Всегда, когда любишь - Ширли Басби

Адам налил в стакан виски и, погруженный в свои думы, смотрел в окно, выходившее в сад. Он надеялся, что, когда они вернутся в Кампо-де-Верде, пережитое горе их сблизит и он сможет наконец открыть ей свое сердце и, в свою очередь, услышит от нее слова любви. Но к несчастью, этого не случилось. Чем ближе они подъезжали к Кампо-де-Верде, тем все больше она от него отдалялась. Как ни странно, в Новом Орлеане все было по-другому. Адаму казалось, что она полюбила его.

Нельзя сказать, чтобы Саванна относилась к нему с неприязнью, но она была равнодушна и подчеркнуто вежлива. Всякий раз, как он хотел к ней приблизиться, натыкался на воздвигнутый ею барьер. Она пряталась, стараясь не попадаться ему на глаза. Так относятся к назойливому гостю, какому-нибудь проклятому чужаку.

К такому выводу пришел Адам и впадал в бешенство, когда Саванна холодно улыбалась ему, вежливо отвечала на заданный вопрос или что-нибудь поясняла. Адам не знал, на ком выместить свою досаду, ему некому было излить душу. Порой он едва сдерживался, чтобы не сжать ее в объятиях, не зацеловать, не спросить, почему она так холодна с ним. Но, помня о том, что ей пришлось пережить, он не мог себе такого позволить.

Еще по дороге в Кампо-де-Верде Адам заметил, что Саванна никогда еще не была такой тихой и молчаливой, и отнес это на счет печальных событий последнего времени. Видимо, по той же причине она, рыдая, бросилась к матери, и Элизабет увела ее в свою спальню, предназначенную теперь для молодоженов. Желание излить матери душу было вполне естественным, и Адам деликатно удалился, чтобы не мешать им.

Не возражал он и тогда, когда Элизабет, запинаясь от волнения, предложила ему спать в соседней комнате, а не вместе с Саванной, и даже счел это разумным, хотя с трудом скрыл досаду. Ведь в Новом Орлеане они спали вместе, и он поистине блаженствовал. Но даже когда Саванна окончательно выздоровела, дверь, соединявшая их комнаты, оставалась запертой. И это было для Адама настоящим ударом.

Он все чаще и чаще хмурился, в синих глазах появился холодный, металлический блеск. Неужели она думает, что он, как животное, бросится на нее и потребует исполнения супружеских обязанностей, как только окажется рядом? Горькая улыбка скользнула по его губам. А разве не этого он страстно желал, представляя ее соблазнительное, нежное, как шелк, тело, скрывавшееся под роскошными платьями, которые она носила все эти дни? Стоило ему вообразить, что они занимаются любовью, как он пришел в необычайное возбуждение и с досадой отвернулся от окна. Сейчас Адаму было не до созерцания красот природы. Раздраженный, он пытался справиться с нахлынувшей на него волной желания, причинявшего ему почти физическую боль. И все же он не терял надежды, что Саванна в конце концов образумится и откроет эту проклятую дверь.

В то же время Адам не мог не понимать, что дело не столько в запертой двери, сколько в самой Саванне. Неспроста же она избегает его, равно как и разговоров об их будущем. Стоит ему упомянуть о переезде в Белл-Виста, как она тотчас же, все с той же вежливой улыбкой, меняет тему разговора, видимо, не собираясь покидать Кампо-де-Верде, по крайней мере в ближайшее время. Надо выбить эту чертову дверь и ласкать Саванну до тех пор, пока она снова не захочет его. Или привязать ее к седлу и насильно увезти из мамочкиного дома. Казалось, Саванна ни на шаг не отходила от матери, а та, в свою очередь, следовала за дочерью по пятам. Адам любил свою тещу, но охотно отправил бы ее в преисподнюю, чтобы хоть несколько минут побыть с Саванной наедине, что ни разу ему не удалось с момента их приезда в Кампо-де-Верде. На Саванну свалилось множество бед, но острота переживаний уже прошла — время лечит. В чем же дело? Неужели опять ее несносный характер? Чего же еще она хочет? Что за дьявольскую игру затеяла?

Но Саванна вовсе не вела игры. Напротив. Никогда еще она так не страдала. Нелегко ей далось принятое решение, ценой многих бессонных ночей. Но у нее не было выбора. Лишь сделав этот трудный шаг, она могла обрести душевный покой.

Пока Адам неистовствовал у себя в кабинете. Саванна лежала в своей спальне на пуховой перине и полными слез глазами смотрела в потолок, твердя себе, что надо сейчас же пойти к Адаму и поговорить с ним начистоту.

Быть может, это и ему принесет облегчение. Ведь он никогда не хотел жениться на ней. И сделал это ради ребенка. Но ребенка не будет… Значит, с их браком должно быть покончено. И нечего больше тянуть.

Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором поплыли, сменяя друг друга, картины, которые она не скоро сможет забыть. Вот Адам склонился над ней, и его синие глаза светятся лукавством, а чувственные губы находят ее губы; она помнила все до мелочей: и как он хмурился, и как на лоб ему падала непослушная прядь волос, А его улыбка! Она заставляла сладко замирать сердце. Разве сможет она это когда-нибудь забыть?

В то утро, когда она очнулась и узнала, что потеряла ребенка, ни о чем другом она не могла

думать и до конца не осознала всех последствий этой утраты. Страшная правда открылась ей лишь на пути в Кампо-де-Верде: теперь их с Адамом ничто больше не связывало. И настало время расторгнуть их брак. Да, он к ней добр и тоже тяжело переживает потерю ребенка. Возможно, он по-прежнему хочет ее, хочет, но не любит так, как того желала бы Саванна. Страсть — это еще не любовь. И он ошибся, женившись на ней, побуждаемый благородством, стремлением дать имя ребенку и спасти Саванну от позора. Но теперь, Саванна в этом не сомневалась, он сам сделает все, чтобы расторгнуть их брак. И когда Саванна, приехав домой, рыдала в объятиях матери, она думала не только о потере ребенка, но и о скорой разлуке с Адамом.

Как ни гнала Саванна от себя эту мысль, она преследовала ее, словно оголодавший зверь, и не было от нее никакого спасения. Она постоянно подстерегала Саванну, готовая в любой момент наброситься на нее. Это сводило Саванну с ума, но она никак не могла решиться поговорить с Адамом. Поэтому и избегала его, испытывая боль и стыд, и не позволяла себе даже думать о том, что он не только жалел ее по доброте душевной, но питал к ней еще какие-то более глубокие чувства.

Саванна порывисто села в постели, затем поднялась бросила взгляд в большое зеркало в углу комнаты. По иронии судьбы она выглядела сейчас необычайно привлекательной в своем сине-зеленом платье из тончайшего батиста, отделанном кружевами. Оно великолепно оттеняло ее аквамариновые глаза и придавало коже жемчужный блеск. Печать страданий лишь подчеркивала прелесть ее точеного личика с огромными глазами, опушенными длинными черными ресницами, и ямочками на щеках.

Она плотно сжала губы, гордо выпрямилась, вскинула голову и с поистине королевским видом вышла из комнаты. Однако решимость покинула ее, как только она подошла к комнате Адама. Она постояла у дверей и, тяжело вздохнув, почувствовала, что на глаза навернулись слезы.