Русская фантастика 2011 - Василий Мельник

— Ты… хочешь сказать, все эти мертвецы — биороботы?

— Нет, нет, все гораздо хуже! Наши технологии не позволяют нам создавать точные копии человека! Биологические модели, на которые рассчитан наш синтезатор, намного примитивнее. Но ему не требуется посредник в виде синтезатора, ибо оно само есть сила, творящая жизнь. И оно не отпустит нас…

— Оно?

— Отчаяние! Чем ты слушаешь? Отчаяние! Оно способно организовать жизнь из неживой материи, но на это уходят миллионы лет, ибо оно само не обладает никаким разумом. Но с таким подарком, как готовая протоплазма, все происходит гораздо быстрее. Все; эти ползучие твари — жизнь, самозародившаяся у нас на борту! Поэтому они такие уродливые и неуклюжие — они не проходили естественного отбора, кажется, большинство из них даже не способны питаться и размножаться… Но главное — это мы, Линда, мы! Микрокосм есть подобие макрокосма! Душа на самом деле существует, и это вовсе не бесплотный ангел с крылышками. Это устойчивая матрица темной энергии, или, что то же самое, структурированное отчаяние… Все то время, что мы пытались исследовать темную энергию в глубинах космоса, она была в нас самих! Но точности наших приборов не хватало, чтобы ее заметить, — мы ведь искали лишь гравитационную составляющую, которая в десять в сто двадцатой степени раз слабее истинной сущности… Понадобился генератор Калкрина, чтобы перевести нас в состояние темной материи и тем ввести наше отчаяние в резонанс с великим отчаянием Вселенной. Теория предсказывала, что при отключении генератора произойдет самопроизвольный возврат в исходное состояние, но это было верно лишь для неодушевленного зонда. Когда на борту есть одушевленные существа, генератор Калкрина лишь запускает процесс, который затем становится самоподдерживающимся. В темном состоянии нам не нужно ни есть, ни пить, ни даже дышать — темная энергия питает нас напрямую…

— Я дышу! — перебила женщина.

— Я тоже, потому что рефлекс — но не уверен, что теперь нам это действительно необходимо. Это как парусный корабль, на который поставили мотор… И все системы звездолета питаются энергией нашего отчаяния, поэтому когда оно растет, свет становится ярче и включается то, что ранее отключилось…?

 — Но трупы…

— В том-то все и дело! Мы не можем умереть! Мы пытались уже множество раз! Но всякий раз, когда мы убиваем тело, по матрице нашей души воссоздается новое! Закон возрастания отчаяния не позволит нам ускользнуть! Ни нам и никому другому. Рано или поздно в Отчаяние провалится все. Сначала — экипажи межзвездных кораблей вроде нас, потом — целые цивилизации, чей разум достигнет такого уровня, чтобы войти в резонанс с вселенским отчаянием напрямую. Наверное, рано или поздно до того же самого доэволюционируют даже звезды и галактики, и во Вселенной не останется ничего, кроме темной материи, объятой бесконечным отчаянием… То есть на самом деле этот процесс Уже ближе к концу, чем к началу, — темной материи уже вчетверо больше, чем той, которую мы считаем обычной…

— А повязки? — Линда цеплялась за соломинку. — Ну, допустим, мы воскресали без одежды, это логично, но кто-то же нас перевязывал? И почему мы вообще в этом нуждались?!

— Это не повязки, — вздохнул Виктор. — Это мертвая кожа. Наше подсознание пыталось спасти нас от правды, представляя это просто присохшими повязками… Смотри! Смотри на них внимательно!

Женщина поднесла к глазам перевязанную руку. Теперь она видела, что края «бинтов» на самом деле представляют собой уродливые шелушащиеся рубцы, а на трупно-серой поверхности самих «повязок» можно разглядеть поры и отдельные невыпавшие волоски. Значит, и ее голова… ее лицо на самом деле не было замотано — оно превратилось в эти жуткие лоскуты…

— Душа — это не просто личность, — продолжал объяснять Адамсон. — Энергетическая матрица хранит информацию и о теле, иначе воскрешение было бы невозможным. Естественно, никакой информации об одежде там нет, и о гнилостных бактериях тоже — поэтому тела здесь не разлагаются… Небольшие ранения не затрагивают эту матрицу, но действительно серьезные и причинившие особо сильную боль отражаются на ней — поэтому мы воскресаем с мертвой кожей или как минимум со шрамами на месте таких ран. Однако и это не позволит нам умереть. Мы пытались. О боже, сколько раз мы пытались…

Линда вздрогнула и со стоном рухнула на колени, сжимая руками голову. Теперь и она не могла спастись от хлынувших потоком воспоминаний. Воспоминаний, как она разрывала себе лицо и выдавливала глаза… изо всех сил отталкивалась ногами от пола, насаживая себя животом и грудью на трубы… вырезала чертеж проклятого корабля на собственном теле… висела, растянутая на проволоке, в то время как человек, говоривший сейчас с ней, медленно сдирал с нее кожу…

— Ты помнишь, как распинал меня? — глухо спросила она.

— Нет, — ответил он. Должно быть, это воспоминание было слишком ужасным, и подсознание все еще пыталось скрыть хотя бы его. — Неужели это я… хотя, конечно, кто же еще… зачем?

— Я сама упросила тебя. Подвергнуть меня максимально долгой и мучительной пытке. У меня самой это не получилось бы, я уже пробовала… Я надеялась, что сойду с ума. Что такая боль разрушит мой рассудок и я больше не воскресну.

— И я согласился, хотя понимал, что уже некому будет оказать ту же услугу мне… Но все равно не вышло. А потом мы пытались добиться того же, уничтожая собственный мозг. Но и это не помогло. Лишь амнезия после воскрешения оказалась более глубокой. Может быть, дело в том, что нервная ткань мозга сама по себе не испытывает боли.

— Зачем мы крушили всю технику? Просто от отчаяния?

— Не только. Приборы быстро бы раскрыли нам истину. Мы пытались продлить блаженство неведения после следующего воскрешения. Ведь для того, чтобы ощутить всю силу отчаяния, надо в полной мере осознать его…

— А сейчас? Мы осознаем? Мне очень плохо и страшно, но я бы не решилась снова на то, о чем просила тебя тогда…

— Пока еще в полной мере не осознаем. Нужно какое-то время… Это как автоматическая настройка. Но позже даже та боль покажется тебе меньшим злом, чем отчаяние! Мы уже избавлялись от инструментов из страха перед болью, которую причиним с их помощью себе потом, — а когда приходило «потом», проклинали Себя за то, что сделали это…

— Говорила же тебе, не надо это читать!

— Рано или поздно отчаяние все равно накрыло бы нас. Даже без подсказок. Так уже бывало. Начиная с самого первого раза, когда мы еще не знали, что к чему…

И более того — с каждой новой смертью и воскрешением этот срок сокращается.