Собрание сочинений. Том 2. 1988–1993 - Юрий Михайлович Поляков

фразу, которую, наверное, обмозговывал всю предшествующую ночь: «Это пощечина для истории».

Отнаблюдав развязку и выждав, когда смолкнут возмущенные крики тех, кто выиграл и теперь безуспешно искал батюшку с кассой, Мишка повернулся к Лене и молча показал пальцем на свою щеку. Он был очень удивлен, когда она поцеловала его не в щеку, а в губы, поцеловала старательно, точно выводила ученические прописи. Курылев даже чуть не улыбнулся, подумав о том, что если бы она в этот момент не выполняла языком рекомендации известного английского сексолога, то наверняка от старания по-детски высунула бы кончик языка…

– Я смешная, да? – спросила она, переведя дыхание.

– Ну что ты! – успокоил Мишка и решил с этой глупенькой телепаткой быть поосторожнее даже в мыслях.

– А хочешь, я почитаю тебе стихи?

– Вообще-то обычно парни читают девушкам стихи. Для обольщения…

– Значит, я самообольщаюсь, – ответила Лена и внимательно посмотрела в глаза Курылеву.

Для того чтобы она не смогла прочитать в его глазах ничего, кроме нежного простодушия, Мишке пришлось затратить столько же энергии, сколько ушло бы на разгрузку вагона боеприпасов.

– Прочитай.

Эти стихи в цепкой Мишкиной памяти остались навсегда:

Любимых убивают все –

За радость и позор,

За слишком сильную любовь,

За равнодушный взор,

Все убивают, но не всем

Выносят приговор…

…А через две недели они лежали на широко разложенном интендантском диване, и Лена, уткнув голову в волосатую курылевскую грудь, шептала:

– Ты очень красивый. У тебя очень красивое тело. Ты похож на античного полубога!

– Почему полубога? – спросил Мишка.

– Потому что боги нисходили к возлюбленным в виде золотого дождя или белоснежного лебедя, а потом исчезали… А полубоги оставались жить с любимыми на земле. Ты не исчезнешь?

– А ты?

– Я первая спросила!

– Нет…

– Не исчезай! Ты самый лучший в мире мужчина!

– Да уж… Тебе и сравнить-то не с чем…

– А зачем сравнивать, если ты все равно самый лучший в мире мужчина!

В тот миг Курылев постарался забыть, что любое пособие по гармоничному сексу рекомендует, особенно женщине, хвалить партнера как можно чаще и беззастенчивей. Он просто блаженно лежал рядом с Леной, гладил ее восхитительную кожу и думал о том, что, даже побывав в объятиях свинопаса, принцесса остается принцессой. Конечно, свинопас не становится после этого принцем, но свинопасом все-таки быть уже перестает… Хотя бы чуть-чуть… И еще он думал о том, что у него есть минуты полторы, потом нужно вскакивать и менять бобину с пленкой…

С тихим стрекотом работал кинопроектор. Конический луч, пробивающий темноту кинозала, напоминал опрокинутое набок воспоминание о пирамиде. Фильм назывался «Моя четвероногая подружка».

8

Утром, въезжая в Демгородок, Мишка был настолько рассеян, что чуть не отдал дежурному спецнацгвардейцу вместо путевки-наряда записку, которую собирался вложить в тайник. На тетрадном, вчетверо сложенном листке было по клеточкам выведено:

НИКОМУ НЕ ГОВОРИ, Я ЧТО-НИБУДЬ ПРИДУМАЮ.

ПРИХОДИ СЕГОДНЯ В 17.00 К НАМ.

Конечно, на это небезопасное свидание Мишка решился не сразу. Но он рассуждал так: уход Лены из дому едва ли вызовет подозрения у дежурного в будке. Мало ли куда она могла пойти: в медсанчасть – взять лекарства для больного отца, на пруд – прогуляться, в «Осинку» – поглазеть на головокружительную витрину. Кстати, ничего странного, если молодая изолянтка, у которой давно кончились талончики, полчаса стоит и рассматривает затейливую пирамиду, выстроенную из коробочек с французской косметикой. А тем временем Курылев должен выждать совершенно безлюдный момент и подать ей сигнал. Дверь будет заранее отперта, и Лене останется только одним духом взлететь по проклятой железной лестнице. Если кто-нибудь в этот миг все же появится, она сделает вид, что ветром у нее сорвало косынку и занесло аж сюда, на такую вот высоту. Один раз, в их ненасытный медовый месяц, они эту операцию проворачивали, и все прошло хорошо. Только притащившийся немного позже Ренат минут десять барабанил в дверь, но они затаились и, чтобы не расхохотаться, непрерывно целовались. От мысли, что они наконец-то снова останутся одни, у Мишки серебряными иголочками закололо все тело. «Юрятин убьет!» – обреченно подумал он.

Без особых трудностей определив записку в тайник, Мишка сделал крюк и, проезжая через «Кунцево», опустил стекло, высунул руку и громко похлопал по внешней стороне дверцы. Это означало: «Срочно забери письмо из тайника». Лены в палисаднике не было, скорее всего, она сидела рядом с больным отцом, но Курылев знал, что, услышав звук подъезжающей машины, она подошла к окну и внимательно смотрит в щель между занавесками. Это точно! Пропустить или не обратить внимания она просто не могла: машины по демгородковским улицам разъезжали редко – разве что если кто-нибудь умирал…

В тот день Курылев работал ударно, к четырем уже освободился и отогнал «дерьмовоз» в гараж, где к нему ни с того ни с сего привязался как всегда пьяненький начальник гаража штабс-капитан Зотов. «Как технику содержишь?» – орал он и смотрел на подчиненного с таким возмущением, словно Мишка возил на своей ассенизационной машине исключительно галантерейные товары. Чтоб отвязаться, пришлось подарить Зотову заначенную для экстренных случаев бутылку «адмираловки». Душ пришлось принимать уже наскоро, и Курылев на всякий случай вылил на себя целый флакон пеномоющего средства «Морской волк».

Но когда без трех минут пять, демонстрируя трудно дающуюся неторопливость, Мишка подходил к киноторговому центру, то сразу почувствовал неладное. Так оно и оказалось: возле «Осинки» бушевала драка. Первым делом Курылев отыскал глазами Лену: прижавшись спиной к витрине, она с ужасом и презрением смотрела на происходящую разборку. Били изолянта № 62 – толстого человека, похожего на выросшего до ошеломительных размеров крота.

В тяжкие годы владычества врагоугодников и отчизнопродавцев он был членом координационного совета движения «Демократы в поддержку демократии» и председателем Всероссийского общества защиты детей-инвалидов имени возвращения академика Сахарова из горьковской ссылки. А как известно с давних пор, благотворительность – самый верный и короткий путь к благосостоянию. Вплоть до прихода к власти адмирала Рыка человек-крот проживал в старинной барской усадьбе, которую по дешевке откупил у разорившегося подмосковного колхоза и роскошно отреставрировал. Однажды к нему заехал с визитом старенький, совершенно офранцузившийся сын дореволюционного владельца усадьбы и был потрясен количеством кондиционеров в модернизированном родном дворянском гнезде. Уехал он в полном недоумении, за что же в таком случае его папа получил сабельный удар под Каховкой и до конца дней своих работал парижским таксером.

Арестовали человека-крота в международном аэропорту Шереметьево-2, когда он уже намылился лететь во главе команды мужественных спортсменов на V Международные соревнования детей-инвалидов по настольному теннису в Лиссабон. Металлические части и детали четырнадцати инвалидных колясок, как позже выяснилось, были изготовлены из золота и платины. Но даже лишившись всего этого, хитроныра-благотворитель оказался самым богатым обитателем Демгородка. Одно лишь упоминание его номера – 62 – вызывало у многих изолянтов приступы настоящей классовой ненависти.

Кстати, в ходе следствия по делу пособников антинародного режима, а также во время открытого суда, проходившего на Малой арене Лужников, стало общеизвестным, что большинство арестованных имеют довольно крупные счета в западных банках. Жалко оправдываясь, они уверяли, будто эти средства обрели за книги, опубликованные за рубежом, и лекции, читанные там же. Однако абсолютно беспристрастная комиссия, состоявшая в основном из морских офицеров и ткачих с «Трехгорки», подсчитав, пришла к выводу: чтобы заработать подобные суммы, каждый подсудимый должен был издать не менее 120 томов или прочитать около 21 тысячи лекций. А если учесть, что вся человеческая жизнь состоит примерно из 20 тысяч дней, то вздорность этого наглого лепета становится очевидной.

Кроме того, в процессе разбирательства выяснилось, что агентам антинародного правительства удалось-таки обнаружить спрятанные на Западе знаменитые деньги партии. И пока продажная демократическая пресса лила крокодиловы слезы по поводу исчезнувших сокровищ, они были надежно перепрятаны там же, на Западе. Несколько человек из окружения трех бывших президентов знали судьбу этих неуловимых денег, но вскоре после победного, усыпанного цветами въезда адмирала Рыка в Москву все они в соответствии с устойчивой российской традицией выпали каждый из своего окна.

«Худо!» – молвил Избавитель Отечества, выслушав