Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - Френсис Уэлч

безопасность. Недооценивал ли он серьезность своего положения или демонстрировал свойственное ему упрямое бесстрашие? Он выразил удивление, узнав, что в конце 1918 года Томас Престон получил телеграмму из Министерства иностранных дел Великобритании, в которой консула просили подтвердить, жив Гиббс или нет. «Теперь стало понятно, что все мы были на волосок от смерти», — заметил Гиббс. 21 января 1919 года у министерства наконец появилась возможность сообщить дяде Гиббса утешительные сведения о получении следующей телеграммы: «Мистер Гиббс находится в Екатеринбурге в добром здравии».

В письмах Гиббса, относившихся к началу 1919 года, серьезность сочеталась с неуместным легкомыслием. В январе он написал в Тобольск Клавдии Михайловне Битнер, которая также была учительницей царских детей. О судьбе Царской Семьи Гиббс писал очень деликатно: «Мне сказали, что нет почти никаких сомнений в том, какая судьба постигла дорогих нам людей, но, в то же время, нет прямых доказательств, подтверждающих это».

Далее Гиббс перешел к другим вопросам: «Вы помните то красивое распятие, которое Денисов вырезал для меня по Вашей просьбе? Могу ли я просить Вас заказать для меня еще одно? Мне бы также хотелось иметь гребень, похожий на тот, который он сделал для Анны Степановны [Демидова, служанка, расстрелянная вместе с Царской Семьей]. Он делает очень красивые гребни, у других мастеров были очень плохие».

Гиббс принял решение, которое было несколько поспешным: он отправил дяде Уиллу фотографии членов Царской Семьи, с тем чтобы при случае продать снимки какому-нибудь изданию. Из сопроводительного письма становится ясно, что Гиббса очень заботил вопрос сохранения авторских прав. Он писал: «Эти фотографии можно было бы опубликовать в одном из лучших изданий, которые обычно освещают подобные темы… Я подумал, что мог бы прочитать лекцию или написать небольшую книгу». Подобные предложения шли вразрез с его критикой мемуаров Жильяра. Гиббс, однако, понимал, что с точки зрения морали его поступок небезупречен: «Когда в России произошла революция, я лишился очень многого, поэтому считаю, что не должен отметать ни одну из имеющихся у меня возможностей заработать себе на жизнь, хотя это все равно что продавать фамильные ценности», — писал он в свое оправдание.

Невзирая на то что к весне 1919 года Гиббс, вероятно, примирился с мыслью о гибели Царской Семьи, в глубине души он мог по-прежнему питать надежду на то, что кому-то из них или же им всем удалось спастись. Надежды Гиббса рухнули, когда Николай Соколов, руководивший официальным расследованием, обнаружил улики, указывающие на место захоронения. Соколов прислал за Гиббсом, чтобы англичанин помог в опознании вещей и тел убитых, поднятых со дна шахты в урочище «Четыре Брата»[385]. «Все, кто участвовал в расследовании и опознании останков, должны были отбросить всякую надежду, что кому-то из Царской Семьи удалось выжить», — писал Гиббс впоследствии.

Вначале тела членов Царской Семьи и слуг были сброшены в шахту. Неподалеку от места захоронения, в грязи под опавшими листьями, лежали различные предметы, в том числе вставная челюсть доктора Боткина. Во время первого расследования следователей сбило с толку огромное количество яичной скорлупы, валявшейся рядом с тем местом. Оказалось, что за день до расстрела солдаты попросили монахинь, доставлявших еду, принести пятьдесят яиц. Яйца отдали царскому повару Харитонову, который послушно их сварил. Повара расстреляли вместе с Царской Семьей, а вареными яйцами убийцы завтракали возле двух[386] погребальных костров.

В ходе дальнейших расследований стало известно, что тела девяти человек были подняты со дна шахты рудника «Ганина Яма» и похоронены в неглубокой могиле, где их впоследствии и обнаружили. Останки двух членов Царской Семьи — предположительно Цесаревича Алексея и Великой Княжны Анастасии — до сих пор не найдены[387].

Гиббс наблюдал за тем, как останки[388] и различные мелкие предметы выкладывают на брезент. Горе англичанина было так велико, что обычная сдержанность изменила ему, и он дал выход эмоциям: «Разумеется, я помогал по мере сил, но мне было больно смотреть на эти предметы, которые ничего не значили для присутствующих, но были так дороги мне». Среди всего прочего там были ногти, кусочек жестяной фольги и медные монеты, владельца которых так и не удалось бы установить, если бы Гиббс не напомнил Соколову о том, что Алексей любил собирать всякую всячину.

В письме тете Кейт от 21 июля 1919 года Гиббс рассказывал о том, как он опознал собачку Анастасии Джимми породы кавалер-кинг-чарльз-спаниель, подаренную Великой Княжне Анной Вырубовой. Пес Джой, принадлежавший Алексею, выжил, но, как полагали, ослеп из-за перенесенного им потрясения[389]. Среди человеческих останков был фрагмент пальца, оторванного от второго сустава. В сдержанном описании Гиббса не было и намека на ужас и отвращение, которое он наверняка испытывал:

«Когда я увидел заспиртованный палец, мне показалось, что это палец доктора Боткина. Однако его, должно быть, раздуло, поскольку медицинские эксперты заявили, что это средний палец немолодой женщины. Они полагают, что это палец Императрицы».

Позднее, опровергая в письме заявления одной из лжецаревен, Гиббс писал, что во время расследования видел шесть корсетов: «Четыре корсета больших размеров, очевидно, принадлежали Императрице, двум старшим Великим Княжнам и верной служанке Демидовой. Два корсета поменьше могли принадлежать только Великим Княжнам Марии и Анастасии». Сохранилась фотография Гиббса, стоящего у шахты. На фотографии видно, как корреспондент газеты «Таймс» Роберт Уилтон, нагнувшись, заглядывает в шахту. Гиббс, одетый в пальто, аккуратно перехваченное поясом, стоит, выпрямившись, несколько поодаль.

Во время судебных разбирательств в июле 1919 года Уилтон отмечал, что Гиббс говорил совершенно бесстрастно. Гиббс, вероятно, гордился, что его природная невозмутимость одержала верх над душевной болью. Свидетельские показания охранников он прокомментировал следующим образом:

«В эту страшную трагическую минуту Императрица и Великая Княжна Татьяна Николаевна, должно быть, начали молиться и опустились на колени. Их примеру последовали остальные члены Царской Семьи и слуги. Показания Якимова, в которых говорится, что Демидова [служанка] „бегала по комнате, закрываясь подушкой“, звучат очень правдиво. Описанная им сцена представляется так живо, что ему невозможно не верить. Демидова была высокой, хорошо сложенной женщиной… которая, однако, обладала робким нравом и не переносила ужасов страдания».

В письме тете Кейт Гиббс кратко упомянул о панихиде, которую отслужили в храме Екатеринбурга в день памяти жертв расстрела: «Семнадцатого числа этого месяца мы присутствовали на панихиде в местном храме. Было очень печально».

В июле 1919 года Екатеринбург снова был захвачен войсками Красной армии, и Соколову пришлось прекратить расследование. Он поместил останки Царской Семьи, найденные в урочище «Четыре Брата», в дорожный сундучок Царицы. Этот сундучок некоторое время хранился в британском консульстве в