Одержимые сердца - Анна Морион

порядке. – Она смущенно улыбнулась и сложила руки на коленях. – У меня тоже есть секрет. Ты рассказала мне, что встречалась со смертными, но теперь – моя очередь. Я надеюсь, что ты не станешь судить меня. И, пожалуйста, пусть это останется между нами. Миша тоже узнает… Завтра.

Секрет? У Маришки?

Она ужасно заинтриговала меня.

– Моя первая охота… Я рассказывала вам, помнишь? – низким тоном начала Маришка.

– Да, в Сансет-холле, – подтвердила я.

– Я рассказала, но не все. И… – Она вдруг запнулась, но затем решительно продолжила: – Я соврала: я сказала, что она закончилась удачно, но это не так! Это было фиаско. Жуткое фиаско! И это мучает меня все эти годы!

– Не будь так жестока к самой себе, – улыбнулась я, желая подбодрить ее.

– Ты не понимаешь… – Маришка прикусила губу. Затем она взяла мою ладонь в свою и продолжила: – Тот парень был не единственным, кого я убила в ту ночь. Я напала на него, но он вырвался и стал убегать. Я побежала за ним. Он добежал до открытой поляны, и там были две собаки… Большие злые собаки. Они кинулись на меня, и мне пришлось свернуть им шеи.

Я внимательно слушала, не перебивая ее рассказ.

Было очевидно, что каждое слово причиняло ей душевную боль.

Что такого могло произойти на этой охоте, что заставляло страдать ее столько лет?

– Затем я убила того парня и выпила его кровь. Когда я насытилась, я встала с земли и увидела ее… Девочку лет шести, как сейчас моему сыну… Она наблюдала за мной. Я была вся в крови. Мы стояли так, молча, смотря друг на друга, но вдруг она побежала в лес. Она визжала от ужаса… Я слышала голоса смертных в том лесу и не могла допустить, чтобы… Я убила ее. Убила ребенка! – еле слышно, в ужасе воскликнула Маришка и повернула ко мне лицо.

Ее губы дрожали, а из глаз лились слезы.

Я обняла ее. Я желала утешить ее, дать понять, что в том, что она сделала, нет ничего противоестественного

– Милая… Если бы ты не убила ее, она рассказала бы другим. Они пришли бы в замок и сожгли его! И родителям пришлось бы убить их всех! А ты, наоборот, спасла этих смертных от бойни! – быстро зашептала ей я.

Она судорожно вцепилась в мое пальто.

– Я все это понимаю! Но каждая собака, которая встречается на моем пути, напоминает мне о моем преступлении! – пряча лицо на моей груди, глухо воскликнула она.

Благо, поблизости никого не было. Никто не смог подслушать наш разговор.

– Именно поэтому ты не хочешь подарить Седрику щенка? Милая… Как ты сама только сказала: мир не стоит на месте, и нужно продолжать идти. Так иди же! Пусть прошлое останется в прошлом! Ты больше не та юная девочка! Ты – умная, красивая, независимая, уверенная в себе взрослая личность! Ну же, вытри свои красивые глазки… Вот так, умница!

Маришка подняла на меня взгляд и улыбнулась, сквозь слезы.

– О, смотри, что у меня есть! – весело сказала я, вдруг обнаружив в одном из карманов пальто тонкий красный шифоновый шарф.

Я стала заботливо вытирать мокрые щеки сестры.

– Надеюсь, завтра ты не будешь плакать. Иначе, сама знаешь, Миша заплачет тоже, – ласковым тоном сказала я.

– Спасибо, – прошептала Маришка.

– Боже, мне за что! – тихо рассмеялась я. – Это ты нашла в себе храбрость поделиться этим! Но, скажи мне, тебе стало легче?

– Да… Будто с моей души упал огромный камень. Ты – первая, кому я рассказала эту часть истории, – тоже рассмеялась Маришка.

«О, как это мило!» – находясь на седьмом небе от счастья, подумала я.

Маришка доверяла мне настолько, что рассказала мне первой свой ужасный, на ее взгляд, секрет! Мне! Не Мише! Не нашей матери!

– Мария, ты можешь лететь. Я отпускаю тебя, – серьезно сказала Маришка.

Но она улыбалась.

– Ну, хорошо, хорошо! Раз ты так решительно выгоняешь меня из Праги – я подчинюсь! – громко рассмеялась я. – Но ты должна обещать, что не будешь больше страдать.

– Я не буду. Я планирую жить прекрасной жизнью, пусть даже и с разбитым от любви сердцем, – сказала сестра, сжав мою ладонь.

Мы вновь обнялись.

Следующим утром после того, как мы встретили Мишу в аэропорту, я тепло распрощалась с сестрами и села на самолет до Тромсё.

Глава 20

Чертов Седрик!

Конечно же, это хитрец не оказался дома. Дом был пуст. Зато яхта, которую я видела ранее, привязанную к причалу, исчезла.

Седрик ясно дал мне понять, что больше не желает ни видеть меня, ни разговаривать со мной, ни, тем более, отвечать на мои вопросы. Да и какое право я имею лезть в его жизнь, в его отношения с Вайпер?

Стоя на ледяном причале, вперив взгляд в темное беспокойное море и не пряча лицо от дождя, я размышляла: почему я считаю, что Седрик – почти мой враг? Почему я стараюсь выведать у него информацию о его же возлюбленной? Он любит ее. Он потерял ее. Навсегда. И тут появляюсь я и требую у него объяснений о том, что меня никак не касается! Да, поступок Брэндона смущал меня. Зачем ему нужна фотография возлюбленной Седрика Моргана? Но о чем я думаю? На что надеюсь? Возможно, Седрик даже и не подозревает о том, что его Вайпер была знакома с моим Брэндоном?

Время, проведенное в Праге с моей сестрой, научило меня быть рассудительной. Думать дважды и не рубить сплеча. Маришка положительно повлияла на мое восприятие мира: она заставила меня понять, что этот самый мир никогда не кружился и не кружится вокруг меня одной. Она открыла мне глаза на то, что, следуя своим эгоистичным собственным интересам, я могу причинять боль другим. Так было с Маришкой, и так оно есть с Седриком.

Нет. Я не имею права терзать его рану. Кто я, в конце концов? Его подруга, с которой он делится своими мыслями и чувствами? Его хорошая знакомая, с которой он встречается раз в две недели, чтобы провести приятный диалог или спор об интересующих нас обоих вещах? В реальности я была всего лишь сестрой жены его брата. Той сестрой, с которой у него никогда не было контакта: ни в прошлом, ни в настоящем.

Вдруг мой разум молниеносно показал мне картину: Прага, День рождения малыша Седрика. Я врываюсь без приглашения в комнату Седрика старшего. Он стоит там, весь в черном. «У тебя траур?» – насмешливо спрашиваю его я. «Как ты догадлива» – мрачно отвечает он мне. «По кому?» – вновь пытаюсь задеть его я.

Глупая, жестокая, бессердечная стерва! У него, действительно, траур! Траур по погибшей смертной девушке, которую он любит своим вампирским сердцем. Которую будет любить всю вечность, без возможности видеть ее, чувствовать ее ладонь в