Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

На сей раз я не могу взять ответственность на себя и продолжаю упорно отказываться. И в который уже раз я убеждаюсь: если Гитлер считает, что какой-то человек бескорыстно служит интересам общего дела, он может совершенно свободно высказывать свое мнение. Это может даже привести к тому, что фюрер изменит свою точку зрения. Но вполне понятно, что Гитлер теряет доверие к людям, которые его постоянно разочаровывали и вводили в заблуждение.

Он не соглашается с моей теорией двух котлов, так как не верит, что события будут разворачиваться по этому сценарию. Он основывает свое мнение на твердом обещании, которое ему дали командующие на каждом участке фронта. Они заявили, что не отступят с занимаемой ими линии фронта на Одере, Нейссе и в Судетах. Я высказываю мнение, что германский солдат еще проявит чудеса героизма, так как сейчас он сражается на немецкой земле. Однако если русские сосредоточат все силы для одного мощного удара в ключевом пункте, они сумеют прорвать фронт и соединиться с западными союзниками. Я напоминаю случи на Восточном фронте, когда русские бросали в бой танк за танком. Если 3 танковые дивизии не могли достичь цели, в бой вводились еще 10, которые и пробивали оборону потрепанных немецких частей ценой колоссальных потерь в живой силе и технике. И ничто не могло их остановить. Вопрос заключался лишь в том, исчерпают ли они свои огромные людские резервы до того, как Германия будет поставлена на колени. Этого не произошло, так как Запад оказал России очень большую материальную помощь. С чисто военной точки зрения, каждый раз, когда мы отдавали территорию в России и Советы несли ужасающие потери в людях и технике, это была победа обороны. Хотя противник и высмеивал эти победы, мы прекрасно знали, что это были именно победы. Но на сей раз победоносное отступление было бы бесполезным, так как русских от Западного фронта отделяют считанные километры. Западные союзники возложили на себя роковую ответственность, — возможно, на столетия вперед, — ослабив Германию только для того, чтобы еще больше усилить Россию. В конце нашей беседы я сказал фюреру следующее:

«С моей точки зрения, в настоящий момент мы уже не можем завершить войну победой на обоих фронтах. Но еще возможно победить на одном фронте, если нам удастся заключить перемирие на другом».

По его лицу проскользнула усталая улыбка, и он ответил:

«Вам легко так говорить. С 1943 года я непрерывно пытаюсь заключить мир, но союзники не желают этого. С самого начала войны они требовали безоговорочной капитуляции. Моя личная судьба не имеет никакого значения, но каждый человек в здравом уме понимает, что я не могу принять безоговорочную капитуляцию для германского народа. Переговоры идут даже сейчас, но я уже совершенно не надеюсь на их успех. Поэтому мы должны сделать все, чтобы преодолеть кризис, а новое оружие еще может принести нам победу».

После обмена мнениями о ситуации на участке армии Шернера фюрер говорит мне, что намерен подождать еще несколько дней, чтобы увидеть, развивается ли ситуация так, как он ожидает, или оправдаются мои опасения. В первом случае он снова вызовет меня в Берлин, чтобы я наконец принял новое назначение. Был уже почти час ночи, когда я покинул бункер фюрера. Первые посетители уже дожидаются в приемной, чтобы поздравить его с днем рождения.

Мы возвращаемся в Куммер рано утром, держась на малой высоте, чтобы избежать встречи с американскими «Мустангами», четырехмоторными бомбардировщиками и «Тандерболтами», которые вскоре появляются на большой высоте. Они сопровождают меня почти на всем обратном пути. Находиться в воздухе на одиночном самолете под этими вражескими армадами, постоянно мучаясь вопросом: «Заметили меня или нет?» — дело более утомительное, чем иной боевой вылет. Не удивительно поэтому, что мы с Нирманном взмокли от напряжения. Мы были искренне рады почувствовать под ногами родной аэродром.

Русские несколько ослабили давление на наши позиции к западу от Гёрлица. Это стало следствием наших ежедневных вылетов, в ходе которых они понесли большие потери. Как-то вечером, завершив полеты, я приехал в Гёрлиц, мой родной город, который оказался в районе боев. Здесь я встретил многих друзей детства. Все они заняты какими-то делами, причем одной из самых важных обязанностей является служба в фольксштурме, который будет защищать их родной город. Это странная встреча: мы боимся высказать мысли, которые у всех нас на уме. Каждый в одиночку несет свой груз проблем, печалей и тревог, но сегодня мы видим перед собой лишь угрозу с востока. Женщины занимаются мужской работой. Они роют ловушки для танков и откладывают в сторону лопаты лишь для того, чтобы накормить детей. Старики забыли о грузе прожитых лет и работают так, что пот льет с них ручьями. Мрачная решимость написана на лицах девушек. Они знают, что ждет их, если красные орды прорвутся. Люди сражаются за свою жизнь! Если бы западные народы собственными глазами увидели, что происходит в эти роковые дни, и осознали их подлинное значение, они очень быстро забыли бы о своем снисходительном отношении к большевизму.

В Куммере размещена только 2-я группа Штаб эскадры размещается в школе в Нимесе, кое-кто из нас живет в домах местных жителей. 95 процентов населения здесь составляют немцы, и они делают все возможное, чтобы исполнить любое наше пожелание. Добраться до аэродрома не всегда легко, не все водители внимательно следят за воздухом. Американские и русские самолеты рыскают на малой высоте по всей стране, часто путаясь друг у друга под ногами. Наиболее неприятные визитеры появляются с запада, но и восточные немногим лучше.

Когда мы поднимаемся в воздух, то часто обнаруживаем, что «ами» уже поджидают нас с одной стороны, а русские — с другой. Наши старые Ju-87 по сравнению с вражескими самолетами медлительны, как улитки. Когда мы наконец добираемся до цели, нервы уже напряжены до предела постоянными воздушными боями. Если мы атакуем, воздух буквально кишит вражескими самолетами. Если мы возвращаемся домой, нам снова приходится прорываться сквозь кольцо вражеских самолетов, прежде чем зайти на посадку. Нашим зениткам, прикрывающим аэродром, приходится постоянно расчищать нам путь.

Американские истребители не атакуют нас, если видят, что мы направляемся к линии фронта и уже ведем бой с иванами.

Обычно мы взлетаем утром с аэродрома Куммер силами 4 или 5 противотанковых самолетов в сопровождении 12–14 истребителей FW-190, которые несут бомбы и в то же время прикрывают нас. Противник уже дожидается нас, сосредоточив значительно превосходящие нас силы. Очень редко, только если удается собрать достаточно бензина, мы можем проводить совместные операции всеми частями, находящимися в моем распоряжении. Но даже в этом случае противник имеет пятикратное превосходство! Да, наш хлеб насущный, обильно полит потом и слезами.