Космическая одиссея Инессы Журавлевой - Юлия Цыпленкова

Наконец, пришел вечер… а мои мужики нет. Устав ждать, я позвала Симу, и она явилась, виновато опустив голову.

— Инусь, они не придут, — сказала Серафима.

— Почему? — опешила я. — Обиделись?

— Вот, — и передо мной развернулся экран.

Знаете, что я почувствовала? Осознание. ВСЕ МУЖИКИ ОДИНАКОВЫЕ!!! Да-да, именно метровыми буквами! Они бухали! Пошло бухали с медиками в каюте командира. Может, у них не было водки, соленых огурцов и прочих атрибутов обычной пьянки, но спутать мирные переговоры и обычное бухалово было невозможно. Пьяными в дым были все. Главный эскулап навалился на Диму:

— Ты знаешь, как я тебя уважаю? Вот так я тебя уважаю, — перед носом легара сжался пудовый кулак, и медик душевно потряс им. — Мужик… Ты настоящий мужик, Дмирт, — снова потряс кулаком и кивнул. — Уважаю.

— А как я-то тебя уважаю, — рванул на груди комбез Дима. — Ты же не человек, человечище!

Рома мерился силой на руках еще с каким-то белым. Вокруг них голосили собутыльники, и про меня, похоже, вообще никто не вспоминал. Я думала, у меня зубы раскрошатся, так отчаянно я ими скрипела от злости. Такой дурой себя сейчас чувствовала. Стриптиз, камин, шкуры, тьфу! Алкашины…

— Выпьем, — главный эскулап поднял свой стакан. — Хочу выпить за тебя, Дмирт.

— Выпьем, — кивнул Дима. — За Инну!

— Да мы за нее весь вечер пьем, — возмутился кто-то.

— Что? — Рома свирепо сверкнул глазами. — Ты имеешь что-то против Инны?

— Я? — медик помотал головой. — Святая женщина.

Мои мужики расслабились, и за Инну выпили все кому не лень.

— А ты знаешь, какие у нее глаза? — Ардэн подпер щеку кулаком. — Как звезды.

— За глаза Инны, — тут же отозвался главный эскулап.

— Такая хрупкая, такая нежная, — вздыхал на другом конце стола кривой, как бумеранг Рома.

— Паразиты, — усмехнулась я. — Сима, меняем программу.

Глава 22

Когда они, наконец, вползли в каюту — и как только совести у этих гамадрилов хватило — их все-таки ждало представление. Только извивался на подиуме Фредди Крюгер, закончивший свой эротический пассаж распальцовкой печально известной перчатки. Красиво так раскинул, как веер, звякнув лезвиями:

— Для вас сообщение, — сексуальным голосом сообщил Фредди.

На его месте появилась я, вся такая в неглиже и в шляпе. В моих руках звонко щелкнули секаторы.

— Сунетесь, кастрирую, — пообещала моя голограмма, снова перетекая в образ Фредди Крюгера. Раздался дьявольский смех, и из его рта вылетел серый дым, превратившийся в черепа с горящими глазами, и они понеслись на двух офигевших аттарийцев.

Гулко сглотнув, мужики поспешили лечь спать, в своих каютах. А утром, когда они открыли глаза… На кровати каждого, красиво прогнувшись, стоял на четвереньках все тот же Фредди. Он вильнул попой с пушистым хвостом, кокетливо махнул ручкой в опасной перчатке и рычащим голосом сказал:

— Ну привет, сладкий.

— Что это? — сипло спросил Рома.

— Это белочка, милый, — ответил Крюгер.

Ардэн не стал задавать вопросов, он выразился коротко и емко:

— Охренеть, допились, — снова уронил голову на подушку и беззастенчиво заснул, несмотря на выкаблучивающегося Фредди. Ну а что, на флот слюнтяев не берут.

Сама я провела ночь в каюте Руси, которого, похоже, забыли в карцере, но он по этому поводу не грустил, продолжая свои брачные игрища. Но я попала удачно, они как раз с подругой ничем не занимались и были даже одеты. Разговор был коротким.

— Русь, я буду спать в твоей каюте, не против?

— Без базара, Инусь, пользуйся.

— Кто это, Рус?

— Ты че, телыч, это же Инусик, своя в доску.

— Удачного вечера, — поспешила я закончить разговор, и Сима прервала связь, оставив Брэна отчитываться перед подругой.

За происходящим в своей каюте, а так же утром в каютах командира и первого помощника, я следила через Серафиму, разбудившую меня оба раза. Она аж повизгивала от нетерпения и желания насладиться зрелищем. Дружно похихикав, мы угомонились, и я тоже упала досыпать, пока не начались мои розыски по всему кораблю. И быстро находиться я не собиралась.

В третий раз Сима разбудила меня счастливым:

— Инусь, зацени!

— Что там опять? — проворчала я, садясь, но глаза не спешила открыть.

— Смотри, говорю! — гаркнула на меня Система.

Я открыла один глаз, посмотрела и открыла второй. Мальчики, помытые, побритые, с совершенно невинными глазами входили в мою каюту. А там… Тяжелое свинцовое небо нависло так низко, что даже у меня, зрителя, появилось ощущение тяжести на плечах. Вместо мебели каменная дорога, по которой закручивалась пыль, мчались перекати-поле, и только вдали одинокая женская фигура, бредущая по этой дороге, зябко обхватила себя за плечи. Ветер взметал ее волосы, задирал подол платья, и ощущение тоски и одиночества было таким осязаемым, что я тяжко вздохнула.

А потом загремел гром, сверкнула молния, и на землю обрушился ливень. А в густой пелене дождя начали хаотично вспыхивать картинки.

— Сима, я хочу устроить им праздник! — в кадре мое лицо с сияющими глазами и счастливой улыбкой.

Вот я с энтузиазмом руковожу декорацией номер раз.

— Я очень хочу, чтобы им понравилось!

Стою у шеста, мечтательно прикрыв глаза.

— Мои мальчики достойны того, чтобы для них старались.

Выбираю наряд.

— Им ведь понравится?

Изгибаюсь в танце. Сижу на барной стойке в соблазнительной позе (Симина фантазия, не сидела я на ней, только на прочность проверяла). Смотрю на себя в зеркало, причесывая волосы.

— Я так жду их… — тоже Симина обработка.

И финал — декорации с пылающим камином и свечами. Я раскинулась на шкурах и призывно смотрю на двух застывших мужчин. А следом: пьяные морды Ардэна и Грейна, мужской смех и нетрезвые громкие разговоры.

— Куда спешить, давайте еще посидим, — заплетающимся языком говорит главный медик. — За Инну?

— О-о, — это мои алкаши. — Это святое. — Они снова бухаются на свои места, и пьянка продолжается.

В этот момент картинки исчезают, и девушка на дороге оборачивается, глядя на аттарийцев глазами, полными слез.

— Инна, — подавшись вперед, позвал Рома.

— Охренеть, — мрачно произнес Дима, сжав кулаки. — Вот мы уроды. Она же целый день для нас все это готовила, а мы урегулировать конфликт пошли.

Все исчезло, и им предстала нетронутая постель.

— Где она? — дернулся Рома. — Сима!

Дима развернулся на каблуках и стремительно покинул каюту, явно отправившись на мои поиски. Сима обернулась ко мне, широко улыбаясь: