Римская история в лицах - Лев Остерман

Влияние сословия всадников, за исключением его верхушки, вошедшей в состав сената, также было существенно ограничено. Во-первых, все суды присяжных для рассмотрения дел о вымогательстве в провинциях, коррупции, злоупотреблениях по службе, тяжких уголовных преступлениях, подкупе избирателей, государственной измене, оскорблении достоинства римского народа и прочих было решено отобрать у всадников, которым их передал Гай Гракх, и вернуть сенатскому сословию. Во-вторых, в богатейшей провинции Азия — главной кормушке публиканов — десятинная подать была вновь заменена на фиксированный денежный налог, взимаемый администрацией наместника. Сословие всадников при Сулле перестало играть сколь-нибудь существенную политическую роль.

Римская чернь, чуявшая в регулярных раздачах хлеба слабость правительства и его старание откупиться от ее возможного бунта, тоже ощутила тяжесть руки Суллы, разом отменившего эти раздачи. О бунте в присутствии десяти тысяч корнелиев и находившихся неподалеку ветеранов Суллы нечего было и помышлять.

Наконец, были приняты серьезные меры по защите власти сената от посягательства на нее высших магистратов, в первую очередь, с опорой на военную силу. Сулла хотел исключить на будущие времена возможность повторения своего собственного опыта. Для этого высшая военная и государственная власти были раз и навсегда разделены, причем первая из них фактически оставалась за сенатом. Римским армиям отныне было запрещено находиться не только в стенах Рима, но и на всей территории Италии южнее границы с Цизальпинской Галлией, которая была установлена по небольшой речке Рубикон — немного севернее нынешней Флоренции. Этими находящимися в провинциях армиями могли командовать только проконсулы и пропреторы, бесконтрольно назначаемые сенатом. Консулы же и преторы, порядок избрания которых в комициях Сулла сохранил, обязаны были в течение года своего пребывания в должности оставаться сугубо гражданскими лицами и заниматься только внутренними делами Республики. Командование войском им было запрещено. Таким образом было покончено с возможностью опасного совмещения в одном лице высшей гражданской и военной власти.

Чтобы избежать слишком быстрого выдвижения новых сильных личностей, способных подорвать влияние сената и узурпировать власть, был принят закон, строго регламентировавший порядок занятия магистратур. В нем фигурировали, во-первых, возрастные ограничения. На должность квестора не могли претендовать граждане моложе 30-ти лет, на должность претора — 39-ти лет, консула — 42-х лет. Во-вторых, предписывался не менее чем двухлетний перерыв между занятием двух последующих должностей на иерархической лестнице и, наконец, не менее, чем десятилетний срок ожидания для повторного избрания претором или консулом.

Были разработаны также основы муниципального устройства городов, вошедших теперь в состав Республики на почти равных правах с Римом. Приняли ряд законов по ограничению роскоши и исправлению нравов высшего общества.

Хочу еще раз обратить внимание читателя на то, что Сулла сохранил за италиками после Союзнической войны право полного римского гражданства, хотя, ввиду участия многих из них в военных действиях на стороне популяров, мог бы вполне его отобрать. Кроме того, расселением ста двадцати тысяч своих отставников на землях, конфискованных главным образом у крупных италийских землевладельцев, он вновь основательно укрепил крестьянский средний слой граждан Республики. Тем самым Сулла реализовал то, чего добивались братья Гракхи — самые ярые противники сената. Такова сила объективной необходимости, хотя пути ее реализации могут быть совсем разными. Гай Гракх стремился осуществить свои законы вопреки сопротивлению деградировавшего римского сената и для этого намеревался отстранить его от управления государством. Сулла же осуществил или подкрепил важные для сохранения могущества Рима преобразования своей личной, диктаторской властью с тем, чтобы трансформированный им сенат принял их и поддержал. Зато такому сенату он намеревался передать всю полноту законной власти в государстве. Действительно, оценивая совокупность названных выше «Корнелиевых законов», мы должны сделать заключение, что они обеспечивают именно полновластие сената. Но когда же должна была произойти эта передача власти? Очевидно, после смерти Суллы. Ведь его диктатура никак не вписывалась в конституированное им новое римское государство, а от неограниченно и надежно обеспеченного единовластия добровольно не отказывается никто. Но тут-то произошло нечто невероятное и до того невиданное в Истории.

