Правосудие королей - Ричард Суон

– Я рассказал Реси о том, что ты видела, – вставил Вонвальт. – О леди Кэрол, душившей двуглавого волчонка. И о вмешательстве Эгракса.

– Ты видела что-нибудь еще? – спросила Августа. Она говорила мягко, но смотрела на меня так напряженно, что мне стало страшно.

– Нет, лишь болото и воронку в небе, – сказала я и описала все настолько подробно, насколько смогла. Когда я закончила, Августа помрачнела. Она откинулась назад и ненадолго задумалась.

– Много лет назад я исследовала записи о загробном мире, хранящиеся в Библиотеке Закона в Сове, – сказала она. – Я читала о Кейне и Великом гвородском Море. Тебе известно, о чем я говорю?

– Я слышала о Кейне, – сказала я, – но не о море.

– Значит, ты не очень-то внимательно слушала мои уроки, – строго сказал Вонвальт. Августа и я не обратили на него внимания.

– В таком случае ты знаешь, что Кейн был Правосудием и одним из самых мудрых и ученых юристов нашего Ордена, – сказала Августа. – Он умер около века назад, но его работы составляют своего рода ядро догм, вокруг которых по сей день строится большинство наших практик. Кроме того, Правосудие Кейн был одним из лучших некромантов Ордена. Легенда гласит, что он мог общаться с умершими так же легко и свободно, как мы сейчас говорим с тобой.

– Я не могу представить ничего более страшного, – сказала я.

Вонвальт и Августа мельком переглянулись.

– Этот процесс не всегда столь неприятен, – сказала она. – Грейвс – редкий случай.

– Великий Мор Гворода – это голод, свирепствовавший в Гвородской степи, – сказал Вонвальт, желая продолжить. – Туча саранчи, столь многочисленная, что она затмевала собой небо, пожрала каждый акр посевов в радиусе пяти сотен миль. Тысячи людей погибли. Мор навсегда изменил саму природу и будущее Гвородской Империи, положив конец династии Гевеннов и позволив Конфедерации Ковы захватить западные города-государства.

– Я не… – начала было я, но Августа прервала меня.

– За год до этого Правосудие Кейн провел сеанс, призвав принцессу Баярму по просьбе ее мужа. Принцесса умерла при родах. Во время сеанса Эгракс – Плут, как его называют верующие в неманских богов, – заговорил с Кейном так же, как он заговорил с сэром Конрадом несколько недель назад. Он позволил Кейну заглянуть в будущее, показал… череду видений, если угодно, каждое со своим символичным значением. Смысл этих видений стал понятен лишь много месяцев спустя, когда начался сам мор, и Кейн провел большую часть оставшейся жизни, строя теории об измерении духов и практике предсказаний.

– Предсказаний? – спросила я.

Августа махнула рукой, словно пыталась выхватить объяснение из воздуха.

– Он рассматривал видения и символы и пытался разобрать их на составные части, чтобы понять, что может ждать нас в дальнейшем. Кейн понял, хотя и слишком поздно, что ему позволили заглянуть в будущее. Смерть принцессы Баярмы каким-то крайне незначительным и невообразимо косвенным образом привела к гибели Гвородской империи. А Кейн, проведя с ней сеанс, пересек мост в загробную жизнь и стал свидетелем грядущих великих событий, которые изменили мир. Он называл свою теорию теорией Связанности, считая, что некроманты способны видеть будущее, потому что оказываются связаны с духом исторически значимой личности.

– И Грейвс был такой личностью? – спросила я.

– Грейвс, Бауэр, Фишер, леди Фрост – кто угодно из них мог оказаться значим для истории, – сказала Августа. – Мы говорим о причинно-следственных цепочках, которые уходят корнями в начало времен, и каждое новое ответвление уводит все будущее в новом направлении.

– Но почему леди Фрост? Ведь между тем, что произошло в Рилле, и преступным заговором в Долине нет никакой связи, – сказал Вонвальт Августе.

– Как минимум одна есть, – сказала я.

Вонвальт пристально посмотрел на меня.

– Что? – спросил он.

– Клавер переписывался с Фишером. Я нашла письма, которые были спрятаны в ящике с нижним бельем. В них ясно говорится, что Фишер передавал Клаверу и его храмовникам деньги, которые Бауэр незаконно отправлял в монастырь. – Я пожала плечами. – В первую же ночь, когда я пришла туда, Фишер сам сказал мне, что Клавер посещал монастырь. И то, что Клавер догнал нас на йегландской границе, вовсе не было случайностью. Он искал вас. И Фишер об этом знал.

– Ну и что с того, что Клавер и Фишер переписывались? Клавер наверняка переписывается с большинством обенпатре в Хаунерсхайме, – сказал Вонвальт.

– Но большинство обенпатре в Хаунерсхайме вряд ли руководят большими преступными синдикатами, которые убивают дворян, – заметила Августа. – Если Фишер близок с Клавером, а Клавер близок с твоими врагами, то очень маловероятно, что они оставят Фишера на произвол судьбы.

– А мне это кажется очень даже вероятным. Впрочем, признаюсь, меня тревожит, что Клавер меня разыскивал, – сказал Вонвальт. – В переписке не говорилось, искал ли он меня лично или просто хотел встретиться с Правосудием?

– Я не знаю, – сказала я. – Там было написано просто «имперский магистрат». Но мне показалось, что он стремился разузнать побольше об Ордене.

– Нема тому свидетель, он только и делал, что расспрашивал нас. А я, как дурак, ему отвечал.

– Ты не мог знать, что его интерес вызван преступными целями, – сказала Августа.

Вонвальт вздохнул.

– Не мог. Впрочем, это не так уж и важно – похоже, что Кейдлек все рассказал ему и без нас. Хотя мне кажется, что мы видим связь там, где ее нет.

– Связь есть, и это – ты, – сказала Августа. – Ты один связываешь Рилл с Долиной Гейл.

– Если для связи нужно лишь мое присутствие, тогда я связываю тысячи поселений по всей Империи.

– Подумай хорошенько, Конрад, – сказала Августа. – С какой стороны ни посмотри, все началось в Рилле, разве нет? Ты прервал драэдический ритуал и отказался сжечь жителей деревни, отчего Клавер разгневался. Все проистекает из этого. Если бы ты не встретил Клавера или сэра Отмара или если бы ты вообще проехал мимо Рилла, случайно ли или умышленно, тогда деревню, возможно, и не сожгли бы. А есть ли здесь какая-то связь с делом леди Бауэр или нет – во многом это несущественно.

– Есть кое-что еще, – сказала я, – хотя мне тошно вспоминать об этом.

– Что же? – с сочувствием спросила Августа.

– Эмилия, – сказала я. – Девушка из монастыря, шпионка обенпатре Фишера. Она произнесла те же самые слова, что и Грейвс. – Я содрогнулась, вспоминая. Казалось, что мой разум сопротивляется мне, пытаясь исторгнуть из себя это воспоминание, отринуть его, как лисица пытается вытащить занозу из своей лапы. – Грейвс сказал… «Монастырь – темное место, а меня ждет черное будущее».

Глаза Вонвальта слегка расширились.

– Я помню, – сказал он. – Я помню, как Грейвс произнес эти слова. И, если