Живая статуя - Наталья Якобсон

Сам я подошел поближе к камину, чтобы обогреть руки у огня, и вдруг заметил, что возле гнутых ножек софы что-то шевельнулось, быстро и с шуршанием. Подол красного платья был едва различим в отблесках пламени, неудивительно, что я не сразу его заметил. Даниэлла, мелькнуло в голове. Только не это. Неужели страшная гостья снова посетила меня.

— Нет, Батист! — с софы мне мило улыбалась Роза. — Это ты мой гость.

— Опять, — я тяжело обреченно вздохнул и передумал садиться на кресло, стоящее передо мной. Вдруг оно тоже не без сюрприза. Я заметил, что кресла здесь глубокие, громоздкие, с гнутыми спинками, устланными шкурками мелких зверей, совсем, как в охотничьем домике. — Опять, вы!

— Ты разве не рад, что я тебя впустила? — она слегка нахмурилась, словно действительно была изумлена и озадачена. Какая прекрасная актриса! На сцене у меня ни разу не было такой талантливой партнерши.

На Розе был уже совсем другой наряд, роскошный, красный, слегка покрытый, как паутинкой воздушным черным тюлем. Прическа тоже была другой, модной и сложной, как у дамы, собравшейся в театр. Призрачная королева в белом неуловимо исчезла, передо мной снова была элегантная леди, радушная хозяйка, в глазах которой лишь изредка мелькают опасные, хитрые искорки.

Как она могла так быстро сменить наряд. У любой светской модницы на это ушел был добрый час, а Роза умела разительно перемениться всего за пару секунд.

Она кокетливо повертела в руках какую-то книжечку, похожую на томик стихов, но я очень сомневался, что это могут быть всего лишь безобидные стихи.

— Как мило с вашей стороны пустить нас на ночлег, — в моем голосе не прозвучало ожидаемого сарказма, только усталость.

— Никакой любезности в этом нет, просто мне интересно было понаблюдать за твоей реакцией, когда ты во второй раз окажешься в месте, которое мои слуги отвоевали у людей, — она мило улыбнулась, совсем еще девочка, принцесса, собравшаяся на свой первый бал, на котором, благодаря своей красоте, ей, несомненно, удастся произвести фурор. Как жаль, что такое совершенство, как она, внутри состоит из одних лишь коварных намерений, без единого проблеска доброты. А, в общем, чего я мог ожидать от нечистой силы? На что надеялся? Чего хотел от демона?

— Я не демон, — Роза обиженно надула губки. — Я попросту не могу им быть, ведь демоны — это падшие ангелы, а ангелом я никогда не была. Лучше оставим такую привилегию для Эдвина.

Какое открытие! Я готов был то ли рассмеяться, то ли расплакаться, настолько она была прекрасна и испорчена. Я даже не сразу осознал, что она только, что упомянула Эдвина.

— Эдвин! — повторил я, словно один этот звук мог объяснить сразу все, каждую из тайн вселенной. — Вы расскажете мне что-нибудь об Эдвине?

— Зачем? — она резко поднялась, шурша, взметнулись пышные оборки, и скользнул легкой волной алый шлейф. Я заметил, что Роза всегда предпочитает одеваться только в белое или красное и ни разу в другие цвета.

— Зачем тебе что-то о нем знать, ведь ты же считал его, чуть ли не чудовищем?

Вопрос застал меня врасплох.

— Разве? — как полный дурак переспросил я.

— Твое мнение о нем с тех пор изменилось?

— Чудовище — неподходящее слово, — меня немного возмутило такое абсурдное сравнение, вдруг зачем-то примененное к красивому, юному венценосцу, встреченному мною в Виньене. — Нет, чудовищем я его никогда не считал, то есть…я не считал его монстром, но, во всяком случае, очень загадочным существом…

Я сам не знал, как это объяснить, но мое представление о нем разительно переменилось. Конечно же, дракон неизменно оставался злом, но Эдвин… Юноша, в глазах которого живет тень дракона и мудрость, накопленная за столетия. Разве можно назвать все это одним словом, подобрать какое-то точное определение.

— Как же ты запутался! — в голосе Розы не было ни малейшего намека на сочувствие, только насмешка.

— Нет, я не запутался, — возражение было слишком слабым, но отчасти правдивым. — Я все еще помню, что я Батист де Вильер, брат девушки, убитой драконом. Знаю, что я тот, кто готов отомстить, даже если миг победы будет стоить мне жизни. И одной красивой оболочки, даже такой ослепительной, как у Эдвина, слишком мало, чтобы ввести меня в заблуждение. Пусть он восхитил меня и обезоружил своим неожиданным милосердием на какой-то миг, но я всегда буду твердо помнить, что он — убийца и останется таковым, каким бы обаятельным был этот притворщик. Просто существо, которое я преследовал, оказалось, куда более сложным, чем я ожидал. Одним словом, ему удалось меня заинтриговать.

— Как поэтично! — лениво, с чуть заметным смешком протянула Роза. — Страж справедливости очарован преступником.

Она задумчиво постучала ноготками по краю низкого столика и как бы для себя одной произнесла.

— Похоже, и этому осталось еще чуть-чуть до обычного поклонения…

— Вряд ли, — поспешно возразил я. — Меня никому не удастся сбить с толку. Вы меня недооцениваете.

— Скорее переоцениваю, — возразила она. — Я думала, ты будешь верен только нам, ведь мы первыми стали напутствовать тебя в колдовстве, а в благодарность ты спутался с другим.

— Я всего лишь оказался в сложной ситуации, — скорее безвыходной, добавил я про себя. Странно было об этом думать, но если бы Эдвин не проявил неожиданной гуманности, меня бы уже не было в живых. Последний граф из рода де Вильеров закончил бы свои дни на плахе.

— Он, кажется, решил, что мы должны отложить состязание на потом, — упавшим тоном объяснил я. Как необычно, говорить о мести кому-то, когда, чтобы согреться от холода, носишь плащ с его плеч. Плащ, спасающий от бед, или, напротив, тянущий своего носителя к ним навстречу?

В приятно шуршащих складках материи, как будто осталась частица тепла Эдвина. Его тепло, я вздрогнул от этой мысли. Не тепло, а жар драконьего огня. Воспоминание о ночных налетах, о массовых сожжениях, о пепелищах, о тепле одной одинокой свечи на деревянном столе в какой-то темнице…о маркизе, сброшенной в колодец с разорванным горлом, о тревожном звоне колокола, возвещающем о преступлении, в то время, как сам убийца жжет свою окровавленную рубашку и чуть ли не готов сокрушить стену одним ударом кулака, потому что он в отчаянии. О…я бы многое еще мог увидеть, но воспоминания Эдвина были для меня страшны. Слишком страшны, чтобы пытаться рассмотреть их поподробнее.

Я взмахнул рукой, словно отгонял прочь стаю назойливых мух, и все фрагменты чужих воспоминаний вмиг исчезли, осталось только осознание того, что я согрет остатками тепла от адского пламени. Меня греют отблески драконьего огня, я ношу вещь, пропитанную их флюидами, на своих плечах и не собираюсь ее снимать. К собственному ужасу, я осознал, что в этом плаще мне так приятно и хорошо, как ни в одной другой одежде. Ну, вот не хватает еще того, чтобы я пошел к этому демону с покаянием и, как Марсель, стал питаться крошками с его стола. До чего же я дошел, донашиваю вещи с плеч того, кого собираюсь убить, и нахожу этого восхитительным.