Избранные произведения - Пауль Хейзе

— Возьмите ваше жалованье, — ледяным голосом напомнила она, небрежно протягивая золотой.

Катри взвилась от возмущения, хотела оттолкнуть руку, но потом опомнилась:

— Жалованье я честно заслужила усердным трудом. Мне нечего стыдиться. Это не подарок. — Она взяла деньги и пошагала к двери на террасу.

Выйдя во двор, Катри громко произнесла:

— Призываю Бога и свою совесть в свидетели. Со мной обошлись несправедливо, я не заслужила такого позорного обращения.

В это время мимо нее в дом проносили тело Конрада. Носильщики заслоняли туловище, и Катри отвернулась, охваченная болью и ужасом. Тем не менее взгляд ее невольно скользнул по сапогу на левой ноге, каблук которого волочился по земле, и она тут же мгновенно вспомнила, как принесли домой ее брата Баши. Охваченная страданием, Катри потеряла выдержку. Безмерная жалость исторгла из ее груди сдавленное рыдание. Она прошла сквозь толпу гордая и прямая, как всегда, ни на кого не глядя и ни с кем не попрощавшись.

Потрясенные люди пропускали ее со смешанными чувствами — восхищаясь и ужасаясь, сочувствуя и проклиная. С одной стороны, ее уход был похож на расправу, с другой же казалось, будто она идет прямым путем с сознанием своей невиновности и суд людской ее не касается.

Жозефина и Берта поспешили за ней.

— Не воспринимайте все так буквально! — утешала Жозефина. — Нельзя все понимать дословно.

— Не надо мерять такой строгой меркой, — увещевала Берта, — надо же посочувствовать горю сестры.

Остальные кельнерши смотрели холодно и безучастно.

Катри неудержимо стремилась вперед. Возле деревянного сарая она осталась одна. Одиночество было холодным и безутешным, огромным, безмерно огромным и пустым, до отчаяния пустым, словно она затерялась где-то в вечности.

Возле кегельбана ей повстречались два бестелесных образа. Руки их сплелись, прекрасные лица сияли счастьем и надеждой: она и Конрад. Это видение смягчило ее душу, которую бесконечная, неистовая боль хотела повергнуть оземь, на священный клочок земли, где совсем недавно они посадили древо своего союза, украсив веселыми вымпелами и флажками. Словно сотней сильных рук удерживала ее природа, чтобы на этом священном месте она покорно, тоскливо и страстно выплакала свое горе. Но гордость не позволяла Катри согнуться, а упрямство гнало прочь отсюда. Она заплакала, уткнувшись лицом в ладони.

— И как раз в тот миг, — всхлипывала Катри, — когда думаешь, когда веришь, что счастье…

Потом она погрузилась в сумерки, быстрыми равномерными шагами пошла вдоль виноградника, наполняя все вокруг низкими грудными звуками своего печального плача. Но вскоре из боли родился гнев. «Зачем было приходить, разыскивать меня и упрашивать, чтобы я оказала любезность?! Мне прекрасно работалось в лечебнице. Там меня чтят и умеют ценить. Да если бы я хотела, если бы хоть как-то дала понять! «Интриганка! Охотница за мужчинами!» Кто? Я? Я вовсе не стремлюсь пролезть в хозяйки. Стоило пожелать, и я бы получила все на тарелочке, да еще и получше, чем в «Павлинах». Мне не нужно подлавливать мужчин, они сами себя предлагают мне. Но разве я в этом виновата? Я вовсе не из тех, кто идет им навстречу. Мне нужен только один-единственный, который будет мне мил и которого я стану уважать. И у меня, как у всякой другой, есть на то священное право. Конечно, она всем распоряжается, имеет права и полномочия, может запретить мне переступать порог дома, хотя стоило мне сказать всего одно словечко, и он бы представил меня всему народу как свою невесту, ведь он же собирался это сделать! Посмотрела бы я тогда, кто запретил бы мне занять подобающее место у тела жениха! Я не смею даже увидеть его и дотронуться до него, не могу поцеловать в бледные губы в первый и последний раз! Ладно, обручились мы или нет, на свете есть правда и верность. Слово есть слово — сказано ли оно публично или с глазу на глаз. А когда двое порядочных людей дали друг другу слово, то оно сохраняет свою силу и без кольца, свидетелей, священника или чиновника. Он дал мне обещание, а это значит, что он принадлежит мне на вечные времена, мертвый или живой. И никакой другой он не принадлежит, какого бы смешного идола она из него ни делала! То, что он под конец не узнал меня, вовсе ничего не доказывает. Ведь это же понятно! У того, кто борется со смертью, борьба поглощает все силы, и дух не может отвлекаться ни на что иное».

Тут ее опять охватил новый приступ горя, так что она громко застонала. Вдруг Катри остановилась и повернулась лицом к «Павлинам».

— А впрочем, разве она обручена? — Катри с силой стиснула губы, не давая злому слову сорваться с языка. Но не смогла удержаться:

— Если бы одна особа знала, какие глазки строил мне некий доктор! — Катри пошла дальше. — Я просто снова вернусь в водолечебницу, — решила она.

Внизу у склона, где херрлисдорфские виноградные лозы спускались к рубистальским скалам, из виноградника вслед ей прозвучало насмешливое хихиканье.

Безусловно, это были ваггингенцы, ибо только враг может радоваться чужому горю. Катри моментально повернулась и обрушила на тех, кто был в винограднике, проклятия:

— Позор вам, богооставленные убийцы! Пусть каждого из вас в смертный час душит совесть, вам наверняка не миновать ада. Я не молюсь о том, чтобы вас убил гром небесный, ибо молния Господня слишком чиста для таких вонючих удодов, как вы. Неужели это мужчины? Это кривое, уродливое, ублюдочное отродье, эти кастраты, трусливые, бессильные, хилые, безголосые? Ну ладно, довольно. Я своими глазами видела, как он его ударил ножом, знаю, кто ударил, и вместе со мною это знают другие. Убийца известен, его назовут по имени. Это Маттисов Михель из Нижнего Ваггингена, и никто иной. Я дала ему по роже в танцевальном зале, я покажу на него пальцем на суде и скажу: это ты. И я подтвержу это клятвой. А если семья убитого не захочет подавать в суд, я сама обвиню убийцу, пойду к прокурору и не отступлю, пока не добьюсь суда и кары. А если прокурор не захочет, я заставлю его выполнить свой долг при помощи государственного советника и газеты.

Когда после этих слов мимо нее пролетел булыжник, Катри в два прыжка перескочила через невысокую каменную ограду, вырвала подпорку от виноградной лозы и погрозила нападавшим с таким видом, как грозят собакам.

— Эй, вы там! Я всего лишь слабая девушка, но если нужно будет, то пойду против такого сброда, как вы. — Потом, постояв какое-то время с вызывающим