Последняя стража - Шамай Голан

В голосе его Хаймек уловил насмешку и привычное раздражение.

Хаймек вспомнил напутствие, которым проводил его бородач и сказал:

– Это самая главная кость… И она – моя.

– Еще минута – и от тебя самого останется только груда костей, – сказал Натан. – Считаю до трех. Раз…

Хаймек понял, что решающий момент наступил. Отступать было некуда. Он ждал какого-то толчка изнутри, какого-то сигнала. Удивленный его молчанием, Натан как-то не совсем уверенно добавил:

– И вообще… Пани Сара приказала отнять ее у тебя…

Последние слова Натана дошли до слуха Хаймека, словно сквозь плотную пелену. Слова… но не смысл этих слов. Директриса… приказала… отнять? Краем глаза он заметил, как длинный розовато-серый язык Натана облизнул губы. После этого обычно следовала затрещина. Лицо Натана с оскаленной ухмылкой стало приближаться к Хаймеку. И он услышал сигнал.

Сами собою сжались его пальцы в кулаки. В кармане у него терлась о бедро кость. Каждый мускул его тела помнил и знал об этом. Кто-то хочет у него отобрать его кость… Ну, нет. Хлестким, размашистым движением его правый кулак метнулся к лицу Натана, в то время как левый ударил в живот. Тут же в промежность ударила левая нога…

Ничего не ожидавшего Натана сложило вдвое. Застонав, он схватился за живот. Этого времени хватило Хаймеку, чтобы выхватить заветную кость из кармана и так, как он делал это в схватке с ночными кошмарами, пустить в ход, действуя ею, словно кастетом. Он бил Натана по согнутой спине, по опустившейся к груди голове… несколько раз он сумел ударить его по лицу. Красные капли упали на пол, потом потекли ручейком… а он все бил и бил.

Он бил до тех пор, пока до его слуха не дошло невероятное. Натан запросил пощады! Не зная, не понимая, что стряслось, он мотал головой, словно ослепнув, стараясь избежать града ударов, сыпавшихся на него со всех сторон, не ослабевая. Лицо его было разбито, из носа вовсю текла кровь.

– Хватит… – выкрикнул он не своим голосом. – Хватит, Хаймек… все… все.

Только после этого Хаймек пришел в себя. Он тоже был весь в крови… но это была кровь его врага.

Он сел на полку. С потолка смотрел на него одобрительный глаз бородача. Хаймек шмыгнул носом и положил свою кость за пазуху – туда, где когда-то висели часы его папы.

Электрический свет растворился в лучах утренней зари.

Достав из-за пазухи свое боевое оружие, он поцеловал кость так, как поцеловал бы филактерии и вернул ее на место. Только в эту секунду он понял, как он устал. Единственное, чего ему хотелось, это спать.

Он лег на полку и счастливо вытянул ноги.

Но спать ему не пришлось. Железные пальцы пани Ребекки подняли его. Сжимая плечо Хаймека все сильнее, она, не умеряя голоса, кричала, что он изуродовал, избил и едва не убил бедного Натана. «Ты настоящий дикарь! – бросила она Хаймеку в лицо. – Дикарь… другого слова для тебя нет. Ты бил его камнем… Тебе это так не пройдет!.. Одевайся и следуй за мной. Сейчас пани Сара решит твою судьбу, грубиян и задира!»

У пани Ребекки в одной руке силы было больше, чем у Хаймека в обеих. Одеваться и обуваться ему было очень неудобно – воспитательница не отпускала его ни на мгновенье. Свободной рукой он кое-как натянул сапоги. В голове у него было пусто. Одна только фраза помещалась в ней: «Кость я им не отдам. Кость я им не отдам». Встревоженный гул голосов сопровождал их шествие по вагонам через один, другой, третий тамбур. Все головы поворачивались им вслед… Хаймек заметил, что на него уже показывают пальцем. Ему было все равно. Дух Самсона, разметавшего филистимлян, взыграл в нем. В какой-то момент он вытащил свою кость и победно вскинул ее в правой руке.

Это был новый Хаймек. И этот новый нравился прежнему куда больше.

Директриса занимала купе в вагоне для девочек. Девочки тоже уже все знали и сидели на своих полках притихшие, сгорая от любопытства. Хаймек избил Натана! Вы слышали?

