Судный год - Григорий Маркович Марк

Ричард меняется в лице и встает – опять мелькает в тусклом воздухе проплешина-ермолка, – пытаясь что-то сказать судье. Он огромен, и раскинутые руки его с торчащими во все стороны пальцами напоминают скрюченные ветки дерева. Дерева моего процесса. Но уже поздно. Бронзоволикий не внемлет. Мановением руки останавливает Ричарда. Защитник занимает охранительную позицию рядом с Ответчиком.

Следующая секунда вместила в себя годы. Возле полностью погрузившегося в ожидание меня, Ответчика, кружатся огоньки, хрипло урчат батареи отопления. Потолок снижается и давит на голову. Я стираю испарину со лба. Стою с раскрытым ртом и жадно ловлю воздух. Нечем дышать… Бухающее сердце – мои собственные часы, проталкивающие время внутрь тела, проталкивающее не имеющее протяженности ожидание, – замирает…

Короткие прямые брови бронзоволикого – мохнатые широкие касательные над круглыми глазами – сдвигаются в одну сплошную линию. Исчезают треугольные лучи над головой. Теперь вижу лишь толстые говорящие губы.

ОПРАВДАН!!!

Явленое значащее слово, будто напечатанное огромными красными буквами на внезапно уплотнившемся воздухе присутственного места, отчетливо проступает передо мной! То, что свалилось с души при появлении его, оказалось не просто камнем, но чем-то вроде обвала в горах. Под грохот камнепада сыплются с Дерева Процесса воспаленные, набухшие серым гноем листики полицейских протоколов, свидетельских показаний, судебных стенограмм. И сразу же головную боль у менякак рукой снимает.

Достаточно было всего одной фразы бронзоволикого, чтобы уничтожить все это ядовитое Древо номер 2728, казавшееся таким мощным! Даже не фразы – всего одного слова. «Оправдан! Оправдан!» – скандирую я, Ответчик, не разжимая рта. Короткое «О» перед правдой, подчеркнутой чертой, и звенящее «н» после нее… Наугад обвинили, наугад судили, наугад оправдали… Шесть месяцев подряд наугадили. И вот наконец прекратилось…

Защитник и его клиент возвращаются на скамью для публики, где заливается от беззвучного смеха Спринтер. Медленно, не теряя ни на мгновение высокого адвокатского достоинства, Защитник начинает аккуратно расфасовывать толстую стопку листков по большим желтым конвертам. Защелкивает солидный кожаный брифкейс и лишь после этого поздравляет своего обалдевшего подзащитного.

Потом весело подмигивает Спринтер, находит мою руку и долго трясет. И я, только что оправданный Ответчик, вдруг обнаруживаю, что обнимаю брата и похлопываю по спине…

Наконец отрываюсь от брата и опускаюсь на скамью. Голова идет кругом, и круг этот постепенно сжимается возле судьи. Наполненная слабо потрескивающим светом пустота в зале изгибается в прозрачную линзу с голубоватым отливом – кривизна пространства в суде всегда меняется вблизи от решающих судьбы – вроде тех, что когда-то ставили перед первыми телевизорами. Бронзовый лик, смутно сквозящий сквозь нее, превращается в расплющенный на стене высоко под потолком диск-барельеф. Левая половина замазана сплошной бурой краской. Чешуйки немного покачиваются.

– И еще вот что… Старайтесь избегать Истицу, Инну Наумовскую, до конца своей жизни! – слышу я исполненное симпатии и судейской мудрости напутственное слово из глубины неосвещенной половины барельефа. – Старайтесь избегать! – Будто усиленный тысячей встроенных в стены микрофонов, голос наталкивается на самого себя и замолкает. Но, как расплывшийся след от него, в зале остается невнятный гул.

Вот и есть теперь, чем заняться… стараться избегать… Ну а если через месяц или через неделю у нее это вернется? Преследуемые часто становятся преследователями… Снова начнет обвинять, писать жалобы, вызывать полицию? Так что, мне до конца жизни стараться избегать?