Еще в 81-м году, в разгар репрессий, Сулла провел избрание двух консулов. Это были личности незначительные, их роль была явно бутафорской. На следующий год он сам пожелал быть избранным консулом вместе со своим ближайшим сподвижником Метеллом. Вместе с тем он сохранял за собой все диктаторские полномочия и для проведения в жизнь своей «Конституции» опирался именно на них. Для чего же ему нужно было еще консульское звание? Для проформы или для возвращения престижа самому званию? Ответ на этот вопрос начал вырисовываться летом того же года, когда происходили выборы консулов на 79-й год. Законодательная программа Суллы была, по-видимому, реализована им полностью. И вот неожиданно для всех... Но предоставим лучше слово Аппиану. О таких исключительных событиях в истории человечества лучше узнавать из первоисточника.

«На следующий год, — пишет историк, — народ, ублажая Суллу, снова избрал его консулом. Но Сулла не принял этого избрания, назначил консулами Сервилия Исаврика и Клавдия Пульхра, а сам добровольно сложил с себя свою большую власть, хотя никто его к этому не побуждал. И этот его поступок мне также представляется удивительным, именно, что один только Сулла, хотя никто на этом не настаивал, первый передал такую большую власть не своим детям... а тем, над кем он властвовал. Странно также и то, что Сулла добровольно сложил с себя ту власть, которой он овладел после того, как произвел для получения ее столько насилий, подвергся стольким опасностям...»

Повторы римского историка мне очень понятны. Он не может прийти в себя от изумления, оторваться от этого потрясающего факта.

«Не менее удивительно также и то, — продолжает Аппиан, — что он не побоялся сделать это после того, как в веденной им войне было истреблено более 100 000 цветущего населения, после того, как он убил и изгнал из числа своих врагов 90 сенаторов, до 15 консулов, 2600 так называемых всадников... причем у многих из всех этих лиц имущество было конфисковано, тела многих из них выброшены без погребения. Сулла, не побоявшись ци оставшихся в Риме, ни изгнанников, ни тех городов, которых он лишил цитаделей, стен, укреплений, денег, привилегий, объявил себя частным человеком. Столько было в этом человеке смелости, такое сопутствовало ему счастье! Говорят, когда Сулла сложил с себя власть, он прибавил на форуме, что если кто-нибудь потребует, он готов дать ответ во всем происшедшем; что он отменил ликторов для себя, отставил своих телохранителей и в течение долгого времени один, лишь со своими друзьями, появлялся среди толпы, которая и теперь еще смотрела на него со страхом...» (Там же. I; 103, 104)

Вскоре после того Сулла уехал из Рима в свое поместье близ Неаполя и оставался там в течение двух лет до самой своей внезапной смерти. Мотивы его отречения от власти для историков всех времен, от античности до наших дней, остаются загадкой и служат пищей для самых различных домыслов. Послушаем дальше того же Аппиана, хотя мне его объяснение не кажется убедительным. Он пишет так:

«Причина, почему Сулла пожелал стать из частного человека тираном и из тирана обратиться снова в частного человека, и после этого проводить жизнь в сельском уединении, заключается, на мой взгляд, в том, что он за всякое дело брался с пылом и проводил его со всей энергией. Сулла переехал в свое поместье в Кумах, в Италии, и там в тишине развлекался рыбной ловлей и охотой не потому, что он остерегался вести жизнь частного человека, проживая в городе, и не потому, что он не чувствовал в себе достаточно силы для новых предприятий. Он находился еще в цветущем возрасте и обладал полным здоровьем. В Италии к его услугам были 120 000 человек, недавно служивших под его начальством и теперь получивших от него большие подарки, обильные земельные наделы; в его распоряжении были в Риме 10 000 корнелиев и прочий народ, принадлежавший к числу его сторонников, преданный ему, страшный для других. Все они, как действовавшие раньше вместе с Суллой, видели свою безопасность в том, чтобы он долго жил. Мне кажется, Сулла пресытился войнами, властью, Римом, и после всего этого полюбил сельскую жизнь». (Там же. I, 104)

Итак, попросту говоря, все надоело. Что-то не верится! В Азии терпеливо провел четыре года, а в Риме уже через два стало невмоготу? Еще в прошлом году развивал колоссальную законотворческую деятельность, и вдруг все будто оборвалось — уехал в деревню. Нет, так не бывает! Здесь скрыта какая-то цель, какое-то решение.