Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России - Коллектив авторов

для дебатов о кандидатах в следующие председатели. Но появилось и добавление к этой статье Наказа о праве каждого думца указать в своем внеочередном выступлении на нарушение Наказа: «Если по содержанию изложенных указаний председатель даст разъяснения, то дальнейшие указания по тому же вопросу не допускаются» (§ 144 Наказа Четвертой Думы). Не свидетельствовало ли это добавление о том, что действия председателя все же ставились думцами под вопрос и ему все чаще приходилось обосновывать свои действия?

Право апелляции к собранию по поводу того, что председательствующий неправильно ведет собрание или интерпретирует правила, – это одно из основных правил из «Robert’s Rules of Order», которое делает его в глазах некоторых документом радикальной демократии. Отсутствие такой апелляции не есть нечто странное, конечно. Например, когда Джефферсон приспосабливал правила английской парламентской процедуры к нуждам сената США в 1801 году, он тоже устранил право апелляции. Он знал, что оно существовало в английском парламенте его времени, но введение подобного правила было, видимо, преждевременным для только что созданного сената. Демократия, таким образом, не устранялась, но ограничивалась в своем размахе, становилась отчасти управляемой.

Во введении к своему справочнику парламентской процедуры Джефферсон (тогда вице-президент и председатель сената США) пишет, что в этом сенате председатель имеет право выносить решения по процедуре без прений и апелляций и именно это потребовало от него написать данную книгу. Если председателю придется полагаться только на свое суждение, ему будет сложно избежать подверженности минутному капризу или страстям либо избежать обвинений в этом. Потому выходом и является попытка руководствоваться парламентскими процедурами отдельных штатов (которые только что объединились в федерацию) либо тем, что послужило прототипом для всех них, – английской парламентской практикой. Джефферсон приводит правила сената США, но рядом печатает и правила английского парламента; и здесь по поводу апелляции мы находим следующее. «В сенате США каждый вопрос относительно порядка решается председателем без дебата; но если его ум в сомнении, то он может свериться с чувствами сената». Однако в Англии, замечает Джефферсон сразу же, «все решения спикера могут контролироваться палатой» [Jefferson 1813: 6, 53]. Как пример Джефферсон показывает, что если два депутата встают одновременно, чтобы выступить, то председатель или спикер решает, кто будет первым. В сенате США решение председателя нельзя обсуждать. А в Англии, однако, «иногда палата не примиряется с решением спикера; в этом случае задается вопрос: „Кто встал первым?“» [Ibid.: 45].

Важно, что к концу XIX века право подачи апелляции на действия председателя собрания ввели у себя и сенат, и палата представителей (сейчас она, а не сенат руководствуется исправленными правилами Джефферсона), что видно, например, из более позднего издания справочника Джефферсона. Так, в сенате США появилась следующая процедура: «Если член призван к порядку председателем или сенатором, он должен сесть на место, и каждый вопрос порядка будет решен председателем без дебата. На это решение можно подать апелляцию в сенат, а председатель может обратиться к пониманию сената по любому вопросу порядка». В палате представителей правило гласило, что, конечно, председатель отвечает за порядок и декорум и потому он решает все вопросы порядка ведения собраний, но на его решения любые два члена палаты могут подать апелляцию [Jefferson 1871: 121, 135]. Ясно, что когда полковник Роберт начал писать свой справочник процедуры для незаконодательных собраний и групп, то он уже мог спокойно опираться на право апелляции как существующую и распространенную не только в Англии практику.

Поэтому неудивительно, наверное, что Россия начинала введение парламентской процедуры без права обсуждения действий председателя и права подачи апелляций на них, но постепенно двигалась, как и другие парламенты, в этом направлении. Даже в германском рейхстаге того времени уже было разрешено обжалование действий председателя перед всем собранием, но, правда, на следующий день (для остужения эмоций?). Такая апелляция не предполагала обсуждение, а сразу ставилась на голосование[220]. Конечно, особое право на безапелляционность суждений председатель в Думе России сохранял, только если он не высказывался по существу обсуждаемого вопроса, ограничиваясь вопросами порядка и процедуры. Если он сам хотел выступить в прениях, то председатель приравнивался к простому члену Думы; тогда ему надо было записаться в оные в порядке очереди и на время своего выступления передать председательство кому-то другому [Наказ 1915: § 148].

Это правило выглядит немного странно на фоне выверенной англо-американской парламентской процедуры. Так, Джефферсон указывает, что в английском парламенте спикер всегда говорит вне очереди, если выступает на тему matters of order, дел, связанных с порядком, и «ему запрещено говорить на любую другую тему». Однако если палата пожелает затребовать его знание о некоторых фактах, matters of fact, то его могут пригласить выступить и на эту тему [Jefferson 1813: 46]. В России выступающий председатель собрания – наоборот, не редкость; более того, он и по собственной инициативе может получить право говорить по существу вопроса, то есть участвовать в прениях, а не просто вызывается парламентом, чтобы поделиться своими познаниями на определенную парламентом тему, когда его попросят.

Не в этом ли секрет особой специфики российского парламентаризма, не оставившего за собой стабильного наследия после попытки укоренить новые практики обсуждения в 1906 году? Действительно, председатель, который имеет мнение по сущностным вопросам, озвучивает их иногда первым в череде тех, кто их обсуждает, и первым же тянет руку при голосовании – не в этом ли заключается основная дисфункция советских и постсоветских собраний? Возможно, будущий СССР начался, когда председатель групповой дискуссии стал не только модерировать прения, как это делал, скажем, Муромцев, но и участвовать в прениях, как это делал, например, Плеханов на знаменитом II съезде РСДРП в 1903 году.

Саврасов пишет про доводку и обкатку правил дисциплинированной парламентской дискуссии в ходе работы над Наказом в Третьей и Четвертой Думах: «Многие правовые нормы Наказа, первоначально представлявшие собой заимствования из иностранных регламентов, в ходе их применения постепенно становились своими, привычными, обретая, образно говоря, российскую прописку» [Саврасов 2010: 268]. Но стали ли они частью российской реальности? С одной стороны, большевики тоже знали и использовали эти правила. С другой – они не собирались использовать все из них. И, конечно же, важна не только культура или интенции большевиков, но и обыденные практики ведения собраний дореволюционной, а потом и постреволюционной России, в контексте которых большевистские дискуссионные практики тоже получили «российскую прописку». Посмотрим, что из этого получилось.

Наказы Ильича: порядок обсуждений у социал-демократов

Российские социал-демократы в своих дискуссиях следовали некоторому набору правил, который напоминает парламентскую процедуру обсуждения. Посмотрим, например, на Протоколы II съезда РСДРП, прошедшего в Брюсселе и Лондоне в июле – августе 1903 года,