Прокурор - Анатолий Безуглов

— Как это из-за меня? — испуганно спросила журналистка.

— Что помешал, дескать, творчески работать, стеснил.

— Это когда у меня жила Надя Урусова с дочкой? Ну, знаете! — возмутилась Баринова, — я скажу Фадею Борисовичу…

— И не Фадей Борисович это, и говорить ничего не надо, — отмахнулся Крутояров. — Я сам за себя умею постоять. До Фадея Борисовича при мне трое директоров фабрики сменилось. Никого не боялся. Другой будет — тоже не сдрейфим. — Он поднялся. — После чайку — обязательно в постель. И укройтесь потеплее. Тогда толк будет.

Флора сердечно поблагодарила Крутоярова и, когда он ушел, забралась в кровать под одеяло. Уснула она не скоро, перед глазами мелькали кадры будущего кинорепортажа.

Разбудил ее стук в двери, сначала робкий, потом более настойчивый. Она крикнула:

— Войдите!

На пороге появился Евгений Иванович Анегин. Через его плечо заглядывал Виктор Берестов.

— Флора Юрьевна, разве так можно?! — приложил Анегин пятерню к груди. — Мы с ног сбились — где вы, что…

— Да ничего страшного, — успокоила его девушка. — Немного перекупалась вчера…

— У нас же медпункт! В конце концов, нашли бы хорошего врача…

— Честное слово, Евгений Иванович, не стоило волноваться, — заверила его Баринова. — А врач и здесь оказался. Прекрасный врач! Я совершенно здорова.

— Честно? — недоверчиво спросил Анегин.

— Абсолютно.

Действительно, после чая с малиной и медом и сна она чувствовала себя бодрой, свежей.

— Ну, слава богу, — вздохнул Анегин и добавил: — И все-таки мы на вас в обиде…

— За что? — полюбопытствовала Баринова.

— Скрыть от нас… — он покачал головой. — Хорошо, ваш коллега позвонил с телевидения. Лядов.

— А, оператор…

— Да. Он передал вам поздравления. Мы к ним присоединяемся. — Анегин вынул из-за спины руку, в которой он держал букет пунцовых роз. — С днем рождения!

— Спасибо, — смущенно откликнулась девушка.

Она попросила мужчин на минуточку выйти, быстро встала, застелила кровать и привела себя в порядок.

Анегин и Берестов вернулись с двумя сумками. Видя, что на столе начали появляться фрукты и закуски, Флора воскликнула:

— Зачем, Евгений Иванович? Это я должна угощать…

— Вот когда я буду в гостях у вас дома — другое дело, — ответил Анегин.

— Так принято, — поддакнул ему Виктор.

К грушам, персикам, винограду, буженине, осетрине и крабам Анегин в довершение присоединил две бутылки — с коньяком и светло-золотистым вином.

— Годится? — с улыбкой спросил Берестов.

— Господи, как в лучшем ресторане! Если бы я знала, надела бы платье, — показала Флора на свой брючный костюм.

— Вы прекрасны в любом наряде! — прочувствованно произнес Евгений Иванович. — Прошу! — торжественно показал он на стол и, когда Баринова села, спросил: — Коньяк или вино?

— Нет, нет. Я вообще не пью. Но если уж… то, пожалуйста, вина… одну рюмочку… А почему вы стоите? — спросила Флора, обращаясь к Берестову.

— Витюне нельзя, он за рулем, — ответил за него Анегин.

— Машина — как невеста, — сказал с улыбкой шофер. — Нужно ухаживать. Отходить от нее надолго опасно — уведут…

И вышел.

Евгений Иванович произнес цветистый тост, в котором сравнил Флору с розой, морем, что плескалось за стеклянной стенкой, с вином, игравшем в бокале, и пожелал ей долгих счастливых лет.

Выпили. Анегин пил коньяк.

Вино было превосходное. Флора сразу же ощутила в себе какую-то легкость, воздушность, настроение было приподнято-праздничным, хотелось обнять весь мир.

— Я так вам благодарна, — призналась вдруг она. — Честное слово! Только есть один вопрос…

— Хоть тысячу! — с рыцарской готовностью откликнулся Евгений Иванович, радуясь тому, как быстро подействовала на Флору та щепотка порошка, которую он незаметно бросил в бокал вина.

— Разве можно быть одновременно цветком, морем и вином?

— Можно, — заверил ее Анегин. — Вы же совмещаете в себе журналистку и… — Он с загадочной улыбкой посмотрел на девушку.

— И что? — спросила она, заинтригованная.

— Замнем для ясности, — так же загадочно ответил Анегин. — Как вино?

— Изумительное!

Он с готовностью налил ей еще, не забыв наполнить коньяком и свою рюмку.

— Сегодня ваш день, и будем пить только за вас! — Анегин галантно чокнулся.

Второй бокал произвел на Флору еще более сильное действие. Все вокруг заиграло яркими красками, реальность исчезла, растворилась, тело потеряло вес. Она будто парила над землей. Евгений Иванович был словно где-то очень далеко и в то же время близко. Флора теряла суть и смысл разговора, они остались в памяти фрагментами. Она помнила лишь, что они перешли на «ты». Анегин спросил:

— Значит, ты не только девчонка-цветок, девчонка-море, девчонка-журналистка, но и девчонка-милиционер?

— Да, — кивала Флора так, что подбородок ударялся в ключицу. — И девчонка-милиционер. А откуда ты узнал?

— Ну как же, рыбак рыбака видит издалека, — подмигнул Анегин. — Сам не раз ходил с повязкой дружинника…

На нее нашло бахвальство, это она тоже помнила.

— А я награждена значком «Отличник милиции»! И еще…

Последнее, что осталось в памяти, — Евгений Иванович доливает себе из бутылки последние капли коньяка и предлагает прокатиться по ковыльной степи.

— Хочу на простор! В степи! — весело закричала Флора, вскочила и рухнула на руки Анегина.

Дальше — полный провал.

Она не знала, как очутилась в машине. Евгений Иванович усадил ее на заднее сиденье и сам пристроился рядом.

— Поехали, Витюня, проветримся, — сказал Анегии.

Берестов тронул «Волгу». Когда выехали из ворот, спросил, оглянувшись:

— Сморило?

— Слабачка оказалась… Давай в лиманы.

— Это можно.

Сгустились сумерки, Берестов включил фары. В окна врывался степной ветер.

— Флора, Флора! — нежно говорил Анегин девушке.

Голова ее болталась на его груди. Анегин страстно обхватил ее за плечи.

— Дальше? — спросил Виктор.

— Сворачивай, сворачивай, — прерывающимся хриплым голосом потребовал Анегин.

Виктор резко свернул с дороги.

— Милиционерочка моя, журналисточка… — задыхался сзади Анегин. Сейчас мы сделаем все, что надо… Тебе будет хорошо…

По просьбе Анегина Берестов затормозил.

— Выключай свет, — снова приказал Анегин. — И смотайся на время…

Виктор оглянулся. Распалившийся Анегин лихорадочными движениями расстегивал девушке кофточку.

— Слышь, Витюня!

— Евгений Иванович…

— Цыц!

— Опомнитесь, — более настойчиво произнес Виктор. — Испортите все. Себя загубите и…

Видя, что слова не действуют, он выскочил из машины, рванул заднюю дверцу со стороны Анегина. Тот вывалился на землю. Шофер, взяв его под мышки, помог подняться.

Анегин оттолкнул его и, чертыхаясь, отошел в сторону, некоторое время стоял, тяжело дыша.

— У нас, кажется, нарзан остался, — сказал он угрюмо.

Берестов принес ему бутылку. Анегин крепкими зубами своротил пробку и вылил шипящую жидкость себе на голову.

Когда в бутылке не осталось ни капли, он зашвырнул ее подальше, потом решительным шагом вернулся к машине и сел рядом с шофером.

Анегин не произнес ни слова до самого дома отдыха, только все время держал голову на ветру, высунувшись в окно.

В «Зеленый берег» приехали, когда совсем стемнело. Машину подогнали к самым дверям коттеджа журналистки, отвели ее в дом и устроили на диване, прикрыв одеялом.

Евгений Иванович опустил новую штору.

По дороге в город он вдруг протянул шоферу ладонь:

— Дай пять…

Виктор пожал ему руку.

— Да-а, — протянул Анегин, — если бы не ты, наломал бы я дров!

— Это точно, — кивнул Берестов.

— Ох и аппетитная же, стерва! — Евгений Иванович судорожно вздохнул.

— Клевая девка, — согласился шофер. — Куда?

— К Боржанскому на дачу… Только Герману о том, что было в лиманах… — Анегин положил руку на плечо шофера. — Ни гу-гу, ясно?

— Железно.

— За мной должок, — уже совсем весело произнес Анегин, хлопнув Берестова по плечу. — А за Казаком долг не пропадает никогда!

Подъехали к даче Боржанского. Анегин вышел из машины.

Пес, звеня цепью, огласил окрестность злым лаем. На крыльце появился Герман Васильевич. В дом с Анегиным они заходить не стали, а исчезли в саду, где говорили минут десять.

Потом вышли и сели в «Волгу».

— По домам, — устало приказал Анегин и, когда машина тронулась, продолжил, видимо, прерванный ранее разговор: — Так что, Герман, с крахмалом ни хрена не получилось.

— Уму непостижимо, — фыркнул Боржанский. — Выбил в Москве золото, малахит, яшму, а этакую ерунду!..

— Я же не могу его родить! Знаю, что фиговина, а попробуй достать! Я и так, и этак. Чего только не предлагал. А плановичка уперлась: нет — и баста!