Менуэт святого Витта, Властелин пустоты - Александр Громов

То, что случилось в ближайшую ночь, потом долго преследовало Леона, словно дурной сон, который надо поскорее забыть, если не хочешь портить людям настроение угрюмой физиономией. И даже много позднее, когда под наплывом событий грозных и страшных ночное происшествие могло показаться невинной чепухой, он не мог забыть его, как ни старался. Странная штука — память.

Несколько чадящих факелов освещали Хранилище и не могли осветить его целиком — настолько велико было здание, выходящее углом на площадь Четверонога, самое большое здание в Городе. Любой из гостевых домов в сравнении с ним казался личинкой-слизнивцем рядом с лесным драконом.

Красноватые отблески плясали на стенах. Хорошо, что в Хранилище нет окон. В самом деле — слоняться ночью по чужим домам, словно блудодей какой… Ладно, что не в одиночку, да и Хранительница в Хранилище не живет.

Никогда прежде Леону не приходилось бывать в Хранилище Знаний, да еще городском. Мужчинам здесь не место, а легенды о Хранителях, скорее всего, легенды и есть. Мужчина годится добывать, женщина — хранить вечно. Так было, так будет.

Внутри оказалась всего одна комната — но какая! Ряды, целые шеренги грубо сколоченных полок шли от стены к стене, провисая под тяжестью свитков и деревянных табличек, испещренных трудночитаемыми знаками. Некоторые были совсем ветхи. Хроники Простора. Обширные каталоги растений и животных, включая и морских обитателей из никогда не виденного Леоном океана. Записанные рассказы-были охотников о встречах с необычайным. От Древнего Знания до летописей, до последних записей о браках, рождении и смерти — все было здесь.

Благоговейного трепета не испытывал, пожалуй, лишь Умнейший.

Леон озадаченно повертел в руках странную книгу — не свиток, а кипу ломких прямоугольных листов, прошитых по краю. Ему пришлось крепко поразмыслить, прежде чем он догадался, что это — тоже книга. И даже на бумаге, только это не пчелиная бумага, а какая-то другая…

Тирсис неотрывно смотрел на Леона. Остальные притихшие подростки смотрели то на Леона, то на Тирсиса. Батт зябко трясся, клацал зубами — может быть, потому, что еще не успел опомниться от грохота деревянной пушки. Но скорее всего по другой причине… Скуксились мальчишки, недоученные стрелки, скис порыв. Совсем не такими они были, собравшись перед восходом Энны — меньшей из лун. Когда запретное лишь затевалось и маячило где-то впереди, их глаза горели огнем восторга.

Теперь потухли.

Было слышно, как под деревянным полом возятся насекомые.

— Ты нашел то, что искал, Зигмунд?

Леон подпрыгнул. Запрыгали безумные тени, и расшвыряло в стороны подростков, даже Тирсиса. Кто-то коротко и жалобно подвыл.

Хранительница была здесь. Вошла незаметно. Сзади.

Отблески пламени играли на каменном лице.

— Я ведь знала, что ты не успокоишься, Зигмунд. С самого начала знала.

— А я ждал тебя. Ты покажешь нам путь в Столицу?

— На старости лет ты становишься однообразен, — Хранительница иронически приподняла бровь. — Мы ведь уже говорили об этом, и не раз. Твои затеи бесполезны, и в Столице ты все равно не найдешь того, что тебе нужно.

— С чего ты взяла, будто знаешь, что мне нужно, Кларисса?

— Я догадываюсь. Почему я должна делать то, что принесет Простору вред?

— Значит, бесповоротно? — спросил Умнейший.

— Разве ты сомневался?

Старик вздохнул.

— Сомневался — не сомневался… Говорят, человеку свойственно надеяться.

— Тебе вообще не следовало сюда приходить, а тем более втравливать в опасные авантюры глупых мальчишек. Ради них я предлагаю тебе уйти. И ради них буду молчать о вашем э-э… визите.

— Ради них? — удивился Умнейший. — А мне почему-то казалось, что ради всего этого, — он обвел рукой полки. — Или, может быть, я ошибаюсь? Ответь мне, может ли Хранительница пожертвовать хотя бы одной старой бумажкой ради спасения человеческой жизни, если возникнет такая необходимость? Что-то я никогда не слышал о подобном.

Каменное лицо Хранительницы ничего не выражало.

— Мне надоело спорить с тобой еще лет двадцать назад, Зигмунд. Одни люди умирают, другие рождаются. Знания хранятся вечно.

— Сгнившие свитки с замшелыми байками. Старое вранье. Знания!

Хранительница шагнула вперед.

— Лучше уходи по-хорошему, Зигмунд. Иначе придется ненадолго уйти мне, но я вернусь не одна. Не думаю, что мои добрые горожане будут счастливы увидеть тебя здесь. И уж совсем не уверена, что мне удастся смирить их справедливый гнев.

В дрожащем свете факелов Умнейший жутковато осклабился.

— Ты всегда была внимательна ко мне, Кларисса. Надеюсь, ты не заставишь меня долго мучиться?

— К чему убивать? Шептуны просто внушат тебе мысль уйти из Города, и ты уйдешь. Сам. И больше здесь не появишься. А если еще раз попытаешься войти в Город, тебя выставят.

— Я плохо поддаюсь зашептыванию, ты же знаешь… Конечно, ты можешь приказать зашептать их, — Умнейший показал на Леона и притихших подростков, — и кто-нибудь из них меня попросту пристрелит. Уверен, что для тебя это оказалось бы наиболее приемлемым вариантом. Но ты забываешь об одной незначительной мелочи. Чтобы позвать кого-нибудь, тебе придется для начала отсюда выйти. А ты не выйдешь.

Только теперь Леон заметил, что Умнейший занял позицию между Хранительницей и единственным выходом.

Властное лицо Хранительницы отразило беспокойство. Затем ее глаза презрительно сощурились и превратились в щелки.

— Ты не решишься мне помешать. Попробуй!

Старик лишь пожал плечами.

— Когда только жители Простора избавятся от своей наивности? Учишь их, учишь…

— Ты хитер, Зигмунд. — Хранительницу трясло, и Леон содрогнулся, впервые увидев такую ненависть. — Чего бы ты ни добивался, все удавалось тебе лишь благодаря твоей хитрости, которая так легко становится подлостью. Не зря тебя прозвали Умнейшим, а не Мудрейшим — ты слишком умен для Мудрейшего! Умен и подл!

— Приятно услышать комплимент. Теперь укажи путь в Столицу, и мы уйдем.

— Столицы не существует!

— Напрасно лжешь. Подумай. Иначе может обернуться так, что — прости — мне придется убить тебя.

Хранительница расхохоталась.

— Убей, Зигмунд, убей. Это ты можешь. Убери камень со своей дороги. И попробуй найти в Хранилище упоминание о Столице.

Умнейший молчал. Леону хотелось закрыть глаза и заткнуть уши. Хранительница с распавшимися по плечам седыми космами походила на степную ведьму, какими матери пугают непослушных детей.

— Взгляни на своих приспешников, Зигмунд. Вот ведь жалкий народец. Мальчишки, неучи — а погляди, даже они отшатнулись. Неужели ты в самом деле на них рассчитывал? Человека не перекроить заново за несколько дней, ты просто не хочешь поверить в очевидное… Что ж, убей меня, если тебе позволят. Ты знаешь, что будет потом — тебе дадут убиться самому в горах или болотах. А может быть, тебя загонят в Междулесье, и ты высохнешь в мумию от жары и жажды. Выбирай.