Легенды Раэнора - Анна Соболева

Случай представился поздним вечером накануне Совета старейшин. Хаггар, как всегда, проверял караулы во дворце. Подходя к постам у Белой башни, из окна галереи он увидел отца. Номанатур шел к воротам. Вот она, удача. Спрятавшись в караульной комнате, Хаггар застыл в ожидании. Вскоре послышались быстрые шаги, и в коридоре показался правитель. Он подошел к отсалютовавшим ему стражам башни. Хаггар услышал его глуховатый голос: “Никого не впускать”. Потом раздался лязг, и правитель скрылся за окованной железом дверью. Через несколько минут в одиноком окошке под самой крышей башни зажегся свет. Выйдя из караулки, Хаггар неторопливо подошел к страже и ответил на их приветствие.

— Это еще почему? — спросил он, кивнув на сдвинутые перед его лицом копья.

— Приказ правителя — никого не впускать, — произнес один из них.

— Я знаю, Гиттан. Но отец забыл у меня очень важные бумаги. Не бегать же ему за ними вверх-вниз!

Гиттан переглянулся со своим напарником, и по молчаливому согласию они пропустили Хаггара. Прыгая через две ступени, он взлетел по крутой винтовой лестнице и оказался у входа в маленькую комнатку на самом верху башни. В тускло освещенный коридор из-под двери пробивалось мерцающее сияние. Приникнув к замочной скважине, Хаггар заглянул внутрь. Правитель стоял к двери спиной. Виден был лишь его черный плащ. Ни звука не доносилось из комнаты. Хаггар ждал долго. У него затекли ноги и ныла спина. Было стыдно и страшно. Как он мог решиться шпионить за отцом?! Однако Хаггар и не думал отступать. Но вот Номанатур шевельнулся. Всколыхнулся плащ, послышались шаги. Правитель скрылся из виду. “Отступил к левой стене”, — догадался Хаггар. Снова в комнате воцарилась тишина. Слышалось лишь ровное дыхание отца. Потом раздался тихий шелест, затем — легкий стук, снова короткий шелест, и опять тишина. Через мгновение Номанатур вышел, закрыл дверь на ключ и спустился вниз. Хаггар спрыгнул на пол. Перед появлением правителя он успел, уцепившись за выступ косяка, влезть под потолок и, как паук, расставив руки и ноги, втиснувшись в крошечную нишу над дверью, дождаться ухода отца. Отерев со лба выступивший пот, Хаггар вытащил свой ключ, отпер дверь и оказался в комнате. Он бывал здесь часто, один и с отцом, оглядывая с высоты простиравшийся внизу город, поля за стеной. На востоке поблескивала Великая Река. Зеркало здесь. Хаггар был в этом уверен. Это самое надежное место: вход в башню не разрешался никому, кроме правителя и его наследника. У дверей день и ночь дежурила стража. В комнате не было ни шкафов, ни полок, ни ниш. Лишь в центре стоял круглый низкий каменный стол. Здесь нельзя было спрятать и иголку! Значит, где-то в стенах существовал тайник, в котором отец и хранил зеркало. Не носил же он его каждый раз с собой! Хаггар подошел к левой стене. “Где-то здесь”, — пробормотал он. Отец ничего не произносил, значит, заклинания нет. И Хаггар начал ощупывать камень за камнем, нажимая, пытаясь повернуть вокруг оси, постукивая пальцами, прислушиваясь, не отзовется ли звук пустотой. Капитан поверил в существование Всевидящего зеркала сразу, как только услышал о нем от Хэльмира. Возможно потому, что очень хотел верить. Но была и еще одна причина. Хаггару всегда казалось странным всеведение отца. Случись какая беда в королевстве, и правитель распоряжается, приказы отдает. А гонец с вестью прибывает к вечеру, а то и на следующий день. А сколько раз, прерывая яростный спор на Совете старейшин, он поднимался в башню подумать, а, возвращаясь, разрешал спор приказом! И ведь ни разу не ошибался! Подданные считали Номанатура чуть ли не магом. Но Хаггар-то знал, что отец колдовство презирал, считая шарлатанством. Значит, причина в другом. И это другое — зеркало. Хаггар добрался до верхнего ряда кладки, и тут камень под его пальцами плавно подался внутрь. Раздался знакомый шелест, и в темной глубокой нише Капитан нащупал холодный металлический диск. Сердце бешено заколотилось. Дрожащими руками Хаггар осторожно вытащил диск из ниши и положил на стол. Тяжелая круглая серебряная пластина была тщательно отполирована, и, наклонившись, Капитан увидел ясное отражение своего бледного от волнения лица. Края диска были украшены рунной вязью. Хаггар узнал древнеальфарскую азбуку. Неужели это оно? Стараясь собраться с мыслями, он вспомнил выученное наизусть описание зеркал из книги “Сказания”. Все сходится. Но что теперь? Как этот бездушный кусок серебра покажет ему Элен?

— Ну же, прошу тебя! — Он прижал пылающие ладони к диску, пытаясь согреть холодный металл. Запрещая себе сомнения, Хаггар впился в зеркало умоляюще-требовательным взглядом. И словно в благодарность за веру, гладкая серая поверхность затуманилась под его горячим дыханием, но туман вскоре отступил от поверхности диска, и потрясенный Хаггар увидел цветущие поля, а вдали — нечеткие очертания гор. На их склоне смутно белело облако. Тут же картинка сменилась, и арандамарец вскрикнул от радости: он увидел Элен, стоявшую на балконе высокой башни. Держась рукой за перила, она напряженно высматривала что-то вдалеке. Ветер развевал ее волосы. Изображение опять исчезло, а, появившись, замелькало, как в калейдоскопе. Вот Элен бежит по залитому солнцем коридору. Вот она несется во весь опор на своем скакуне в сопровождении мрачного телохранителя. Вот ночью стоит одна на дороге под проливным дождем и, не вытирая слез, машет рукой вслед удаляющимся темным фигурам. А вот она в своих покоях со стариком Дию. Оба весело хохочут, не в силах остановиться. Хаггар тоже улыбнулся, так заразителен был их смех. Но видения вновь исчезли и не появлялись довольно долго. Хаггар забеспокоился. Но вдруг там, в зеркале, вспыхнуло темно-багровое пламя. Арандамарец вновь увидел княгиню. Она стояла в какой-то тесной темной комнате. Ее бледное, строгое лицо было обращено к нему, а глаза, полные горькой муки, смотрели в его глаза.

— Элен! — застонал Хаггар. Отвечая на его зов, она заговорила:

— Державная владычица, княгиня! Казалось мне, что властна я над собственной душой. Что несгибаемая воля мне дана в наследство… Но как же ошибалась я! Политика, опасности правленья, забота о судьбе народа моего — вот тот удел, которым я в гордыне упивалась, не помышляя о судьбе иной! Но, видно, я прогневала богов, бросая вызов им своею силой. Они, жестокие, вложили в грудь мне сердце, способное и ненавидеть, и любить. Сон его был долог. Мертвящее, немое забытье тысячелетья длилось. Но небеса коварные решили прервать его. И загудела в жилах огненная кровь. Ах, можно было б оправдать ту страсть, что сердце жжет огнем, когда бы был избранник мой могучим героем, волшебником или альфарским