Тигриный лог (СИ) - Юлия Чеснокова

— Так… хорошо, но если я не буду соответствовать уставу — разве меня не прогонят отсюда? Я не хочу покидать Тигриный лог… я полюбил его… и… и вы же знаете, учитель! Куда мне уходить?

— То есть, ты ставишь своё благополучие превыше её? — мы с Чимином непонимающе переглянулись. — Ты не знаешь, почему она работает у нас, почему пришла сюда. Возможно, ей тоже некуда идти, а мы, как монастырь, обязаны принимать страждущих. Но ты, чтобы не потерять место, выдашь её всем своим поведением и своими повадками, из-за чего ей придётся уйти, потому что быть девушкой среди множества мужчин, знающих о том, кто ты — это непристойно, — У меня загорелись кончики ушей. Да, около того где-то мы с Джином и плаваем, у непристойностей. Да и Шуга… — И может окончиться плачевно для неё, так что лучше сразу уходить. А ведь она юная девчушка. Кому легче будет выжить за стеной, ей или тебе?

— Мне, учитель, — безропотно признал Чимин.

— Так что же? Ты спросил меня, как тебе быть, но я хочу, чтобы ты самостоятельно сейчас решил. Как тебе быть?

— Я не выдам её учитель, даже если вы прогоните меня из монастыря, — опустив брови, смирился Мин, предвкушая, как его пошлют собирать свой скромный скарб. — Может, мне лучше сразу уйти? Потому что я заговорю с ней в любую минуту, и это будет нарушением…

— Ступайте и продолжайте заниматься своими делами, как делали это прежде, — благословляющим жестом отпустил нас Хенсок, прервав парня. — Я не выгоню тебя за то, что ты принял благородное решение и готов пожертвовать собой, — "он уже собой однажды пожертвовал!" — подумала я о младшем брате того. И настоятель знал это не хуже меня. Пока договаривались предыдущие фразы, я готова была броситься в ноги Хенсоку и просить, чтобы выгнали меня вместо Чимина. Я поверила в то, что дедушка по-фарисейски расставит все точки над i и вышвырнет незаслужившего наказание. Но он, как всегда, провел и без суда присяжных достойное заседание.

— И я… могу говорить с ней, всё зная? — уточнил ещё раз Мин.

— Можешь, — развернулся к козе Хенсок, завершая свой утренний труд.

— И касаться?

— Ты можешь делать с ней всё, в рамках приличий и обучения, — покосился на него старик. — И не больше. Вот за большее — проводы за ворота. Грехи монахов даже в умах недопустимее, чем маленькие нарушения в быту.

На этой строчке, как по заказу, нарисовался Лео, придя за ведром с молоком. Чимин посмотрел на него, на меня, на нашего директора, и попытался раскусить, участвует ли третий в заговоре. Я молчала.

— Ты можешь идти, мой мальчик, — обратился Хенсок к Мину и тот, так и не догрызя до сердцевины плод энигмы с ключом от неё в косточке, в подвешенном состоянии вышел из хлева. Лео повторил движение глаз ушедшего: посмотрел ему в спину, потом на меня, потом на лысовато-седовласого старейшину. Ясно, что войдя на пикантном "грехи монахов даже в умах…" нельзя не задаться вопросом, что тут происходило? Хотя, я по себе сужу. Может у нашего брата-привратника и любопытство отшиблено вместе с разговорчивостью? После вчерашнего, когда он отчитал меня, пусть и косвенно, не хотелось лезть и выяснять. Позже. Когда отойду от шикарных впечатлений от его нравоучения в совокупности с теми, что произнес Сандо. Моё-то любопытство при мне!

Но Лео ничего не спрашивал. Он просто стоял и ждал, когда Хенсок велит ему забрать ведро. Так, а я-то почему до сих пор здесь? Я же готовлю завтрак!

— Учитель, я пойду…

— Да-да, подожди, пойдете с Лео вместе, вам всё равно по пути, — через минуту управившись с козой, он отпустил нас восвояси и мы, немые и угрюмые, потащились в сторону кухни.

— Лео… — начала я, приволакиваясь рядом. Он не тормозил и не оглядывался на меня. — А Джей-Хоуп, ставший формально привратником, он будет нас охранять? Или только в том случае, если ты уйдешь?

— Он примется за свои обязанности с этой субботы, — скупо вымолвил молодой человек.

— Но в субботу же сбор хурмы? — он пожал плечами. — Ты пойдёшь с нами? Вместо него?

— Вряд ли.

— Подожди-подожди. Уж не хочешь ли ты сказать, что в субботу ты… уйдешь? — почему-то меня испугала эта мысль. Что бы ни творилось этот месяц в Логе, как бы себя кто ни вел, я всегда знала, что где-то рядом есть Лео, и если что — он подоспеет вовремя, уладит конфликты, его можно позвать и он — Черный плащ! — придёт на помощь. Не потому, что он был круче Хана — я не эксперт, судить в этой области, — а потому, что знал, кто я, и с ним можно быть откровенной. Он затянул с молчанием, и я занервничала. — Ведь не уйдёшь же? Лео!

— Мне показалось, — остановился он и, не глядя на меня, а куда-то в бок, робко и чуть неспокойно. — Что ты хочешь, чтобы я ушел, — Я открыла рот. Да ты ж мой проницательный! Возьми с полки пирожок. Но почему я одновременно с этим поняла, что не хочу его ухода именно сейчас? Я-то ещё здесь. И пусть Хенсок "нанял" меня для вытравливания этого вцепившегося в Каясан зверя, но я пришла сюда за разоблачением нарушителя моего покоя, и мне нужен комфорт и безопасность, которые мне создаёт именно этот аскет-отшельник.

— Мне… не столь важно, уйдешь ты или нет, — слукавила я, подойдя к нему ближе. Он держал тяжелое ведро на вытянутой вниз руке, но, похоже, его это ничуть не тяготило. — Я просто хочу немного растормошить тебя. Ты… слишком в себе. Грустный и несчастный. А разве веселье плохо для буддиста?

— Я не несчастный, — ещё печальнее произнес Лео. Да, именно таким тоном об этом сообщают! Нет, я бы даже не назвала это печалью. Это глубокий и неискоренимый флегматизм, безветрие на эмоциональных полях, неурожай гормонов счастья. Да и некоторых других, судя по всему.

— Тогда почему ты не бываешь весёлым?

— Бываю.

— Я не видела, — упрямо скрестила я руки на груди. Лео развернулся и пошел дальше. Надо было ожидать. Не спорить же он будет. Это невиданная экзотика для нашего тигролюба. Он закончил путь, как обычно, у печки, возле которой развернулся, тряхнув густой челкой темно-блестящих волос. Когда она падала ему на глаза, они выглядели немного загнанными и плутающими. Лео одернул рукава, мелко суетясь вокруг оси, будто подготавливаясь к чему-то. Так водят задом кошки перед прыжком. И вот, оно созрело:

— Жизнь не состоит из одного смеха. — выскоблил изнутри себя монах, тотчас придя в смятение, что меня надо обойти и выйти отсюда, но я предусмотрительно перекрыла собой весь промежуток между столом и печью.

— Из одного него — нет, но это не значит, что он в ней должен отсутствовать! Чего плохого в том, чтобы расслабиться и пошутить с друзьями? Ты с твоими прежними приятелями болтал, бегал, играл? — молчание. — Ты же запросто можешь сдружиться с кем-то из новичков! Вот, Сандо… Конечно, он тоже не тот, кто склонен к юмору…