Самая страшная книга 2016 (сборник) - Анна Железникова

– Извините. У меня нет клички.

– Нэту? – притворно изумился Зверь. – Нэхарашо. Будэш Нужныком. Па партрэту сразу выдно – парашнык.

Новичка необходимо было запугать и унизить с первых же секунд, в зародыше подавив потенциальную попытку сопротивления. Команда Гаглоева навыками подавления владела в совершенстве.

– Может, Дерьмовозом? – предложил длинный, с лошадиной челюстью Сатана. – Нужник типа у нас уже был.

– Лучше Сортиром, – не согласился тощий и вертлявый, похожий на хорька Рублик.

– Лучшэ, – согласился Зверь. – Ыды суда, Сартыр. На профылактыку.

В темном без окон помещении с низким потолком троица окружила первоходка. На нюансы внешности, которые оценил бывалый старлей Никитенко, карантинщики особого внимания не обратили. Им предстояла заурядная, рутинная процедура, множество раз отработанная и потому набившая оскомину и вызывающая зевоту.

– Знаэшь, што сэйчас будэт, Сартыр? – осведомился Зверь.

– Знаю. Вы собираетесь меня избить. Вы ведь всегда бьете, правда?

Троица в замешательстве переглянулась. Что-то было не так, как обычно, и до карантинщиков не сразу дошло, что именно, но все же дошло, пробилось через толстые, закаленные злобой шкуры в примитивные, порченные героином и анашой мозги. «Клиент» не выказывал никаких признаков страха, вообще.

– Бьем нэ всэгда, – соврал Реваз. – Ынагда мы. – Он почесал волосатой пятерней переносицу, но выдумать, что бывает вместо избиения, не хватило фантазии.

– Иногда мы типа в очко харим, – помог Сатана и зареготал. – Три штыря в одну типа дырку. Хочешь?

Он тоже соврал: опускать «активистам» было не по масти – этим занимались в бараках борзые, которые за беспредел могли и спросить.

– Чего молчишь? – поддержал корешей Рублик. – Вопрос слышал: хочешь стать петухом? Отвечай!

– Мне это безразлично. Но знайте – ваши чаши полны.

– Чего? – не понял Рублик. – Чего ты сказал?

Первоходок внезапно перестал улыбаться. Закаменел лицом. Губы растянулись, словно их дернули за нитку, рот превратился в тонкий кровавый разрез.

– У каждого человека есть чаша, – медленно, растягивая слова, проговорил он. – У тебя, – повернулся он к Зверю, – она уже через край. Ты обречен. Вы двое еще нет, но помните: чаши не бездонны.

– У него, по ходу, крыша течет, – предположил Сатана. – Смотрите, пацаны, да он типа рожи строит, урод. Быкует, падлой буду. Слышь, ты, как там тебя, Сортир, тебя типа за что упаковали?

– Я убил женщину. Судью.

– Харашо, – одобрил Реваз. – Правылна паступыл. А можэт, ты ещо каво замачыл? А? Замачыл, да?

– Зачем тебе это? Тебя должна больше интересовать собственная судьба, а не покойников. Знай: тебя ждет нелегкая смерть. Мучительная. Уже скоро.

– Што? – ошалело переспросил Реваз. – Ты мнэ што гоныш, казол? Смэрт мою хочэш?

Он шатнулся вправо и с силой заехал кулаком собеседнику в челюсть. Это стало сигналом – миг спустя на упавшего набросились все трое.

– Лыбишься, сученыш, – приговаривал Сатана, норовя попасть носком кирзового ботинка в лицо. – Ну, гад. Слышь, пацаны, давайте в натуре его типа запарафиним. За такие слова положено опускать.

– Правылна, – согласился Зверь. – Смэрты моей захатэл, ачком атвэтыт.

– Без меня, пацаны, – отказался Рублик и отошел в сторону. – Я на такие дела не подписываюсь.

– Как хочешь, – Сатана гоготнул – Тогда на шухере типа постой.

– Лады.

– Ништяк, – сообщил Рублику Сатана и втолкнул изнасилованного подростка в камеру– Зверь ему все очко порвал. Эй, пацаны, – нового петуха принимайте. – Дверь с грохотом захлопнулась. – Знаешь, что он напоследок типа прогнал?

– Что прогнал? – эхом откликнулся Рублик.

– Типа, сказал, жалеет меня. Что типа не повезло мне. Вежливо так, на «вы», как к барину, прикинь.

Рублик напряг одну из немногочисленных уберегшихся от дури извилин и прикинул. В извилине родилась и набрала силу нехитрая комбинация.

– Петух, – сказал он уклончиво. – С петуха что взять.

В карантинной камере сидельцам было не до иерархических нюансов. Бывалые в СИЗО говорили, что масть каждому определят позже, в бараке. Но до барака надо было еще добраться, а пока приходилось терпеть ежедневные побои и издевательства. Двое пятнадцатилетних уже взяли на себя совершенные невесть кем преступления, и их не били, но остальные держались с ними отчужденно и настороженно. Оговорить себя – западло, это в камерах предварительного заключения вбивали в голову каждому. Сносить унижения, видимо, было не западло, но этот вопрос несовершеннолетние авторитеты нарочито замалчивали.

– Ты что, и вправду опущенный? – робко спросил, когда все уснули, осужденный на два года за кражу рыжий паренек. Он воровато оглянулся по сторонам – общаться с опущенным было рисково, за такой косяк могли и самого опустить. – Тебя как кличут?

– Сортиром.

Рыжий отшатнулся в испуге.

– За что позорную кличку повесили? – едва слышно спросил он.

С минуту назвавший себя Сортиром молчал.

– Позор не в кличке, – сказал он наконец. – Позор в деяниях. На тебе позора нет – твоя чаша почти пустая. Пускай и остается такой.

– Слушай, а тебе там мозги не отшибли? – осторожно поинтересовался рыжий. – Какая еще чаша?

– Твоя. Чаша есть у каждого человека.

– И у тебя.

– У меня нет. Но я – не вполне человек.

– Что? – Рыжий решил, что ослышался. – Что значит «не вполне»?

Ответа он не дождался.

Смотрящий – не менее важное лицо в колонии, чем ее начальник. А то и более, потому что приказам кума контингент повинуется из-под палки, а борзые и приблатненные и вовсе ими манкируют, предпочитая покорности вертухайский дубинал и отсидки в ШИЗО. Распоряжения смотрящего, напротив, исполняются быстро, непреложно и любым и каждым.

Из борзых в смотрящие выбивается, как правило, не самый сильный, а самый умный, волевой и изворотливый. Такой, к примеру, как Антон Беклемишев по кличке Бекас.

Колонию Бекас «держал» умело, твердой рукой. «Активистом», как переростки из карантина, он не был, начальству попусту не стучал, но с кумом, полковником Лисичанским, здоровался, когда не на людях, за руку Полковник Бекаса ценил: если зэками рулит хороший смотрящий, значит, не сорвутся колонисты в побег, не учинят массовую, барак на барак, поножовщину и не станут рассылать по инстанциям коллективные жалобы. Инциденты и ЧП, конечно, случались при любом смотрящем, и случались чуть ли не ежедневно. Но с большинством из них Бекас разбирался своими силами, начальство не вмешивалось, пускай даже в результате разборок из барака иногда выносили калеку, а бывало, что и покойника.