Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

В ярости Цао-старший также притащил скамейку и уселся напротив. Таким образом, братья решили взять один другого измором.

Когда Цао Сяошу позвали к столу, он отказался:

– У меня сейчас нет времени, принесите еду сюда.

Считая Цао-младшего за абсолютно родного, своего человека, услужливые помощники старались проявить беспримерную сердечность. Услышав просьбу Цао Сяошу принести ему покушать, они тотчас поспешили удовлетворить его желание. Наевшись, Цао младший захотел в туалет. Данная проблема оказалась достаточно щекотливой, тут помочь никто не мог. Стиснув зубы, Цао-младший держался сколько мог, а когда терпеть уже не было сил, он ужаснулся мысли о последствиях и попросил Хуан Лянь подержать рубеж в его отсутствие.

Хуан Лянь уселась напротив и растянула рот до ушей. Улыбаясь, она строила глазки Цао-старшему.

Поскольку на стороне Цао Сяошу оказалась большая группа поддержки, избравшая тактику измора противника, старшему брату очень скоро пришлось сдать позиции. В первую ночь, несмотря на сильное желание уснуть, «легкораненый» Цао Дашу так и не ушел с передовой и из последних сил смог продержаться. Однако провести без сна вторую ночь для Цао-старшего оказалось невмоготу, и, изнуренный, он повалился прямо на скамейку. Проснулся он уже засветло. В ярких лучах рассвета он вдруг обнаружил, что линию границы совсем растоптали, а на полу повсюду виднелись многочисленные следы.

Цао-старший огорчился: он никак не ожидал, что проиграет в войне с этим выродком, Цао Сяошу. Бешенство переросло в решимость переломить ситуацию.

Дождавшись темной ночи, Цао-старший отправился с визитом к Бай Лин, вместе с ним к ней направилась увесистая вяленая нога. Бай Лин слыла в деревне известной свахой. Сама она, едва выйдя замуж, потеряла мужа, Косого Ли, который разбился насмерть, упав с обрыва. И если бы она не ухаживала за своей неизлечимо больной свекровью, то наверняка уже давно бы повторно вышла замуж. Все эти несколько лет она зарабатывала на жизнь главным образом сватовством. Она успела свести друг с другом немало деревенских жителей, благодаря чему снискала хорошую репутацию. Оглядевшись по сторонам, Цао тихонечко постучался к Бай Лин. Дождавшись, когда она выглянет, он, ничего не сказав, сунул ей в руки вяленый окорок и ушел восвояси. Бай Лин очень удивилась, сколько ни пыталась, она никак не могла понять его скрытый намек.

Несколько последующих вечеров Цао-старший продолжал делать подношения. Он приносил Бай Лин то тыкву, то два кочана капусты – в общем, много чего. Проведя в догадках несколько дней, Бай Лин решила, что Цао ей симпатизирует. И когда Дашу заявился снова, она, словно девчонка, от смущения покраснела. Лишь спустя полмесяца Цао-старший наконец все ей объяснил и она поняла, что принимала желаемое за действительное. Цао Дашу обратился к ней как к свахе, чтобы та подыскала ему вторую половину. Когда Бай Лин спросила о его предпочтениях, тот промямлил, что полностью ей доверяет.

Несмотря на некоторое разочарование, Бай Лин, будучи отменной свахой, со всем пылом отдалась своему делу и уже очень скоро привела к Цао-старшему одну вдову. Вдова оказалась не одинока, с ней прибыла целая гвардия: мало того, что одного ребенка она вела за руку, второй висел у нее за спиной. Цао Дашу почувствовал некоторую неловкость, точно его заставляли жениться. Он приготовил для вдовы и ее детей ужин, нагрел воду для мытья. Вдобавок к этому он уступил вдове свою собственную кровать, а сам всю ночь провел на лавке. Да только нормально поспать ему не удалось: целую ночь плакали дети. Их рев был подобен мощному потоку разливающейся реки, так что сомкнуть глаз ему так и не пришлось.

На следующее утро, встав с красными глазами, Цао-старший приготовил для вдовы целую кастрюлю лапши, после чего выпроводил женщину вместе со всем ее выводком за порог.

Через какое-то время Бай Лин снова привела к Цао одну девушку. Все ее лицо сплошь покрывали веснушки, красавицей ее назвать было нельзя, однако внешность Цао Дашу совершенно не волновала, его успокоило уже то, что с нею не оказалось оравы ребятишек. Бай Лин была уверена, что данная партия наверняка всех устроит, однако она снова ошиблась. На следующий день Цао с кислой физиономией заявился к ней и попросил забрать девицу туда, откуда она ее взяла. На вопрос, что его не устроило, тот ответил, что женщина показалась ему ленивой: «Солнце ей уже весь зад спалило, а она вставать не торопится, вот уж и вправду лентяйка». Бай Лин пыталась его уговорить, чтобы тот остановил на ком-нибудь свой выбор:

– Ты ведь уже тоже не мальчик. Не годится и дальше ставить условия, хватит рядиться. Мне кажется, что можно как-то приспособиться.

