Герои былых времен - Юлия Федотова

– Ерунда! – отмахнулся орк. – Первый раз, что ли? Нижние! Мы с ними, почитай, через одного кровники. Время нынче мирное, по кровным счетам платить дозволено. Обойдется…

Ближе к полудню на границе орочьих владений расстались они с Тагом. Прощание братьев вышло трогательным и по орочьим, и по спригганским меркам. Они подтолкнули друг друга в бок локтем, помахали друг другу ручкой и выразили надежду, что, волею судеб сойдясь на поле боя, милостью богов друг друга не убьют.

– Я чуть не прослезилась! – ехидничала потом Энка.

А Ильза философствовала:

– Отчего так получается? Один орк сам по себе не такой уж плохой парень. А все в куче – сущие чудовища!

– Психология толпы существенно отличается от психологии индивидуумов, ее составляющих! – выдач на-гора Хельги.

Ильза сделала вид, будто что-то поняла.

Холодно, бесприютно и страшно в Аттаханской степи зимой.

Голодным волком воет ветер. А может, и не ветер, а в самом деле волк рыщет меж холмов и курганов в поисках добычи. Мертвая трава путается, цепляет за ноги, оставляя на штанинах гроздья гадких двухвостых колючек, их потом долго приходится счищать и выщипывать. Небо бесцветное, тусклое – и не солнце, и не тучи, хмарь какая-то.

Скучная, пустая дорога тянется с юга на север, то приближаясь к самому подножию гор, то серой змеей уползая далеко в степь. Снега нет, сухая земля, растрескавшаяся от мороза, и впрямь напоминает чешуйчатую змеиную кожу, старую, облезлую. Северный ветер гонит по ней клубы пыли, и она больно колет лицо, слепит глаза, хрустит на зубах кварцевыми песчинками…

Кварц – непростой камень. Из его белых, прозрачных кристаллов делают магические шары и всевидящие очи. Из белого прозрачного кварца состоит таинственный кристалл Акнагаррона, тот самый, что хранит прошлое. «А вдруг, – думалось Ильзе, – и эти песчинки тоже умеют хранить былое, пусть малую его частицу, а все-таки чью-то судьбу?»…

Дорога не всегда оставались пустой. Живых на ней пока не встретилось, а мертвые были. И голые, обглоданные волками, отбеленные ветрами скелеты, и черепа на кольях – приметы последней большой войны, здесь никто не удосужился их убрать, – и совсем свежие трупы степняков с широко перерезанными глотками.

– Так ведь теперь мир! – удивилась Ильза первой страшной находке.

– В степи не бывает мира, – откликнулся Хельги.

И ночевали они по-военному, под защитой кругов, с часовыми и без костров, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Холодно ночью в степи без костра!

А все-таки это свой холод, своя ночь и своя зима. И степь своя. И время свое, родное. Ты тут хозяин, а не незваный гость, а значит, все можно вынести и перетерпеть…

…А много, много сотен лет назад вот так же, облезлой змеей, вилась по степи дорога с севера на юг. И трупы, свежие и давнишние, лежали на ней. И ветер выл над ними, будто оплакивал.

И шли по той дороге пятеро Странников. Старец, убеленный благородными сединами, но бодрый, будто юноша, легкий на ногу, быстрый в движениях. И четверо юношей, издали больше похожих на немощных стариков: иссохшие лица и руки, потускневшие взоры, ранняя седина в волосах, шаркающая походка, как у больных… Шли они с севера на юг, чтобы сделать мир счастливым…

– Я выронил любимый нож! – горестно воскликнул Корнелий Каззеркан. – Подарок покойного отца, он его сам ковал! Я должен его непременно найти!

Он долго шарил подле себя в темноте – костров ночью не жгли из страха привлечь внимание разбойников-степняков.

– Давай спать! – недовольно пробормотал Гастон Шин. – Утром отыщем.

Но и утром не нашли. Двинулись дальше, на юг…

Эдуард поутру удалился… нет, не в кусты – не было тут подобной растительности. Просто в сторонку. А вернулся с находкой.

– Под камнем лежал! Я камень сдвинул, хотел завалить… – Тут он запнулся и постеснялся продолжать.

– Везет же тебе на это дело! – съязвила Энка. – Третий раз уже! Если вдруг понос приключится, так ты, пожалуй, целый оружейный склад накопишь!

Эдуард обиделся и хотел выкинуть добычу. Но сильфида перехватила:

– Ладно, не дуйся! Показывай, раз принес!

Это был нож. Неплохой, с оригинальной формы лезвием и удобной рукоятью, но тусклый, выщербленный, изъеденный ржавчиной насквозь.

– Ерунда! Ни на что не годится!

Эльф взял находку из рук разочарованной сильфиды:

– О! Это очень старая вещь! Я чувствую на ней печать времени! Ножу не менее тысячи лет!

– Покажи! – заинтересовался Хельги. Повертел в руках, поскоблил собственным ножом, счищая окалину. И усмехнулся: – Какая там тысяча лет! Смотри!

С большим трудом, но все-таки можно было разобрать гравировку на металле рукояти. «Сыну Корнелию от отца, в день поступления в обучение. 25 марта 6023 года» – гласили руны.

– Это современный нож, – уверенно подтвердила Меридит. – Такие в Поните один покойный мастер делал, я знаю, где его кузница была. Мама у него часто оружие заказывала.

Взгляд эльфа сделался тревожным и странным.

– Я могу поклясться, что этот нож пролежал в земле столетия! Ошибки быть не может! Печать времени подделать нельзя!

И всем стало как-то неприятно, жутковато от его слов. Так всегда бывает, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым, мистическим.

Но аналитический ум магистра Ингрема не признавал мистики и всегда искал рациональное объяснение чудесам.

– Кто мог тысячу лет назад потерять современный нож? – задач он вопрос. И ответил сам себе: – Только Странники. Больше некому.

– Они вроде бы к побережью шли! Как их в степь занесло?! – удивился Орвуд.

– Поживем – узнаем, если боги дадут, – сказала сильфида, аккуратно прибирая находку в мешок.

Разумеется, Рагнар и в этой истории узрел перст судьбы.

Эфиселия последними словами бранила себя за поспешность и непредусмотрительность. Нет бы сообразить, не выводить коней на продажу всех разом! Одного бы здесь продала, второго – в другом городе. Тогда бы и не приняли за конокрадку, не отобрали бы живность в пользу казны и саму бы не кинули в темницу вместе с воровками, продажными девками, разбойницами и побирушками. Нечего сказать, подходящая компания для благородной дамы! И дочери ее должны появиться на свет в подобном обществе!

От досады она стукнула ногой табуретку, та с грохотом свалилась и отлетела к стене.

– И чего ты опять злисси? – сонно пробурчала соседка по лежанке – необъятно толстая, невероятно ленивая, глупая как пробка, но добродушная девка по имени Гана, по кличке Бочка, по роду занятий – разбойница с большой дороги.

«Чего она могла наразбойничать? – часто гадали ее товарки по заключению. – Как же она с оружием управлялась, тумба неповоротливая?! Это ведь какое проворство нужно! А она одну ногу с лежанки четверть часа спускает». Пробовали расспрашивать. Но на все вопросы Бочка только глупо хлопала сонными коровьими глазами и бормотала бестолково: «Дык я того… весом брала! Всей тушей, значицца!..» Вот и пойми ее! Девки хохотали и болтали непристойности.