Менуэт святого Витта, Властелин пустоты - Александр Громов

— Ты знал? — вне себя Леон тряс Умнейшего за сари, скрученное жгутом на груди. — Знал и молчал?! Почему?

Кучка раскрывших рты подростков с Тирсисом во главе с восторгом и ужасом смотрела, как ссорятся два великих человека. Плетеный, похожий на гнездо предмет свалился с головы Умнейшего, и та моталась, как спелая брюква в пору стрясыванья урожая.

Деревня погибла. Уцелевшие пробирались в Город. Потерянно оглядываясь на пепелище, кровавя ноги о траву-колючку, сбивая ступни о древесные корни, вспучившие ниточки лесных троп, шли, неся на руках обожженных, женщины, старики, дети… Филиса. Падающий с неба огонь пожрал все. Сгорели люди, и нет людей. Сгорел дом с так и не вставленным новым стеклом в окне спальни, и нет дома. Да что там дом…

— Знал ведь… — рычал Леон. — Знал…

Острая боль заставила сжаться внутренности. Леон судорожно глотнул воздух. Пусто… Чернота.

— Держись, — донесся откуда-то из ничего голос Умнейшего. — Как держался за меня, так и держись, не отпускай. Не хватало тебе еще грохнуться при всех.

Сознание медленно возвращалось. Умнейший шептал в ухо:

— Прости, что пришлось тебя прервать. Сейчас отдышусь, и можешь потрясти еще. Я подожду, пока тебе не надоест.

Рот наполнился вязкой слюной. Леон сглотнул.

— Прости. Я не хотел.

— Хотел и сделал, — возразил старик. — Сейчас самое время делать именно то, что хочется… только запомни: глупости тоже нужно делать с умом.

— Драконий хвост, — буркнул Леон, остывая. — Мальчик я тебе, что ли? Я охотник! Почему сразу не сказал об эстафете?

— А не было никакой эстафеты, — Умнейший развел руками. — Поверь или проверь — не было. Да и зачем она? Я с самого начала знал, что не ты придешь в деревню, а деревня придет к тебе, и довольно скоро.

— Знал и молчал?

— Ты бы не поверил. Вспомни, как я уговаривал людей уходить из деревни. Ушел ли кто-нибудь?

— И я должен был остаться, — упрямо сказал Леон. — Одного детеныша я уже убил, Нимб помог бы убить и второго.

— Ты действительно веришь в то, что совершил нечто выдающееся? — спросил Умнейший. — Если бы оно было так… Ладно, оставим другим это приятное заблуждение. Мальчик! Насколько я знаю, уничтожить зауряд-очиститель настолько же трудно, насколько трудно убить дракона зубочисткой. Тебе просто-напросто невероятно повезло — чудеса еще и сейчас иногда случаются. Может быть, у тебя легкая рука. — Старик критически осмотрел Леона. — Кроме того, ты неглуп, и этим мне нравишься. Я еще до всей этой катавасии тебя приметил. Правда, ты вторично пошел на автоном-очиститель с одной лишь духовой трубкой, что отнюдь не говорит в пользу твоего ума, зато оба раза ухитрился остаться в живых, а это, возможно, доказывает обратное. Почему, думаешь, я тебя вытащил в Город? Потому, что в такое время несколько умных людей должны на первых порах остаться живыми и относительно целыми, чтобы подумать за себя и за других, что же сейчас надлежит делать…

Леон дернулся. Старик вцепился в одежду мертвой хваткой — не разжимать же ему пальцы при всех. Права Хранительница: не Умнейший он — Хитрейший. Все просчитал с самого начала. И с самого начала — лгал…

— И что же надлежит делать? — злобно спросил Леон.

— Сейчас нам нужна кучка людей, хотя бы и мальчишек, которые поверят в тебя и в твое дело… Не перебивай меня! Будет дело, оно уже движется и на первом этапе состоит в том, чтобы люди пошли за тобой, потому что без напряжения сил огромного числа людей у нас просто ничего не выйдет… На Хранительниц я с самого начала не рассчитывал, и за Умнейшим в такое время вряд ли пойдут, а за великим стрелком — возможно. По сути, это наш единственный шанс. Ну и я помогу чем сумею.

— Пусти меня! Им что, обязательно надо за кем-то идти?

— Ты спросишь меня, отчего человек устроен так, а не иначе? Я не отвечу. Ты же пошел за Линдором на пустошь и не спрашивал, почему надо идти. Просто пошел, хотя Линдор не был великим стрелком… И помни главное: каждый упущенный тобой день, каждый час, каждый жест, способный кого-то оттолкнуть, — это люди, которых ты мог бы спасти и не спас.

— А почему их должен вести непременно я?

— Потому что ты один из немногих, кто уже сейчас понимает необходимость в срочном порядке что-то менять. В худшем случае — начинаешь понимать. Боюсь, до большинства населения эта истина дойдет поздновато. И еще: ты мне нравишься.

— Поэтому ты и ударил меня при них? — спросил Леон, косясь на подростков.

— Ты плохо обо мне думаешь, — усмехнулся Умнейший, проследив за его взглядом. — Никто из мальчишек ничего не заметил, или я не десантник, хотя и бывший.

Лес мелькал с невиданной быстротой. Ни одна луна не выползла сегодня на звездное небо, горел лишь Великий Нимб и указывал путь. Петля дороги? Спрямить! Леон бежал так, как не бегал никогда в жизни, как может бежать только человек, махнувший рукой на все ради одного, главного, и темный лес, чувствуя налетающий вихрем водоворот боли, горя и отчаянной, плохо скрываемой радости, пропускал человека, предупредительно поднимая разлапистые ветви, убирая с дороги стелющиеся по земле корни. Вякнув, порскнул в сторону заполошный совиный страус, ушел с пути. Мирный лес не желал человеку плохого, а если человек налетит в темноте на лежку лесного дракона, виноват будет он сам. Плевать. Филиса! Она жива, ей удалось спастись, и это главное.

Леон задыхался. Охотник не гонец; обычно ему не приходится так спешить. Час сумасшедшего бега способен вымотать любого. Тупым раскаленным гвоздем жгло под ребрами, куда ударил старик, а как ударил — того, похоже, и впрямь никто не заметил. Похоже, просто ткнул пальцем. Подлый старик… хуже Железного Зверя.

Ноги сами вынесли его на тропу. Леон заметался, вглядываясь. Вот следы Кирейна… нетвердые. И только. Значит, беженцы еще не прошли. Они где-то рядом, пьяница не сумел бы опередить их намного. Тоже, нашли кого выслать вперед — Кирейна!

Ноги топтали тропу, и рвалось из груди сердце. Ну же!..

Тени. Отпрянули с криком… Они!

— Я свой! Свой! Леон я!

Здесь все было так, как ему представлялось: и сгорбленные под грузом женщины, и замотанные целебными листьями обожженные на носилках, и витающий над колонной запах гари, гноящихся ран и немытых тел, и дети, боящиеся плакать в ночном лесу, а теперь заревевшие слаженным хором, и два-три бесконечно уставших охотника, впервые в жизни ощутившие, что лес не их второй дом, а просто — лес…

Жалобы. Плач. Великий Нимб, за что? ЗА ЧТО???

Кто-то обнял его сзади.

— Вот так, Леон, — пробормотал Парис и стал сморкаться. От его бороды сильно пахло паленым волосом. — Видишь, как вышло. Веду вот. Меньше половины веду, а остальные — там… Хорошо, что ты пришел, — с носилками поможешь. Мужчин нет почти. Из стариков один я живой, да еще спасибо, что Полидевк пока с нами остался. Так-то вот.