Все слышали. А тем, кто еще не слышал, громким шепотом нашептывали на ухо. Хаймек повел глазами, пытаясь понять, где здесь Мира. Но даже если она и здесь – как различить ему ее среди всех этих встрепанных волос, как угадать, под какой серой ночной рубашкой от шеи и до пяток скрывается она. Ему казалось, что он среди чужих. Наконец мелькнуло одно знакомое лицо. Это была Белла. Ее невозможно было не узнать – других таких кудрей еще у кого-нибудь существовать не могло. Точно так же ни у кого ночная рубашка не вздымалась на грудях так высоко. Когда Хаймек проходил мимо Беллы, она бросила ему вслед: «Дикарь! Хулиган!» На ходу обернувшись, Хаймек сказал ей: «Беги, обжимайся теперь со своим Натаном…» Она тут же отодвинулась от края полки внутрь и повторила в удаляющуюся спину: «Дикарь… дикарь…»

И тут он встретил устремленный на него взгляд Миры. Удивленный взгляд… и уже точно, не рассерженный. На мгновенье он застыл, Этого мгновенья было достаточно, чтобы он расслышал – скорее сердцем, чем слухом: «Так ему и надо. Нечего ему было шляться с этой Беллой».

Он не был уверен, что расслышал все правильно… но тон ее говорил ему больше слов.

Пани Ребекка бросала в его сторону гневные взгляды. Хаймек достал свою заветную кость и протянул ее Мире – это было его единственное сокровище, а она, Мира, была единственным человеком, которому он мог это сокровище доверить. Но Мира печально покачала головой и кивнула в сторону пылающей праведным гневом пани Ребекки.

И Хаймек, почти счастливый, пошел дальше.

Купе пани Сары было отделено от коридора плотной портьерой. Сама пани Сара сидела на нижней полке, в халате, застегнутом на две верхние пуговицы. В купе стоял резкий удушливый запах, словно здесь только что сушили белье. И от самой директрисы пахло чем-то тяжелым и острым. Она сидела неподвижно, как истукан. Полы ее синего халата разошлись и до самого верха бедер вились густые черные волосы. Широкое жирное лицо пани Сары казалось раздувшимся больше обычного, так что маленькие цепкие глазки совсем терялись среди подушек щек. От всей этой картины, но особенно от запаха мальчик почувствовал, как подступает к горлу тошнота. Он судорожно глотнул несколько раз подступавшую слюну.

– Ну, герой… подойди сюда, – услышал он голос, которым пани Сара никогда с ним не говорила. Голос был тонкий, совсем не сердитый и какой-то… чувственный.

Она протянула вперед толстые руки, которые вылезали из широких рукавов, как вылезает язык из открытого рта. – Ну… иди же…

Хаймек с трудом заставил себя сделать два нерешительных шага к протянутым ему навстречу языкам. Единственное, что его занимало – сколько он еще продержится, прежде чем его стошнит прямо под ноги пани Сары.

Языки между тем превратились в клешни, которые, ухватив мальчика, притянули его и поставили между сжавшихся вокруг его бедер колен. Теперь одутловатое широкое женское лицо было от него совсем близко, обжигая его странным взглядом возбужденных темных глаз. Непонятный, непереносимый, неизвестный Хаймеку запах стал еще сильнее. Пани Сара глядела на него почти в упор. Грудь ее вздымалась.

Наконец, она чуть отодвинула мальчика от себя и протянула к нему ладонь.

– Дай, – сказала пани Сара. – Отдай мне.

Как мог, Хаймек изобразил полное непонимание и удивление.

– О чем вы, пани Сара?

– Отдай мне… эту свою штуку.

– Штуку… у меня никакой штуки нет.

– Ту штуку, которой ты избил Натана. Какая-то кость?

– У меня ничего нет.

– Тогда… выверни карманы.

Что он и сделал. Вывернул карманы. Они были серого цвета, в пятнах. И в них ничего не было.

Железные колени сжались снова. Теперь пани Сара начала ощупывать его. Хаймек стоял неподвижно, опустив голову. Он видел мощный затылок пани Сары и пробор, который спускался через голову в глубину ее халата. Ее пальцы мяли тело мальчика сантиметр за сантиметром, приближаясь к тайнику на животе. «Если я отдам эту кость ей, – подумал Хаймек, – может быть, она не так уж и разозлится на меня? Все-таки это всего лишь кость?»

И еще он подумал – а не может ли случиться так, что она вообще ее не найдет? Ведь мне ее дал бородач… может, он как-то ее спрячет?

Между тем пальцы пани Сары неумолимо поднимались все выше и выше. Бессмысленно было надеяться, что эти пальцы что-то упустят. Наверное, после этого обыска все тело у него будет в синяках. Вот пальцы поднялись чуть выше… еще немного… еще…

И тут он увидел, как по лицу директрисы расплылась счастливая улыбка. Она нащупала то, что искала. Нашла. Обнаружила. Мальчику показалось даже, что мешки под глазами пани Сары стали вдвое меньше и что почти исчезли глубокие, как рытвины, морщины на ее лице.

И все-таки… еще несколько секунд Хаймек колебался. Но затем, вспомнив публичную капитуляцию Антека, смирился с неумолимой действительностью. Да еще эта пани Ребекка здесь со своими длинными стальными пальцами.

Он опустил голову и сдался. Засунул руку за пазуху. Вытащил кость. Протянул ее пани Саре. И сказал: