вел ее сквозь бальный зал под восхищенные взгляды гостей и придворных. Принцем однозначно был не сэр ’т Хоофт: его ладонь ощущалась совершенно иначе.

– Спасибо, что помогаете мне выбраться, – по-английски сказала Тайра.

– Это моя работа, – отозвался провожатый.

Голос его был довольно низким, но теплым и приятным, словно в свободное время он пел оперу или озвучивал фильмы про славные подвиги и благородных героев, и, судя по его старательно правильному выговору, английский и для него был неродным.

– Вы тот самый трейсер, волшебник Ксандера?

– Трейсер – да. На счет волшебника не уверен, но если вы все в один голос это утверждаете, – провожатый усмехнулся и продолжать не стал. Он остановился и отпустил ее руку, и Тайра почувствовала под пальцами холодный металл впаянной в асфальт трубы. – Это ваши качели, госпожа аль’Кхасса.

– Навряд ли я доберусь до дома и отсюда.

Трейсер не ответил. Тайра подождала некоторое время, но он молчал, и она подумала, что он ушел, показав ориентир и оставив ее одну. Она стянула с глаз шарфик и с замирающим сердцем поняла, что тьма больше не была такой плотной, как раньше. Тайра обернулась и встретилась с взглядом с провожатым.

Он был высоким, почти как сэр хет Хоофт, но слишком тонким и стройным, как настоящий сказочный принц из той самой «Золушки», со слегка вьющимися волосами, достающими до его плеч, что еще больше придавало ему сходства со знакомой с детства иллюстрацией, и для полного совпадения не хватало только короны с небольшими, расположенными через равные промежутки, зубцами. Он был одет в строгий деловой костюм, и от его силуэта исходило легкое свечение, то ли белое, то ли слегка голубоватое. Оно разгоняло объявшую Тайру тьму, будто подсвечивая трейсера со спины невидимыми фонариками с нежными, теплыми лучами.

Но больше всего Тайру поразило не это. Его душа не была радужной… Она сияла неземным светом, и в ней, как в волшебном сосуде, мерцали серебряные блестки, как мириады маленьких светлячков, каждый из которых был отдельной вселенной. Его душе было тесно в его теле, и это она освещала окружающий Тайру мрак, вырываясь за пределы физической оболочки, и от этого становилось радостно и печально одновременно.

Трейсер рассматривал ее с не меньшим интересом, и, наконец, поняв, что она ничего не скажет, улыбнулся, и от его улыбки стало еще светлее, чем раньше.

– Меня зовут Дагер Хеллквист, – сказал трейсер и поклонился, на ишанкарский манер прижав руку к груди. – Рад с вами познакомиться, госпожа аль’Кхасса.

Тайра еще несколько секунд созерцала его душу, а потом, спохватившись, поклонилась в ответ.

– Спасибо, что помогаете мне, сэр, – еще раз сказала Тайра. – Но я не уверена, что вам можно здесь быть.

– Я получил позволение от сэра ’т Хоофта, –