Живая статуя - Наталья Якобсон

— А ты разве никогда не хотел забыть о всех чувствах, которые причиняют человеку неудобство или боль? — Роза чуть склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня.

— Не чувствовать ничего плохого! — зачарованно повторила она, будто силилась соблазнить меня этим обещанием. — Разве это не прекрасно?

— Я так не считаю, — нашел в себе силы возразить я. — Да, и зачем все это…

— Затем… — она запнулась, наверное, решив, что действие докажет ее правдивость лучше любых слов, вытянула вперед руку, и, откуда ни возьмись, в ней появился кинжал. Казалось, что Роза извлекла сверкающее лезвие из самого воздуха.

Она протянула ко мне запястье, словно желая сказать «смотри», но прежде, чем я успел глянуть на прозрачную кожицу и тонкие просвечивающие вены, как она с силой провела по ним лезвием и при этом не сморщилась от боли, а только улыбнулась.

— Затем, чтобы ты не ощущал боли оттого, что твоя щека кровоточит, — провозгласила она уже после того, как ее порез начал медленно затягиваться. Кровь исчезала, едва успев появиться. Только у одного создания, кроме нее, я наблюдал такую же сверхъестественную способность к самоисцелению, у Эдвина.

Роза, очевидно, прочла мои мысли, потому что со смехом обратилась к тому, кто склонился рядом с ней и деловито отряхивал снежинки с ее шлейфа.

— Два демона — пара, так считают все, — пошутила она.

— Да, госпожа, — подтвердил Винсент, теперь старательно расчищавший дорогу под ее ногами. Он, кажется, слышал одинаково хорошо и мои мысли, и ее слова.

— Не гни так спину, а то появится горб. Вставай же, — она пнула носком красивой, расшитой жемчугом туфельки прямо по руке Винсента. — Нашему новенькому дружку, наверняка, не терпится снова пообщаться с тобой и с Лораном. Ведь у него же нет собственной компании, а это значит, что вы вдвоем должны его развлекать.

— С этим мы справимся, — Винсент раболепно отряхнул последнюю невидимую снежинку с ее подола, встал, поклонился даме и обернулся ко мне с уже совсем другим, недобрым выражением лица.

— А где карета? — не удержался я, хоть этот вопрос и мог стоить мне жизни.

— Скатилась в обрыв, — равнодушно отозвался он.

— Для тебя это большая потеря, — съехидничал я.

— Ничего, переживу, к тому же… — он лукаво усмехнулся. — Я уже нашел покупателей. И не каких-нибудь старьевщиков, а тех бродячих существ, которые рады будут вытащить со дна пропасти и починить даже сломанную карету.

— Зачем? — изумился я. — Или ты нарочно убедил их, какой бы злой силой они не были, что эта старая рухлядь может им пригодиться?

— Убеждать не понадобилось. Им нужно все, любая телега, повозка, старые дрожки, но не для того, чтобы на них ездить, а, чтобы обустроить эти человеческие штуки под жилье.

— Они используют все, — согласно кивнула Роза. — Кареты, фургоны, сундуки, шляпные картонки или старые башмаки…

Она приблизилась ко мне, неуловимо, как призрак, и лукаво улыбнулась.

— Ты когда-нибудь заставал крошечных фей, когда они воровали твою старую обувь, чтобы обустроить там свое жилье? А куда однажды исчезли новые бальные туфельки твоей сестры? Видел ли ты, как эльфы резвятся, справляя новоселье в старых башмаках?

Вопросы сыпались на меня один невероятнее другого, и я не знал, что на это сказать.

— Скажи, что ты был слишком прожженным скептиком или слишком ненаблюдательным для того, чтобы заметить такие маленькие феномены в повседневной жизни.

— Но вас я однажды заметил, — я сам не понял, как у меня хватило дерзости в этом сознаться, наверное, слишком большое потрясение я испытал от того, что узнал в двух фигурах перед собой силуэты однажды виденных ночных гостей.

— Это было недоразумение твоего отца, а не наше, — заметила Роза. — Ну, ничего, когда-нибудь тебе бы все равно пришлось привыкать к обществу таких, как мы. Это случилось бы, даже если б ты безвылазно сидел в своем поместье и боялся бы даже поехать в ближайшую деревню за едой и свечами. Даже если бы ты забил досками двери и окна и жил бы, как затворник, все равно кто-нибудь из наших заявился бы к тебе на ужин, или беседу, а может, даже на всю ночь.

— На каждую ночь, — я вспомнил Даниэллу. — Это было ужасно.

Я не задумывался о том, что говорю обрывками, ведь передо мной стояли те, кто все поймут. Даже если я не буду говорить вообще, то они выудят все нужные сведения из моей головы, а я даже об этом не догадаюсь.

— Он был так жесток не с тобой одним, — Роза лукаво скосила глаза в сторону Винсента. Тот невольно поежился, хотя тоже, наверняка, холод был ему нипочем.

— Кто? — настороженно переспросил я.

— Монсеньер, — Роза колебалась всего мгновение, прежде чем назвать то имя, прозвище или титул, который уже называла мертвая Даниэлла.

— Сколько разговоров об этом монсеньере! Вы все так загадочно произносите его имя, так часто намекаете на некую власть, которой равных нет…Любой станет теряться в догадках, — я не знал, как выразить свои чувства. Внутри меня, как будто бушевал ураган.

— Где же ты, прекрасный монсеньер, — смеясь, протянула Роза, и ее голос музыкальным эхом прокатился по лесу.

Я взглянул на Винсента. На нем не было лица. Он даже заломил руки и не оттого, что звонкое эхо могло пробудить призраков в лесу или призвать грабителей. Единственный грабитель, покушавшийся на имущество царицы нечисти, теперь смирно лежал у дороги и боялся даже шелохнуться. Он тупо смотрел то на Розу, то на ее спутника, но взгляд его оставался совершенно пустым, бессмысленным, как если бы Жервез, взаправду, лишился рассудка.

— И кого коснется в гневе ее длань, тот потеряет разум, — процитировал Винсент, четко, как священное писание, и уже будничным тоном добавил. — Твоего друга можно только пожалеть.

— Почему же ты не пожалел его минутой раньше?

— Ну, мне же было интересно понаблюдать за его реакцией, когда это произойдет, — Винсент пожал плечами.

— Он никогда ни во что не вмешивается и старается, как можно быстрее исчезнуть, когда кто-то пробует вмешаться в его дела, — Роза хлопнула по ладони сложенным, опять же взявшимся буквально из пустоты ажурным веером. — Ведь так, Винсент?

— Конечно…э, — осознав всю свою неловкость, он запнулся и уже галантнее добавил. — Как скажете, госпожа.

Его очередной поклон мог показаться неуклюжим, но зато очень уж усердным. Казалось, Винсент готов коснуться лбом земли. Не комично ли? Впервые я видел чародея, или злого духа, который так усердствует, пытаясь понравиться даме. Очевидно, Винсенту при всей его напыщенности и высокомерии, роль галантного кавалера давалась с большим трудом. А вот у Эдвина она выходила так естественно. Ну вот, я опять думаю о нем и даже восторгаюсь его самообладанием, хотя уже не раз зарекался от подобных мыслей.