На это Цао-старший, нахмурившись, ответил:

– Она настолько ленивая, что приспособиться вряд ли удастся. Ну, женюсь я на ней, а как дальше-то жить?

После этого Бай Лин приводила к нему еще нескольких кандидаток, однако ни с одной из них он так и не сошелся. Сколько ни умолял Цао Дашу подыскать ему нормальную женщину, Бай Лин, качая головой, только говорила:

– Тебе, то одну, то другую подавай, очень уж сложно угодить.

Но Цао все-таки просил ее подобрать кого-нибудь еще.

Цао-старший спал, когда на него вдруг стал капать дождь. От этого он проснулся.

Дом был совсем старый, и многие годы лежавший на крыше камыш уже сгнил, поэтому дождевая вода без всяких препятствий проникала через дыры и капала прямо на постель Цао Дашу. До того как его разбудил дождь, Цао-старшему снился сон, будто он женится на красавице и у него шикарная свадьба. Ему также приснилось, как его, вдрызг пьяного, подхватив с двух сторон под руки, завели в комнату для новобрачных… И тут, на самом интересном месте, сон прервался. Что ни говори, мало кому такое понравится. Цао посмотрел наверх, но в кромешной тьме ничего не обнаружил. Дождевая вода, точно струйка песка, шелестя, лилась на его лицо, и скоро оно все стало мокрым.

Цао отыскал клеенку и, словно обезьяна, вскарабкался на крышу, чтобы заделать дырки и остановить потоп. Дом их совсем обветшал, срок его службы давно вышел, и Цао Дашу по неосторожности провалился с крыши на чердак дома, прямо как капли дождя. Когда он с грохотом повалился на потолочные балки, ему показалось, что он переломал себе все кости. Попытка подняться обернулась мучительной болью. На глазах его выступили слезы, но все усилия оказались тщетны. Он хотел было позвать на подмогу младшего брата, но едва открыл рот, как вспомнил, что они разделились, а до того успели еще и подраться. Поэтому рот ему пришлось закрыть. У него, собственно, и выбора-то не было. Его увечья оказались столь серьезны, что, попробуй он открыть рот, тотчас бы раздались стоны, которые, того и гляди, дошли бы до ушей Цао-младшего и Хуан Лянь. А Цао Дашу уж никак не хотел, чтобы его услышала эта парочка развратников.

Полежав какое-то время на ледяных балках, Цао почувствовал, что боль несколько утихла. Тогда он с трудом стал спускаться вниз по лестнице.

Лежа в промокшей постели, Цао-старший с горечью думал о том, что когда небо прояснится, то обязательно нужно будет починить дом, иначе жить в нем станет невозможно. Цао Дашу предавался своим планам, а дождь лил еще двое суток, пока наконец не прекратился.

Утром того дня, когда наконец выглянуло солнце, Цао-старший взял острый серп и, ковыляя, отправился на склон горы. Он собирался нарезать травы, чтобы заново покрыть крышу. Левая нога у него еще побаливала, поэтому он не мог ступать в полную силу. Малейшее усилие – и боль, словно тысячи маленьких змеек, распространялась по всему телу. По-хорошему ему бы сейчас полежать во дворе и прогреться на солнышке, чтобы оправиться от ушибов. Однако стоило ему подумать о прогнившей крыше, как его охватывала тревога. Теперь его страшило хмурое небо, а еще больше его пугал дождь. За два последних дня ливни устроили в его комнате настоящий потоп, повсюду развелась слякоть, словно на болоте. Стоило только ступить на пол, как ноги тонули в этой грязи, напоминая две воткнутые туда палки. Если бы он не уложил на пол несколько плит, то и совсем не было бы места, куда можно ступить.

Добравшись до склона, Цао-старший приуныл: буйные заросли дикой травы напомнили ему громадную крышу без конца и края. Не обращая внимания на больную ногу, Цао Дашу взял серп и с головой нырнул в травяную чащу, стеной стоявшую выше человеческого роста, после чего рьяно принялся за работу. Со стороны могло показаться, что в траве опрометью бежит заяц, потому как трава колыхалась несмотря на отсутствие ветра. Цао работал так проворно, что его размашистые движения серпом напоминали круговые движения колеса. И уже очень скоро в зарослях образовалась большая расчищенная прогалина.

Срезая стебли, Цао мысленно подводил итоги своего труда. Работая, он прикидывал: вот у меня уже имеется крыша размером со стол, а вот размером с дверь… И когда, по его подсчетам, запасов травы хватало на полкрыши, от усталости он уже не мог шевельнуться. С трудом переводя дух, он углубился в заросли, желая укрыться в тени и отдохнуть. Погода стояла жаркая, казалось, что над головой висит раскаленный котел.