Пернатый оберег - Алексей Яковлев

— Рожу-то кому начистить?

Оксана объяснила:

— Задаваке одной, Дунькой зовут. Шляется к хозяйскому сыну Никите.

— К Никите Никандрову? — уточнил козел. — Видел его фото в газете. Так что и Дуньку по Никите легко смогу опознать. Как увижу его с какой-нибудь чувырлой, чувырле по мордасам, а ее кавалеру…

— Никиту не смей трогать! — взвилась Оксана.

— И не собирался, — заверил натертый. — Смоюсь по-быстрому, а Никита пусть любуется на фингалы под гляделками своей красотки.

На том ударили по рукам, и Оксана полезла в свой тайник под кроватью за сорокаградусным авансом.

— Только ты мне позвони, когда эти голубки куда-нибудь поедут, желательно без охраны, — крякнув после первой, попросил корыстный полюбовник. — А где они, кстати, обычно прогуливаются?

— Ездят на лошади через лес к Пионерскому озеру и по пути ворон стреляют, — пояснила Оксана и недоуменно пожала плечами. — Не понимаю я Никиту: серьезный человек, почти отец семейства, а занимается такой ерундой!

— Вот там я Дуньку и подстерегу, — обрадовался козлина безрогий. — Выскочу, Дуньке по мордасам — рраз и два! — и нырь обратно в кусты. И поминай, как меня звали!

Долгое время Оксана все никак не решалась позвонить козлине: Никита по лесу катался и с Дунькой, и с Анжелкой, и охраны вокруг них — туча! Тут невольно задумаешься: выскочит козлина безрогий из кустов, да перепутает Дуньку с Анжелкой. Мало того что фингал поставит не той, это еще полбеды. Анжелка тоже хорошего порыльника заслужила! Но вдруг охрана козлину поймает? Станут дубасить, а он — у меня уважительная причина: Оксанка бутылку пообещала! Еще уволят, и такого хорошего места лишишься. Но однажды Дунька прискакала к Никите одна, без Анжелки, и, как обычно — нырь к нему в спальню. А через какое-то время выскочила оттуда, взгромоздилась на свою кобылу — и только подковы засверкали. Видно, решила раньше Никиты прискакать к Пионерскому озеру и встретить его там в купальнике — две нитки. Хоть и удобный момент для полюбовника никчемного заработать себе на бутылку, но Оксана тогда сдержалась: может, разлучница и сама мордасой треснется о ветку, без Оксаниной помощи. Потом и Никита уехал. Оксана пошла прибрать его постель и под подушкой нашла — срамота, ни стыда, ни совести! — Дунькины трусы. Бесстыжая! К почти женатому человеку лезет в постель да еще свои тряпки на память оставляет?! Тут уж у Оксаны ретивое взыграло! Позвонила козлине: так и так, Дунька одна поперлась к Пионерскому озеру! Отмутузь ее как следует — я тебе и две бутылки не пожалею! Только поторопись, а то Никита поскакал за ней следом! Козлина в ответ: «Бу сделано!» — и дал отбой. А Оксана все никак не может успокоиться. Нет, мало бесстыжей разлучнице фингалов! Пусть-ка ее и вудистским наговором прожарит! Собрала Дунины волоски — и в Маршины апартаменты, к компьютеру. Марша-то опять в Америке болтается. Связалась с вуду-шаманкой по Интернету.

— Вот, как вы сказали, волоски моей врагини. Не сможете ли через чаты, блоги или как там их еще, разлучницу бессовестную заколдовать?

Марша спросонья глаза протерла, но ответила бодро:

— Запросто заколдую! Положи волосы разлучницы на сканер и иди себе спокойно. А обидчице твоей бесстыжей не будет ни дна ни покрышки!

Ну а потом сами знаете что случилось! Дунька осталась целехонькой, а козлина даже за бутылкой не пришел, видно, совесть его, обманщика, замучила. Никиту же, бедного, кто-то убил. Тут от горя ум за разум зайдет! Забыла и про разлучницу уцелевшую, тем более что и разлучать теперь ей Оксану стало не с кем. И про волосы ее, что на Марфином сканере оставила, только недавно вспомнила: аккурат перед несчастьем с Маршей. Поделилась тогда своими сомнениями с Лидией:

— Что делать? Дунька теперь мне не соперница. Вон и замуж уже вышла за бизнесмена. Может, и ребеночек у них уже намечается. А Марфа-то все колдует вудистским наговором, у нее во чреве младенца губит. И как ее теперь остановишь?!

Лидия, вместо того чтобы посочувствовать Оксане да посоветовать что-нибудь умное, вдруг схватилась за живот да как заорет: «Дура ты ненормальная!» — и выскочила из комнаты, как наскипидаренная! А через некоторое время Оксана услышала, как Юлия в коридоре завопила: «И-и-и-и…» — а охрана забегала: Марше кто-то голову разбил.

Глеб посочувствовал и Оксане, и ее будущему дитяти, который остался и без отца, и без проезжего молодца: козлина, рожа теркой тертая, с тех пор пропал, будто его никогда и не было. Словно в воздухе растворился, даже алкогольным перегаром в Оксаниной съемной комнате больше не пахнет. На Оксанин вопрос, обратиться ли ей уже сейчас по Интернету к дедушке ее и Никиты будущего ребенка с радостным известием о предстоящем рождении внука или подождать приезда дедули в Малинскую, Глеб определенного ответа не дал. Сказал, что подумает и свое мнение выскажет позже.

Распрощавшись с Оксаной, Панов вышел на комнаты, но только прослушав в машине отрывки из Оксаниных откровений и убедившись, что запись получилась качественная, выключил диктофон. Что делать, в интересах следствия пришлось пойти на моральный компромисс и, не ставя в известность доверчивую женщину, тайно зафиксировать ее рассказ, ставший таким образом показанием. Заранее предвкушая удовлетворение, с каким он посадит в лужу Новикова с его бредовыми наветами на Юлию, Глеб поехал в Москву, к месту убийства Изяслава, где продолжала работать следственно-оперативная группа.

Когда Панов вошел в одну из комнат огромной квартиры Изяслава, члены оперативно-следственной группы, собравшиеся там, как раз начинали обсуждать первые итоги расследования. Председательствовал на совещании Курсаков, а первым он предложил высказаться Новикову — как самому заинтересованному в скорейшем раскрытии преступления. Новиков в присутствии людей, которые могли довести его небеспристрастное мнение до ушей, которым оно не предназначалось, высказывался максимально осторожно. Запинаясь и откашливаясь, начальник охраны доложил, что видеокамеры зафиксировала гостей Изяслава. Это были женщины. Одна посетила Изяслава в восемнадцать часов тридцать минут и пробыла у него около часа. Другая пришла через полчаса после ухода первой и покинула квартиру через пятнадцать минут. Смерть пострадавшего наступила в период от девятнадцати до двадцати одного часа. Сейф открыт, деньги исчезли. Обеих женщин консьержка опознала. Первую она пропустила, потому что это была родственница хозяина квартиры, которая и раньше к нему приходила и, если хозяин квартиры отказывался ее впускать, устраивала большой скандал. Она, консьержка, человек маленький, ей неприятности ни к чему, и она эту родственницу пропустила. Вторую женщину Изяслав уже с месяц назад распорядился пропускать к нему беспрепятственно: у нее был и свой ключ от квартиры. Она навещала потерпевшего раза два-три в неделю. Нет сомнения, что вторая — любовница Изяслава, а первую, родственницу, многие опознали как Юлию Никандрову, сестру покойного, и только он, Новиков, не совсем в этом уверен. Услышав такое чреватое неприятностями заявление, Курсаков тоже закашлялся и объявил перерыв: ему требуется сделать срочный звонок… Все присутствующие обменялись понимающими взглядами, а Новиков отозвал Глеба в уголок и прошептал:

— Понимаешь теперь, в кого ты влюбился и во что влип? Посмотри хоть запись с видеокамер!

— Посмотрю, посмотрю, — пообещал Глеб, — и увижу, как ты сел в лужу со своими обвинениями, а твои веские улики и неоспоримые факты лопнут, как мыльные пузыри!

Тут в комнату вернулся Курсаков. Он, видимо, спрашивал у начальства, что делать — намечается грандиозный скандал: оказывается, детей Никандрова убивала и похищала их сводная сестра! А начальство, видать, ответило — выкручивайтесь, как сможете, сами. Пока Курсаков с обреченным видом снова откашливался, перебирал вещественные доказательства, лежавшие перед ним на столе, и с тоской думал, что дело не удастся спустить на тормозах, Глеб рассматривал фотографии с видеоматериалов, на которых были запечатлены лица Юлии и другой гостьи Изяслава. Потом Глеб попросил слова и выложил все свои оперативные карты.

— Во-первых, — Глеб поднял над головой фото предполагаемой любовницы Изяслава, — это никакая не любовница и не женщина вовсе, а юноша нетрадиционной сексуальной ориентации, да, любовник убитого. Стыд и срам, что служба безопасности не знала о бисексуальных наклонностях охраняемого лица!

— Почему не знала? Знала, — обиженно огрызнулся Новиков.

— Знала — и не только помалкивала, но и инспирировала необоснованные подозрения в отношении сестры пострадавшего, Юлии.

— Вот уж чего я не делал, так это не инспирировал, — возмутился Новиков. — Все свидетели, что я единственный усомнился, что посетившая Изяслава женщина — это Юлия. А что касается помалкивания, так мы, по-твоему, должны были трубить о компрометирующих пристрастиях одного из хозяев?!