Заговор Тюдоров - Кристофер Гортнер

Рочестер замер, по-прежнему стоя ко мне спиной и втянув голову в плечи.

– Неужели вы смиритесь с тем, что этот дьявол Ренар уничтожит ее? – воскликнул я. – Я – не смирюсь. Я отправлю его в ад.

– Ад, – заметил Рочестер, – то самое место, куда вы, вне сомнения, в конце концов угодите. И я вместе с вами.

Он проковылял к своему столу, сгреб лежавшее на нем кольцо с ключами и взял свечу. Прикрывая ладонью пламя, он обернулся ко мне:

– Я не могу открыто провести вас по двору. Вас ищут. Я не стану рисковать ради вас своей жизнью. У меня жена и дети. Мне нужно сохранить голову на плечах.

Зазвенев ключами, Рочестер повернулся к обшитой панелями стене. Он надавил ладонью на резную панель и толчком распахнул ее, обнаружив узкий проем.

– Этот ход ведет к покоям королевы. Я провожу вас до его конца, но учтите: больше вы от меня ничего не добьетесь. Дальше уж справляйтесь сами.

– Хорошо.

Наклонив голову, я протиснулся в лаз. Потайной ход, по всей видимости, принадлежал к более старой, изначальной части дворца – каменный туннель, настолько узкий, что дородная фигура моего спутника заполняла его едва ли не целиком. В кромешной тьме от свечи в руке Рочестера под ноги падал жалкий кружок света.

Я принудил себя дышать медленно и ровно. Почти так же, как глубокую воду, я ненавидел замкнутое пространство. Дыхание теснилось в груди, словно мне не хватало воздуха, ладони стали липкими от пота. Казалось, туннель бесконечен, как чистилище. В ту самую минуту, когда я стал всерьез опасаться, что буду вынужден пойти назад, Рочестер завернул за угол и принялся возиться с ключами. Он отпер покрытую пятнами плесени дверь, легко распахнул ее – дверные петли оказались на удивление щедро смазаны маслом, – и я, с безмерной признательностью выйдя из туннеля, обнаружил, что стою в королевской часовне, рядом с алтарем.

– Удобно, – заметил я притворно-легкомысленным тоном, хотя волосы под шапкой слиплись от холодного пота. – На тот случай, если опаздываешь на мессу.

– Или на случай облавы, – отозвался Рочестер. – Тайну этого хода доверяют только избранным слугам монарха; так повелось с давних дней, когда лорд Кромвель сеял ужас в сердцах по всей Англии. В старину эта часовня принадлежала Йоркскому монастырю. В этой части дворца полным-полно туннелей, и некоторые из них будто бы выводят к реке.

Он фыркнул.

– Видно, святым отцам не хватало одних облаток и они были не прочь побаловать себя контрабандными лакомствами.

Я молчал, впитывая блаженную тишину изящной, как драгоценная шкатулка, часовни, где в прошлый раз слушал заупокойную службу по Перегрину. Витражные окна сочились странным приглушенным светом, ловя отражение горящих снаружи факелов и бледной луны. Вдохнув стылый запах мрамора и благоуханного дерева, пропитанного ладаном, я вновь поразился тому, как знакомо, как близко мне это место, словно я когда-то и впрямь был католиком.

– Вы останетесь здесь. – Рочестер задул свечу. – Ренар расставил своих шпионов на каждом углу; если что-то пойдет не так, мы вернемся тем же путем, каким пришли. Без возражений.

Он двинулся в проход между скамьями, но тут я сказал: «Погодите!» – и протянул ему письмо принцессы.

Рочестер отпрянул:

– Я и так взял на себя слишком много. Если она согласится вас выслушать, вручите ей письмо сами.

Я извлек из потайного кармана золотой лепесток, завернутый в лоскут, который оторвал от подола рубахи перед тем, как покинуть Эшридж.

– Тогда покажите ей вот это.

– Что это? – Рочестер окинул меня подозрительным взглядом. – Взятка? Уверяю вас, ей это не понравится.

– Просто покажите, и все. Она примет меня, как только увидит этот лепесток.

– Моя доброта меня погубит, – хмыкнул Рочестер, однако спрятал драгоценность в карман и, что-то ворча себе под нос, пошел дальше.

Я невольно улыбнулся. Если бы мне нужен был верный друг, я бы выбрал лорда Рочестера.

Я сидел на скамье и ждал, а тишина часовни окутывала меня, словно мягкий невесомый бархат. До этой минуты я не осознавал, как безумна и беспорядочна моя жизнь; каждый миг ее, каждый вздох были поглощены стремлением защитить Елизавету. Сейчас, в этой уединенной часовне, где мне по всей справедливости было не место, я вдруг в полную силу ощутил перемену, которую совершили во мне прошедшие дни.

Я переступил невидимый порог. Что бы теперь ни случилось, я уже никогда не стану прежним. Наедине с самим с собой, лишившись всякой необходимости притворяться, я наконец признал, что все мое упрямство, все мучительные попытки зажить обычной жизнью были самообманом. Я думал, что смогу бежать от тайны своего прошлого, схоронить ее в глубине своего существа и стать как все. Я так искренне хотел в это поверить, что убедил себя: если мы с Кейт поженимся и заживем новой жизнью, жизнью, в которой будет место только для нас двоих, где никто и ничто не сумеет до нас дотянуться, я наконец обрету покой.

Я заблуждался. Обрести покой мне, похоже, не суждено.

«Ты обладаешь способностями к таким занятиям… Ты и в самом деле прирожденный шпион».

Сесил был прав. Он с самого начала понимал то, чего упорно не хотел признавать: мне уготован иной, куда более опасный путь, чем тот, о котором я мечтал.

Услышав шорох юбок, я вскочил. Я повернулся к дверям часовни и увидел, что мне навстречу идет леди Кларансье. Лицо ее было холодно.

– Одни сказали бы, что ты дерзок не по чину, – проговорила она без предисловий. – Другие заявили бы, что ты просто ищешь своей погибели.

Я наклонил голову:

– А третьи заключили бы, что это одно и то же.

– Ради твоего блага надеюсь, что это не так. – Она поманила меня к себе. – Не знаю, что сказал ей Рочестер, но после того, как целый день королева не подпускала к себе никого из нас, она согласилась тебя принять.

Глава 22

Я последовал за леди Кларансье в покои королевы. Все прочие дамы уже отошли ко сну; хотя в камине горел огонь и в настенных подсвечниках зыбко мерцали свечи, в приемной не было ни души.

Дверь в кабинет была закрыта. Леди Кларансье направилась было к ней, но затем резко остановилась:

– Не следует думать, будто ваши былые заслуги склонят ее к милосердию. Дон Ренар с самого начала мятежа ни на минуту не оставлял ее, усердно внушая собственное мнение обо всем и в особенности о вас. Если вы сейчас войдете к ней, то, вполне вероятно, пожалеете об этом.

– Понимаю, – отозвался я. – И все же она должна узнать правду.

– Должна ли? Порой уж лучше оставить все как есть.

Она взглянула мне в глаза и лишь затем постучала. Ответа не было; тем не менее леди Кларансье отошла от двери: