Миф моногамии, семьи и мужчины: как рождалось мужское господство - Павел Соболев

за собой по снегу зимой". Этнографы вообще утверждают, что в доколониальный период у индейцев американского севера сани таскали именно женщины, а создание же собачьей упряжки стало возможным, только когда европейцы завезли ружья, что позволило индейцам лучше охотиться, а значит, содержать и кормить достаточно собак (Шнирельман, 1980, с. 144). Как видно, не только верблюды, но и собаки освобождали женщин.

Быт новогвинейских папуасов выглядел так: "впереди шёл муж, в руках которого не было ничего, кроме лука и стрел, а позади плелась жена, сгибаясь под тяжестью собранного хвороста, плодов и младенца. Мужские охотничьи вылазки, похоже, затевались в основном ради возможности провести время с друзьями: изрядную часть добычи съедали сами охотники прямо в лесу. Женщин продавали, покупали или бросали, не спрашивая их согласия" (Даймонд, 2013).

Аналогично был устроен быт монгольских кочевников, в XIII веке описанный итальянским монахом-путешественником: "Мужчины ничего вовсе не делают, за исключением стрел, а также имеют отчасти попечение о стадах, но они охотятся и упражняются в стрельбе. Женщины их все делают полушубки, платья, башмаки, сапоги и все изделия из кожи, также они правят повозками и чинят их, вьючат верблюдов и во всех своих делах очень проворны и скоры" (цит. по Крадин, 2006, с. 395).

"На собирательной стадии женщина является вьючным животным и служит для переноски всякого рода тяжестей. Женщина, как вьючное животное, проявляет большую выносливость. Она переносит тяжести на плече, или на голове, или на спине, при помощи особой лямки, перекинутой через лоб или перетянутой через грудь" (Богораз-Тан, 1928, с. 75).

Такие же описания оставили путешественники по Дагестану второй половины XIX века, называя местных женщин "несчастными женщинами кавказских гор, работающими, как вьючный скот, и не только под старость, но и в 30 лет уже не могущими распрямить свой стан! В облегчение полевых работ дидойских женщин нигде не видно было и ишака, этого единственного существа, участь которого в горах может сравниться с участью женщин. Но нет, ишаки в Дагестане всё же в большей холе, чем женщины!" (Воронов, 2011, с. 321).

Как видно, эксплуатация женщины свойственна самым разным культурам всех частей света — как охотникам-собирателям, так и земледельцам, и скотоводам, а раз так, то почти наверняка такое положение дел уходит корнями в глубокую древность. Как показывают некоторые реконструкции, благодаря одной успешной загонной охоте древний человек мог добывать сразу около 13,5 тонн мяса. Это очень внушительно. И чтобы затем доставить всю эту дичь в лагерь, одному мужчине требовалось нести около 45 кг, совершив около шести ходок. На основании этого учёные справедливо полагают, что в транспортировке мяса участвовали и женщины, и подростки (Файнберг, 1980, с. 93). А исходя же из всего описанного выше, можно даже предположить, что Мужчина вовсе не участвовал в этом процессе, а только лишь женщины и подростки. Знаменитый скелет 9–10-летнего ребёнка (поначалу ошибочно считавшегося девочкой) со стоянки Сунгирь (около 30 тыс. л. н.) имеет деформации, указывающие, что он регулярно переносил тяжести на голове (Бужилова, 2005, с. 70).

Выше не зря было отмечено, что раз когда-то в древности за Мужчиной была закреплена Великая Охота и сопутствующие ей ритуалы, за женщиной же осталось закреплено фактически всё остальное. И когда исполины мегафауны в итоге вымерли, женщина оказалась единственным реальным кормильцем всей группы. И мужчин тоже.

Порой возникают сообщения, что в древности и женщина могла охотиться на мегафауну наравне с мужчиной. Но это маловероятно, так как подобные догадки строятся лишь на факте обнаружения в женских захоронениях охотничьих орудий, что, однако, не даёт уверенности в участии женщин в охоте: известны и детские захоронения 3-х лет, где также были погребены орудия охоты (Potter et al., 2014), что вполне может указывать, что к усопшим могли класть вещи участников погребального обряда, просто в знак уважения или скорби.

Что указывает, что охота на крупную дичь была закреплена сугубо за мужчинами?

1. Почти во всех культурах существует стереотипная связка: охотник — это мужчина.

2. Основные гендерные факторы, приписываемые мужчине, больше подходят именно для охоты (отвага, небрежение болью, ловкость, бесстрашие и т. д.)

3. Есть мясо — привилегия мужчин.

4. Охотничьи табу для женщин — по всему миру (см. Семёнов, 2002, с. 730).

5. Половое разделение труда зафиксировано в большинстве культур. Лучшего базиса, чем мегафауна, этому не найти.

6. Даже в современном браке сохраняется расстановка, что женщина выполняет все бытовые дела, а мужчина же делает минимум — он ждёт подвига.

7. Наскальная живопись по всему миру в сценах охоты всегда изображает мужчину (что, вероятно, говорит, что сложилось это ещё до выхода Человека из Африки).

Все эти факторы надо иметь в виду, когда мы допускаем, что когда-то в древности женщина могла охотиться наравне с мужчиной.

Возникает вопрос: почему женщины не воспротивились такому порядку? Как вдруг мужчины оказались способны обмениваться ими и при этом не получили отпора? Думать, будто женщины всегда принимали такое положение вещей за должное, будет ошибочным. Фольклористы указывают, что примерно 1/3 женских песен в русской деревне — протестные, их сюжет восстаёт против сложившихся традиций доминирования-подчинения (Адоньева, Олсон, с. 191). К тому же среди деревенских женщин всегда циркулировали заговоры на доминирование в доме: бабушки обучали им своих внучек перед замужеством (с. 88). То есть женщины не только осознавали своё подчинённое положение, не только были им недовольны, но и пытались как-то противостоять. Но наиболее полно картину женского недовольства ещё в 431 году до н. э. описал Еврипид в трагедии «Медея», где героиня горько произносит:

Нас, женщин, нет несчастней. За мужей

Мы платим, и не дешево. А купишь, —

Так он тебе хозяин, а не раб;

И первого второе горе больше.

И главное — берешь ведь наобум:

Порочен он иль честен, как узнаешь?

А между тем уйти — тебе ж позор,

И удалить супруга ты не смеешь. […]

Ведь муж, когда очаг ему постыл,

На стороне любовью сердце тешит,

У них друзья и сверстники, а нам

В глаза глядеть приходится постылым.

Но говорят, что за мужьями мы,

Как за стеной, а им, мол, копья нужны.

Какая ложь! Три раза под щитом

Охотней бы стояла я, чем раз Один родить.

Чтобы понять, почему женщины подчинились, надо учесть следующее: флёр Великого Охотника, величие Мужчины — это был грандиозный феномен. Вся развивающаяся культура начала вращаться вокруг него, мифы и ритуалы обволакивали Мужчину плотным облаком, и длилось это тысячелетия. Это была