Оправданный Ответчик проводит двумя указательными пальцами по векам к вискам. Изображение на диске на секунду исчезает, словно в перегревшемся костяном футляре, где покоится мой изнеженный мозг, внезапно наступила полная темнота. Затем плоский лик судии появляется снова, возвращается в фокус, уменьшается, приобретает глубину. Понемногу проступает его левая половина.

Бронзоволикий вершитель правосудия поднимает глаза от бумаг и наконец замечает Спринтера. С ленивым благожелательным любопытством прищуривается на своего подсудимого, раздвоившегося у него прямо на глазах. Степенно зевает, не раскрывая рта. Близнецы, забыв о соперничестве, смыкают ряды. Не сговариваясь, еще со времен нашего прыщавого детства отработанным жестом одновременно скрещиваем руки на груди и улыбаемся одинаковыми улыбками. На бронзоволикого это не производит никакого впечатления. Похоже, он и не такое видал здесь, в зале суда.

Помпрок с силой бросает на стол папку и выбегает из зала суда. Джессика сразу выходит следом за ним. Должно быть, повышение Ричарда Лоуэлла на должность окружного прокурора откладывается надолго.

Судия отворачивается от братьев Маркман и Защитника. В его сложно вылепленном ухе появляется желтое, цвета слоновой кости размытое пятно. Теперь уже профиль бронзоволикого висит над залом, над стенографисткой, над Защитником, Ответчиком и Спринтером. Скошенный лоб, сплюснутый нос, выпученные губы и отколовшийся твердый подбородок сливаются в одну изломанную линию. Такой профиль можно увидеть разве что в кофейной гуще. Для профессиональной гадалки тут открывались бы необозримые просторы. Остаток свечения в судейском ухе легонько потрескивает.

Защитник, поставив стоймя воротник легкого, но явно очень дорогого пальто, прощается со своим подзащитным и его братом-близнецом посредине парка. Обмотанный вокруг отсутствующей шеи длинный красный шарф свисает одним концом почти до колен, другой небрежно закинут за спину.

В солнечных кронах деревьев мерцают тысячами притаившихся киловатт причудливые люстры сосулек. Недалеко от них над серебристым овалом катка внутри снегопада плывет звенящий детский смех, разноцветные огни, звучит музыка, кружатся темные фигурки. У входа подтаявшая снежная баба в черной шляпе набекрень с очень широкими полями. С них свисают маленькие металлические колокольчики. Морковка вместо носа, блестящие камни глаз – один прищурен, – растопыренные руки из еловых веток. В безгубом рту потухшая залихватская сигарета. Четыре черные ноздри, расположенные в неровную линию, придают лицу немного зловещий вид. А над бабой ветер плетет и плетет сверкающую завораживающую снежную канитель.

– Что ж, еще раз поздравляю с успешным окончанием дела. – Защитник опускает веки и несколько секунд задумчиво смотрит на подзащитного с закрытыми глазами. Вытирает влажную от изморози щеку. – От всего сердца, от всей души поздравляю!

Вот, оказывается, у него, вдобавок к внушительным тысячам на банковских счетах, еще и душа имеется. Надо же… Вроде говорит он это все вполне искренне… Все-таки плохо я знал своего Защитника…

– Как видите, дело ваше оказалось не таким уж сложным. – Он немного отстраняется и добродушно смотрит на меня. Мелкий победительный смешок, зацепившись за веселые острые зубы, покачивается в съехавшей на сторону – неужели все-таки фальшивая? – бороде. В которой сейчас тает снег. Скромный адвокат, безуспешно пытающийся приуменьшить свои совершенно очевидные успехи. Снисходительная непроницаемая улыбка удачно дополняет образ. А затем, будто чувствуя потребность в завершающем аккорде, добавляет: – Хотел бы вам напомнить, что бракоразводное дело у вас я тоже готов взять. Так что,