Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Подобно посланиям Игнатия, послание Поликарпа также дает краткие указания относительно лжеучения, от которого угрожала опасность филиппийцам, и относительно иерархической организации Церкви. Опасное заблуждение еретиков состояло прежде всего в том, что они извратили христологию: они не исповедовали, что Иисус Христос пришел во плоти, и отвергали свидетельство Креста (6.3; 7.[1-]2). Это — те же докеты, которых опровергал Игнатий и которые выступали именно в смирнской Церкви, епископом которой был Поликарп; они говорили, что Иисус Христос не пришел во плоти, т. е. они не признавали действительности плоти Его; они отвергали свидетельство Береста, т. е. не признавали свидетельства, которое давали страдания Христа относительно истинной Его телесности, — они учили только о призрачной смерти Богочеловека.

Кроме докетизма, Поликарп обличает еретиков и в другом тяжком заблуждении: они перетолковывают слова Господа по собственным похотям и говорят, что нет ни воскресения, ни суда. Вероятно, и это обвинение направлено против тех же лжеучителей, против которых выставлено и обвинение в докетизме. Таким образом, Поликарп к образу лжеучителей, которые известны из посланий Игнатия, присоединяет новую черту. Но какой смысл этого обвинения? Лжеучители, очевидно, отрицали христианскую эсхатологию: общее воскресение душ с телами и всеобщий суд; с чем, несомненно, соединялось свободное отношение к плотским порокам как не имеющим значения для нравственной жизни.

Относительно церковной организации послание Поликарпа не сообщает ничего нового по сравнению с посланиями Игнатия. Исследователи послания обращают внимание только на тот факт, что в нем совершенно нет упоминания о епископе. Это обстоятельство дает повод к разного рода предположениям, из которых существенное заключается в том, что в послании находят очевидное доказательство первоначального тождества епископов и пресвитеров (Ritsehl, Rud. Knopf и другие). В Филиппах, — говорят, — еще не было епископа во главе церковной общины, потому что в то время в малых Церквах епископская единоличная власть еще не была так развита, как в больших, где автономия церковных общин рано была подавлена. Но это весьма неясное доказательство в ряду таких же, допускающих иные толкования, не может иметь решающего значения тем более, что нам неизвестно точно и в подробностях, что, собственно, филиппийцы писали Поликарпу и почему последний нашел необходимым написать такие наставления пресвитерам и диаконам филиппийской Церкви. Поэтому открывается возможность для других предположений: может быть, Поликарп знал, что в Филиппах временно не было епископа, избрание которого было задержано какими-нибудь обстоятельствами, например, делом пресвитера Валента. Кроме того, в начале послания Поликарп пишет: «Поликарп и сущие с ним — пресвитеры Церкви Божией, пребывающей в Филиппах». Поликарп здесь является как епископ, рядом с которым ставится коллегия пресвитеров; он —έπίσκοπος της ev Σμύρνη καθολικής έκκλησίας, как называет его послание смирнской Церкви[271] (cap. 16). Поликарп с пресвитерством как законные представители своей Церкви пишут послание Церкви филиппийской, чем само собой вызывается основательное предположение, что и последняя имела такую же организацию, как и смирнская Церковь. Далее, обязанности пресвитеров, перечисленные в послании Поликарпа, совершенно не обнимают богослужебных и административных полномочий, чем открывается место для такой степени, которая обладала ими. Наконец, если бы Поликарп имел в виду в Филиппах такую иерархическую организацию, которая основывалась на тождестве епископов и пресвитеров, то, при своем уважении к ап. Павлу и его посланиям, он назвал бы не пресвитеров и диаконов, а епископов и диаконов, как ап. Павел в послании к тем же филиппийцам (1: 1), и едва ли этому могла воспрепятствовать иная организация смирнской Церкви, при которой епископ обозначал одно лицо, стоящее во главе Церкви.

Время написания послания

Послание написано скоро после смерти Игнатия, так как оно предполагает, что он достиг уже подобающего ему места у Господа (9.2); но вместе с тем Поликарп просит сообщить достоверные сведения об Игнатии (13.2); следовательно, подробности мученической кончины Игнатия еще не были известны в Смирне.

