Правда выше солнца - Анатолий С. Герасименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меттей неловко заключил кузена в объятия, и они обменялись поцелуями в щёки.
– Жопы ещё друг дружке отлижите, кинеды, – буркнул по-эллински Спиро, стоявший рядом с Акрионом.
– Слыхал, у тебя пополнение? – лениво спросил Меттея Тарций. – Давно привезли?
– В начале аклуса, – ответил Меттей. – Они ещё только учатся. Хотешь взять кого-то для представления?
Тарций щёлкнул пальцами. Подскочил раб, подал чашу с орехами. Толстяк закинул в рот пригоршню съестного и, жуя, направился к выстроившимся лудиям. Переваливаясь на ходу, как раскормленная утка, побрёл мимо строя. Глядел в лица, сплёвывал шелуху на драгоценный ковёр.
– Ну что они заморенные у тебя какие-то все, – брюзжал он. – Посмотреть не на что. Ты их для (Акрион не понял слова) готовишь, что ли? Нашим-то консулам как раз (снова непонятное слово) подавай.
– Тренируются усердно, вот и худы, – пожимал плечами Меттей, следовавший рядом. – А консулу Пинию, я слышал, нынче мальчики в теле больше по нраву…
– Знаешь, что я про твоего Пиния думаю? – хохотнул Тарций. Дальнейшая его речь осталась от Акриона сокрытой, поскольку ни одного слова он разобрать не сумел. Меттей, выслушав, тоже усмехнулся. Тут они дошли до того места, где стояли Акрион и Спиро.
– О! – оживился Тарций. – Какие красавцы! Это кто?
– Это воины-крейке, – ответил Меттей. – Мирмиллон и гопломах.
Толстяк поморщился.
– Не-е, – протянул он. – Ты совсем, что ли, нюх потерял? Какой мирмиллон, какой гопломах… Гопломах должны быть силачом! Горой мускулов! Мирмиллон – ещё сильнее! А эти больно жилистые. Поджарые, гибкие. Типичные рыболовы.
– Мой опыт… – начал было Меттей, хмурясь.
– Тем более, у нас вечно рыболовов не хватает, – лениво продолжал Тарций.
– Кузен, они уже начали обучение с другим оружием.
– Переучишь, – Тарций навис над Меттеем всей закутанной в пурпур тушей. – Я сказал.
– Как угодно, – пробормотал Меттей, отводя глаза. Тарций скривил рот в усмешке. Не глядя запустил опустевшей чашей через плечо. Раб из свиты метнулся и, проявив чудеса ловкости, поймал брошенное.
– И это… – толстяк снова пощёлкал пальцами, отчего кольца издали бренчащий звук. – У Стумпиевой вдовы нынче похороны. Смекаешь, что к чему?
Меттей дёрнул подбородком:
– Похороны? Я думал…
– Что ж ты думал? – насмешливо спросил Тарций. – Кто твой покровитель? Из чьей школы мне ещё бойцов брать?
– Ты прав, – коротко сказал Меттей. – Я забыл. Ошибся.
– А ты не забывай, – назидательно велел Тарций, тыча Меттея в грудь. – Сегодня дашь дюжину новичков. Пускай покажут, на что способны.
– Любезный кузен, они ведь не доучены.
– То они у тебя обучены, то не доучены, – отмахнулся Тарций. – Вздор, всё вздор. Пускай характер проявят.
Он оглянулся на строй лудиев.
– Да! И вот этих двоих рыболовов выпусти. Попляшут с трезубцами. Заодно поглядим, на что я полтыщи золотых дельфинов потратил.
Меттей поднял было ладонь, готовясь возразить, но Тарций поймал его за локоть, отвёл на пару шагов в сторону, сойдя ради этого с ковра на песок, и принялся что-то втолковывать, говоря тихо и неразборчиво. Меттей морщился, качал головой, пытался вставить слово, однако Тарций тут же перебивал. При разговоре он всё время придвигался к кузену, сокращая и без того малое между ними расстояние, в то время как Меттей отступал стеснёнными короткими шажками, силясь это расстояние увеличить. В результате оба медленно перемещались по кругу, словно в неуклюжем танце.
Наконец, как видно, всё было сказано. Тарций потрепал по щеке Меттея, стойко вытерпевшего непрошеную ласку, и забрался в носилки. Рабы задёрнули полог, взялись за ручки, дружно ухнули. Процессия двинулась из школы тем же порядком, что явилась.
Лязгнули, закрываясь, ворота.
Меттей помедлил, глядя невидящим взором вслед Тарцию и его свите. Затем вернулся, встал перед строем. Прочистил горло.
– Вы слышали, мертвецы! – надтреснутым голосом сказал он. – Ты, ты, ты... Ещё вон там… Два, три… семеро. Ну, и вы, крейке, оба. За мной. Сейчас соберем оружие, доспехи, отрядим повозку. И поедем на похороны. Кое для кого дело и впрямь обернётся похоронами, так что не зевайте. Остальным приступить к занятиям!
Он взмахнул рукой и заковылял прочь.
На плечо Акриона обрушился крепкий хлопок.
– Ну что, рыболов херов, – сказал Спиро, щербато скалясь. – Вот и пришёл наш час. Самое время воззвать к твоему Гермесику, чтоб помог. Хуже не будет, отвечаю. Хуже вообще быть не может.
Акрион сбросил его руку с плеча.
– Причём здесь похороны? – спросил он. – Какие похороны?
– А, ты не знаешь? – мрачно развеселился Спиро. – У тирренов есть старинный обычай. Устраивать игры лудиев на похоронах знатных людей. Чтобы, значит, богачу не в одиночку на тот свет отправляться. Вот мы как раз на такие похороны и едем.
Акрион стиснул зубы. «Дождался, – подумал он с горечью. – Дотянул. Хотел бежать, а теперь придётся сражаться насмерть. Но, может, это и есть та возможность, о которой я молил? Бежать – по дороге на арену, бежать с арены, бежать после боя… Если, конечно, окажется какое-то «после». О, дай мне сил, Аполлон!»
– Сходи-ка посри, пацан, – посоветовал Спиро. – Потом захочешь, а некогда будет.
☤ Глава 2. Голова на плечах
Парнис. День без числа и времени.
Вначале была темнота.
Безраздельная, бескрайняя, безначальная.
Огромное, неизмеримое ничто, забвение забвения, несуществование несуществования.
Так, в темноте и небытии прошла вечность.
Потом в сердце вечности зародилась крошечная песчинка боли. Такая ничтожная, что страшно было глядеть на неё. Мельчайший атом в центре безбрежной тьмы. Это казалось ужасным. Незаконным. Чудовищным.
Затем боль начала расти. Боль стала временем, потому что разделяла миг нынешний и миг прошедший. И каждый новый миг был хуже того,
