Король Артур и рыцари Круглого стола - Питер Акройд

На глазах у всего двора Ланселот поцеловал королеву и обратился к собравшимся:

— Если кто-то из вас хочет обвинить королеву в неверности, сделайте это сейчас.

Молчание.

Тогда Ланселот взял королеву за руку и подвел ее к королю. Все плакали от умиления, один лишь Гавейн оставался холоден. А уж когда Ланселот сел на коня и поехал прочь из Карлайла, плач стал всеобщим. И Ланселот грустил, возвращаясь в замок Веселой Стражи, которому отныне предстояло зваться замком Печальной Стражи. Так Ланселот навеки покинул двор короля Артура. Вместе со своими отважными рыцарями он вернулся в свое наследственное имение во Франции, в Пэи дю Солей, то есть Землю Солнца.

Ланселот и Гавейн

Узнав, что Ланселот поселился в Земле Солнца, король Артур собрал огромное войско в шестьдесят тысяч человек. С этим войском он вознамерился отправиться за море и сразиться с Ланселотом в его владениях. На время своего отсутствия он назначил правителем Британии своего сына Мордреда и ему же поручил королеву. Ведь естественно, чтобы отец доверял сыну. Мордред был зачат в инцесте — матерью его стала сводная сестра Артура, — но он вырос отважным рыцарем.

Войско Артура подняло паруса и отплыло из устья реки возле Карлайла. Высадившись во Франции, король приказал палить и разорять страну, чтобы отомстить за злодейства Ланселота. К этому его подстрекал сэр Гавейн, упивавшийся местью.

Товарищи уговаривали Ланселота сразу же двинуться навстречу захватчикам и дать им бой.

— Вы знаете, что вы лучше всех рыцарей, — твердил ему Багдемагус, — и нам вы цену знаете. Вперед! Встретим врагов в открытом поле и перебьем их всех.

— Сделать это нетрудно, — отвечал Ланселот, — но мне бы не хотелось воевать, и прошу вас, господа, слушаться меня. Я не выйду против короля, пока опасности не подвергнется наша жизнь — только тогда мы вправе, не лишившись чести, поднять оружие против своего сюзерена.

Рыцари больше не настаивали и отправились спать, а на рассвете увидели, что армия Артура осадила замок, уже и лестницы приставляли к стенам. Рыцари Ланселота принялись обороняться и прогнали солдат прочь, а лестницы сбросили. Тут выехал с копьем наперевес Гавейн и остановился напротив главных ворот замка.

— Где вы, Ланселот?! — закричал он. — Где вы, трус и предатель? Почему укрываетесь за стенами? Отыщите в себе хоть каплю отваги! Выходите на бой! Дайте мне отомстить за троих братьев!

Сэр Ланселот слышал вызов Гавейна от слова и до слова.

— Сэр, — заговорили его рыцари, — настало время. Защищайтесь, или будете опозорены навеки. Вы и так слишком долго медлили. А теперь проснитесь и готовьтесь к бою.

— Теперь, когда Гавейн обвинил меня в предательстве, — сказал Ланселот, — другого пути у меня нет. Не хочу же я прослыть трусом!

Ланселот велел оседлать лучшего своего коня и принести ему доспехи. С привратницкой башни он обратился к Артуру:

— Государь мой, — сказал он, — мне горестно вступать в бой с одним из ваших рыцарей. В прошлом я был терпелив и избегал битвы с вами, иначе давно бы ваши рыцари погибли или сдались на поле боя. Но обвинение в измене я терпеть не стану. Я должен спасти свою честь, я должен защитить себя.

— Довольно болтать! — крикнул ему Гавейн. — Настало время сражаться. Снимем груз с наших сердец!

Ланселот выехал с копьем в руке и вывел свое войско из замка. При виде его огромного войска Артур ужаснулся.

— Будь проклят день, когда я поссорился с Ланселотом. Вижу, конец мой близок.

Когда сэр Гавейн и сэр Ланселот сошлись лицом к лицу, условились, что никто другой не станет ни помогать им, ни нападать, пока один из двух рыцарей не погибнет. Рыцари разъехались, а потом с неистовством и яростью помчались навстречу друг другу. С криком они столкнулись, ударили копьями в щиты. Рыцари были так сильны, а их копья так велики, что кони не выдержали этого удара и пали наземь. Ланселот и Гавейн спешились и столкнулись щитами, выхватили мечи и стали рубиться, нанося друг другу тяжкие раны.

У сэра Гавейна была тайна: святой человек дал ему особое благословение, от которого с девяти утра и до полудня сила рыцаря возрастала втрое. Так-то он и стяжал великую славу, и именно по этой причине Артур назначал все поединки с участием Гавейна на утро, чтобы его племянник взял верх. Только он один знал, откуда берется сверхъестественная сила Гавейна. А Ланселот, измученный, окровавленный, недоумевал, как его противник выдерживает такие удары. Через два часа сражения силы Гавейна удвоились, и Ланселот уже не знал, с человеком борется или с дьяволом. Он стал хитрить и уклоняться, стараясь сберечь силы и дыхание, прикрывался щитом, отражая удар за ударом. Рыцари, следившие за боем, думали, что скоро Ланселоту конец.

Но пробил полдень, и Гавейн лишился колдовской силы. Почувствовав, что противник ослабел, Ланселот ободрился.

— Вижу, все что могли, вы уже сделали, — сказал он. — А теперь, господин мой Гавейн, настал мой черед. Я получил нынче много ужасных ударов. Настала пора вас проучить.

И Ланселот с размаху нанес Гавейну такой удар по шлему, что тот растянулся на земле. Ланселот же спрятал меч в ножны и следил за противником.

— Чего вы ждете? — спросил его Гавейн. — Почему не добиваете меня, подлый предатель? Если оставите меня в живых, я буду и впредь мстить вам.

— Милость Господня сохранит меня. Но вам известно, Гавейн, что я никогда не убью рыцаря, который не может защищаться. Вставайте и возвращайтесь к своим людям, — затем он обернулся к королю, который от начала до конца наблюдал за поединком, и добавил: — Доброго дня, господин мой король! Вы убедились, что под стенами моего замка вам чести не сыскать. Если б я вывел моих людей против ваших, погибло бы множество достойных воинов. Прощайте, вспоминайте обо мне без гнева и всегда следуйте воле Господа нашего Иисуса.

— Я сожалею об этой злосчастной войне, — ответил Артур. — Ланселот во всем обходился со мной почтительно и честно. Он никогда не нападал ни на меня, ни на моих близких. Видите, он пощадил даже Гавейна!

Ланселот развернул свое войско и увел его в замок. Гавейна отнесли в шатер короля, и там лекари лечили его раны мазями и притираниями. Король сам чуть не заболел, скорбя о ранах Гавейна и горестном раздоре между двумя столь благородными рыцарями. На следующий день и день спустя ни та ни другая сторона не выражала желания сражаться.

Три недели Гавейн пролежал в шатре и едва оправился с помощью множества снадобий, и отваров, и трав. Но едва силы вернулись к нему, он вновь вооружился и выехал к главным воротам замка.