Благоговейное почтение христиан к Поликарпу, каким он пользовался всегда, начиная с близких к нему лиц и современников вообще, основывается на его отношении к апостолам, почтенном возрасте, личной святости и непоколебимом мужестве в виду разъяренной толпы, настойчиво требовавшей его смерти; бесстрашная мученическая кончина завершила славную жизнь апостольского мужа. Его друзья и ученики соревновали в желании развязать его сандалий или оказать малейшее внимание, которое поставило бы их близко к нему. Язычники смотрели на него как на «отца христиан», разрушителя богов, научившего многих не приносить жертв и не поклоняться богам (Martyr. Polyc. 12). В частности, верующие видели проявление в нем исключительного дара пророчества; убеждены были, что все, что он сказал, исполнилось или исполнится (Martyr. Polyc. 16). Но для Церкви гораздо больше значения имели его воспоминания о прошлом. По своим личным качествам он был наиболее способен исполнить выпавшую на его долю задачу — быть хранителем неповрежденного апостольского Предания. Стойкость, непреклонность, приверженность к урокам юности, неослабное соблюдение «слова, полученного вначале» [(cf. Ad Philipp. 7.2)] — вот характерные черты Поликарпа, как они выясняются на основании собственных его выражений и замечаний, о нем других. Его «благочестивое расположение», как говорит Игнатий, утверждено было как бы на неподвижном камне (Ad Polycarp. 1). Он не обладал искусством ложных учителей и против них мог только «стоять твердо, как наковальня, на которой бьют» (Ad Polycarp. 3).

Пока было свежим устное предание о жизни Господа и учении апостолов, верующие последующих поколений естественно обращались к этому преданию для утверждения против всяких искажений Евангелия. Авторитетными свидетелями предания были «пресвитеры»; на этих пресвитеров указывают Папий и Ириней. {Для Папия пресвитерами были лица, сами видевшие Господа, и самовидцы апостольской истории; у Иринея этот термин включает и лиц, которые, подобно Папию, были знакомы с этими самовидцами.} Среди этих {последних} пресвитеров Поликарп занимает первое место, и, таким образом, его значение в Церкви основывается не столько на том, что он был епископом, писателем и мучеником, сколько на том, что он был «пресвитером», который обращался с ап. Иоанном и другими самовидцами Господа.

«Пастырь» Ермы[272]

Под именем Ермы дошло до нас в высшей степени интересное произведение «Пастырь» (Ποιμήν, Pastor), которое по объему равняется почти всем произведениям периода мужей апостольских, вместе взятым. По форме и содержанию «Пастырь» является особенным памятником церковной древности и резко отличается от рассмотренных. Последние представляют собой обычный тип религиозной литературы, между тем как автор «Пастыря» пишет на основании откровения по особому поручению как вдохновляемый Божественным Духом пророк. Таким образом, «Пастырь» принадлежит к апокалипсической литературе.

Памятник первоначально написан на греческом языке и в скором времени переведен был на латинский язык для употребления в римской Церкви. Греческий текст «Пастыря» стал известен только в начале второй половины XIX в., и в настоящее время еще не найдено полной рукописи греческого подлинника. Оригинальный текст содержат следующие рукописи:

1) Файюмский, теперь Берлинский папирус, написанный, может быть, около 400 г., заключает в себе два отрывка — Simil. II, 7-10 и IV, 2-5.

2) Знаменитый Синайский кодекс (Cod. Sinaiticus, IV в.) — в нем в приложении к Новому Завету, после послания Варнавы, нашел место и «Пастырь», но текст прерывается на Mand. IV, 3.6.

3) Афонская рукопись XIV или начала XV в., найденная в монастыре св. Григория на Афоне (в 1855 г.). Рукопись заключала в себе десять листов, из которых последний потерян, так что в ней недостает конца «Пастыря» с Simil. IX, 30.3.

4) Целый ряд фрагментов в рукописях разных веков, опубликованных в последние годы.

Этими текстуальными данными начало «Пастыря» засвидетельствовано в двух греческих рукописях, а для конца (Simil. IX, 30.3 — X, 4.5) нет ни одного текстуального свидетеля[273].

В продолжение целых столетий, предшествовавших открытию греческого текста, «Пастырь» известен был только в латинском переводе, который дошел во многих рукописях и напечатан был в начале XVI в. (в 1513 г.). Этот перевод известен под именем Versio vulgata. В 1857 г. Dressel опубликовал, на основании найденного им Cod. Palatinus (теперь Vaticanus), XIV в., второй латинский перевод, названный Versio Palatina. Эти переводы близко соприкасаются и, во всяком случае, в своем происхождении зависят друг от друга; однако отношение текста не во всех частях одинаково, и признается несомненным, что мы имеем перед собой два отдельных перевода. Оба перевода принадлежат церковной древности: по общепринятому мнению, Versio vulgata относится ко II в., а Versio Palatina произошел не раньше конца IV в., при пользовании Versio vulgata.