Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Напрягая слух, Старец стоял возле крошечной решетки, вмонтированной высоко в стене камеры. Он видел только бледные очертания в темноте, но слышал шорохи юного тела, пробудившегося от наркотического сна. Старец был терпелив и потому ждал. Сколько же раз он руководил юношей, совершая ритуал пробуждения? Своему новобранцу он показывал сад во всем его великолепии, усиленном наркотическим снадобьем, что добавлялось в сладкое, как сироп, вино. Юноше показали рай, но теперь, в полутьме, его взору предстанет ад.

Услышав испуганный возглас внизу, Старец тихо улыбнулся. Ему припомнились и страх, и смятение, которые испытал он сам уже так много лет назад.

В маленькой камере стоял трупный смрад. Тела с обмякшей плотью лежали сверху на юном воине. Старик слышал его шепот и всхлипывания, когда молодой человек выбирался из-под окоченевших конечностей. А ведь казалось, что всего пару секунд назад он еще сидел в удивительном и прекрасном месте. Старец создал совершенный сад и тщательно отобрал женщин, учтя каждую мелочь. Это были изысканные создания, а наркотик воспламенил юношу до того, что даже легкое прикосновение к его коже едва не сводило с ума. Потом он лишь на один короткий миг закрыл глаза, а очнулся среди зловонных трупов.

Старец напряг зрение, вгляделся во мрак. Там было заметно движение: юноша выбирался из-под тел. Его руки наверняка ощущали гнилое мясо и, возможно, даже копошащихся червей. Юноша стонал, его рвало. Смрад был невыносим, и Старец прижал к носу мешочек с ароматными розовыми лепестками. Он ждал. Каждое мгновение будоражило нервы, но он был мастером своего дела.

В этом тесном мирке склизкой смерти юноша был обнажен. Он срывал кусочки блестящей кожи, прилипшие к его телу. Юный рассудок был еще слишком раним для таких испытаний, сердце, должно быть, билось на пределе возможного. Старец знал, что только очень молодые люди могли пережить такой опыт, да и те впоследствии вспоминали его до конца своих дней.

Внезапно осознав, с чем он имеет дело, юноша в ужасе закричал. Представив, что́ тот мог бы сейчас вообразить, Старец улыбнулся и приготовил лампу, которая стояла у него в ногах, чтобы случайные отблески света не испортили урок. Внизу отрок обратился к Аллаху с молитвой об избавлении из зловонной обители ада.

Когда Старец распахнул дверь камеры, свет лампы рассеял мрак и ослепил юношу. Прикрывая глаза руками, тот попятился назад. От страха и неожиданности его мочевой пузырь сжался, и, к удовольствию Старца, послышалось журчание горячей мочи. Он хорошо рассчитал момент. Из-под сжатых ладоней юноши брызнули слезы.

– Я показал тебе рай, – сказал Старец. – И показал тебе ад. Должен ли я оставить тебя здесь на тысячу лет или вернуть в наш мир? Твое будущее зависит от того, насколько преданно ты будешь следовать мне. Иначе говоря, от того, к чему склонится твоя душа. Готов ли ты посвятить свою жизнь мне, чтобы я смог использовать ее так, как сочту нужным?

Юноше уже исполнилось пятнадцать. Когда он опустился на колени и зарыдал, наркотический дурман окончательно покинул его молодое тело, оставив в нем слабость и дрожь.

– Пожалуйста! Все, что прикажешь! Я в твоих руках, – всхлипывая, ответил он.

На всякий случай он все еще прикрывал глаза. А вдруг видение исчезнет и он снова останется в одиночестве?

Старец приставил к губам подростка чашу и дал подышать камедью. Говорили, что она придает храбрости. Юноша жадно глотал, и пурпурное вино текло по его обнаженной груди, плечам и рукам. Старец крякнул от удовольствия, когда молодой человек тяжело повалился на спину. Его мысли сбились, голова закружилась, ощущения притупились.

Очнулся он уже на чистой постели в покоях из голого камня, где-то посреди крепости, служившей Старцу убежищем от внешнего мира. Рядом никого не оказалось, воспоминания о недавно пережитом ужасе вернулись, и юноша всплакнул, не зная о том, что за ним по-прежнему наблюдают. Когда он спустил ноги на пол и попытался встать, то был полон решимости никогда больше не видеть демонов смрадного подземелья. Юноша содрогнулся. Память еще хранила яркие образы оживающих мертвецов. Они вставали, смотрели на него пустыми глазами. И каждое новое воспоминание было страшнее предыдущего. Подросток подумал бы, что сошел с ума, если бы не виды дивного сада, которые тоже были еще свежи в его памяти. Умиротворение и покой, наполнявшие сад, оберегали юношу. Даже в аду.

Деревянная дверь комнаты отворилась, и юноша наконец глубоко вздохнул, очутившись перед могущественным человеком, который вызволил его из того ужасного места. Старец был невысок и коренаст. Свирепые глаза горели на смуглом, красноватом лице. У него была великолепная, умащенная драгоценным маслом борода, но одет он был, как всегда, просто, как и подобало тому, кто отказался от преходящего богатства. Юноша пал ниц перед своим спасителем и распростерся на холодном каменном полу в благодарность за избавление.

– Теперь ты все понимаешь, – тихо сказал Старец. – Я взял тебя за руку и показал славу и падение. Что выберешь ты, когда придет время?

– Я выберу славу, учитель, – дрожа, ответил юноша.

– Твоя жизнь – лишь полет птицы в освещенной комнате. Ты летишь из вечного мрака, чтобы снова исчезнуть в бесконечной ночи. Полет длится совсем недолго. Комната не имеет значения. Твоя жизнь не имеет значения. Важно только то, как ты подготовишься к новой.

– Понимаю, учитель, – произнес юноша.

Дрожь не унималась. Ему до сих пор мерещились склизкие прикосновения мертвецов.

– Горе тем, кто не ведает, что ожидает их после смерти. Среди них ты станешь сильнейшим, потому что ты видел небеса и видел ад. Ты будешь действовать без колебаний. – Глава ордена ассасинов протянул дряхлую руку и помог юноше подняться. – Можешь пойти к