Лермонтов: Один меж небом и землёй - Валерий Михайлов

Лермонтов всегда искал и жаждал правды, какою бы она ни была, и правду он видел прежде всего в естестве, в природе. Отсюда его тяга к первобытности природы и дикости обычаев и нравов обитателей Кавказа.

Как я любил, Кавказ мой величавый,Твоих сынов воинственные нравы,Твоих небес прозрачную лазурьИ чудный вой мгновенных, громких бурь……………………………………И дики тех ущелий племена,Им бог — свобода, их закон — война,Они растут среди разбоев тайных,Жестоких дел и дел необычайных;Там в колыбели песни матерейПугают русским именем детей;Там поразить врага не преступленье;Верна там дружба, но вернее мщенье;Там за добро — добро, и кровь — за кровь,И ненависть безмерна, как любовь.

Поэт сам поведал о легендарной основе своей восточной повести:

Темны преданья их. Старик чеченец,Хребтов Казбека бедный уроженец,Когда меня чрез горы провожал,Про старину мне повесть рассказал.

Исследователи обнаружили и историческую основу поэмы — судьбу молодого кабардинского князя, взятого в заложники-аманаты и воспитанного в России, что стал русским офицером и был «прощён» властью, когда понадобилось вступить в переговоры с восставшими горцами, во главе которых был его родственник. Выяснилось: Лермонтов сохранил их действительные имена, но изменил ход событий и в особенности их развязку. Впрочем, его предметом всегда была душа человека, «любовь и песни». Герой же его очень похож своим трагическом одиночеством и опустошённой душой на того, кто впоследствии стал героем нашего времени. Другими словами, Измаил-Бей один из предтеч Печорина, только в образе горца. Он тоже потерпел духовный крах, но всё-таки ещё не так, как Печорин: перекинувшись от русских к своим, молодой князь сражается за свободу соплеменников. Однако дух его уже витает непонятно где…

Притворством вечным утомлён,Уж и себе не верит он;Душе высокой недовольноОстатков юности своей.Вообразить ещё ей больно,Что для огня нет пищи в ней.Такие люди в жизни светскойПочти всегда причина зла,Какой-то робостию детскойИх отзываются дела:И обольстить они не смеютИ вовсе кинуть не умеют!И часто думают они,Что их излечит край далёкой,Пустыня, вид горы высокойИль тень долины одинокой,Где юности промчались дни;Но ожиданье их напрасно:Душе всё внешнее подвластно!

На любовь милой красавицы Зары Измаил-Бею ответить нечем. Он безмолвен перед нею, он только в мыслях ведёт с ней разговор:

«Всё, что меня хоть малость любит,За мною вслед увлечено;Моё дыханье радость губит,Щадить — мне власти не дано!..»

Тут уже нечто от любимого героя поэта — Демона.

И далее облик Измаил-Бея, несомненно, обретает некоторые черты самого Лермонтова:

И детям рока места в мире нет;Они его пугают жизнью новой,Они блеснут — изгладится их след,Как в тёмной туче след стрелы громовой.Толпа дивится часто их уму,Но чаще обвиняет, потому,Что в море бед, как вихри их ни носят,Они пособий от рабов не просят;Хотят их превзойти в добре и зле,И власти знак на гордом их челе.

«Симпатии автора на стороне горцев, отстаивающих свою свободу», — пишет о поэме К. Н. Григорьян в Лермонтовской энциклопедии. Если бы всё было так просто!.. Отнюдь не «острые социальные проблемы» и не сама по себе борьба горцев за свободу занимают поэта. Лермонтов прямо смотрит на вещи и не судит ни зверства казаков, покоряющих Кавказ, ни зверства черкесов, живущих разбоем и отстаивающих свою жизнь. И даже не столкновение цивилизаций — не геополитика, говоря нынешним словом, волнует его. — Рок, судьба, суд Божий над грешною душой человека ещё при жизни его на земле; мучения совести — вот что, по Лермонтову, страшнее и войны, и народных бедствий, и даже смерти.

Видали ль вы, как хищные и злыеК оставленному трупу в тихий долСлетаются наследники земные —Могильный ворон, коршун и орёл?Так есть мгновенья, краткие мгновенья,Когда, столпясь, все адские мученьяСлетаются на сердце — и грызут!Века печали стоят тех минут.Лишь дунет вихрь — и сломится лилея,Таков с душой кто слабою рождён,Не вынесет минут подобных он:Но мощный ум, крепясь и каменея,Их превращает в пытку Прометея!Не сгладит время их глубокий след:Всё в мире есть — забвенья только нет!

Это испытывает не только Измаил-Бей, но и сам, ещё юный годами, поэт — и всякий человек.

Воин-князь не страшится мести от русского, у которого он отбил и «погубил» невесту, — открывая себя отчаявшемуся ревнивцу, Измаил-Бей уже за пределами его возмездия:

«Нет, не достать вражде твоейГлавы, постигнутой уж роком!Он палачам судей земныхНе уступает жертв своих!Твоя б рука не устрашилаТого, кто борется с судьбой:Ты худо знаешь Измаила;Смотри ж, он весь перед тобой!»

Обрывает жизнь князя не враг — а брат Росламбек, его роковая пуля.

Но почему вдруг омрачился взгляд черкесов, которые расстёгивают чекмень убитого, чтобы обмыть тело и достойно предать его земле?

Чего они так явно ужаснулись?Зачем, вскочив, так хладно отвернулись?Зачем? — какой-то локон золотой(Конечно, талисман земли чужой),Под грубою одеждою измятой,И белый крест на ленте полосатойБлистали на груди у мертвеца!..«И кто бы отгадал? Джяур проклятый!Нет, ты не стоил лучшего конца;Нет, мусульманин, верный Измаилу,Отступнику не выроет могилу!Того, кто презирал людей и рок,Кто смертию играл так своенравно,Лишь ты низвергнуть смел, святой пророк!Пусть, не оплакан, он сгниёт бесславно,Пусть кончит жизнь, как начал — одинок».

И по смерти Измаил-Бея рок не отступает от него — берёт своё…

С Кавказом, с горцами связана и поэма «Аул Бастунджи», которую относят к 1833 году, к поре юнкерской школы. Из трёх её главных героев у двоих те же имена, что в «Измаил-Бее»: Селим, Зара. Соперничество мятежного Селима со своим братом, отважным Акбулатом, из-за жены Акбулата Зары — вот её драматический сюжет. Сильные люди — сильные страсти; причём красавица Зара характером не уступает никому: она верна первому чувству, религии, обычаям, своему «старому» мужу — и отвергает молодого Селима, за что платит жизнью.